Ярослав Смирнов - Аэрогарды

• Название: Аэрогарды
• Автор: Ярослав Смирнов
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-020254-7

Шестая Мировая завершилась.

Теперь у Солнечной системы — НОВЫЕ ХОЗЯЕВА. Им решать, кто имеет право на благополучное существование, кто обречен на рабский труд, а кто не имеет даже ПРАВА НА ЖИЗНЬ.

«Новый порядок»…

С ним не согласны МНОГИЕ. Повстанцы, террористы… но прежде всего — АЭРОГАРДЫ.

Аэрогарды фрегата «Ред Алерт», ранее входившего в состав Военно-Космических Сил России.

СТАВКИ СДЕЛАНЫ! Война НАЧИНАЕТСЯ…

---

— Пошли, — негромко произнес д'Марья: он чувствовал, что сейчас будет интересно. Опасность здесь присутствовала, но исходила она пока что не от предполагаемого обитателя пирамиды.

Не снимая, правда, пальцев со спусковых крючков, аэрогарды двинулись за неизвестным.

При ближайшем рассмотрении пирамида оказалась очень похожей на печку-голландку, к которой по странной прихоти севшего в лужу печника присобачили какие-то наросты, похожие на детские горки. Впечатление усиливалось тем, что дверей в пирамиде не было, а имелся только узкий квадратный лаз, в который буквально просочились званые гости — вслед за хозяином.

Внутри постройки оказалось светло: под неожиданно высоким потолком гирляндами висели электрические лампочки самых разнообразных форм и размеров, вплоть до самых диких и несуразных. Пол был стеклянным, под ним клубилась какая-то красновато-синеватая муть — не то дым, не то тягучая жидкость, струящаяся в невесомости; д'Марья не стал присматриваться, он только опасался, что провалится.

Посреди зала со стеклянным полом стоял большой стол, покрытый зеленым сукном, какие бывают в казино средней руки. На столе были расставлены заварочные чайники и фарфоровые чашки.

Неизвестный в балахоне подошел к столу, уселся в большое пилотское кресло — кроме этого кресла, вокруг стола находилось штук десять разнообразных стульев, — локтем отодвинул чашки, причем две или три при этом упали на пол и разбились с мелодичным звоном, и откинул капюшон.

Д'Марья невольно с удивлением хмыкнул: вождь мирового пролетариата выглядел крайне предосудительно, будто только что сошел со страницы белогвардейской бульварной газетенки — то есть совершенно карикатурно: совершенно козлиного вида бородка, большие, неестественно раскосые глаза — один зрачок без радужки, а белки ярко-красные, — лысый череп гигантских размеров, украшенный четырьмя рогами: одна пара поменьше, другая побольше. Вождь дружелюбно улыбнулся, показав массивные клыки.

Тут д'Марья засомневался, правильно ли он определил личность хозяина пирамиды — особенно после того, как тот выудил из-за пазухи пенсне, нацепил его на нос и стал похож на Чехова в воображении обитателей курируемой им палаты. Внутреннее чувство, хмыкнув, сообщило аэрогарду — а кто его знает. Ну и ладно.

Вождь — в любом случае он был точно вождь — зашевелил губами (страшные клыки заходили ходуном), начал делать округлые жесты, опрокинув еще пару чашек, потом выудил откуда-то огромные карманные часы на пеньковой веревке и стал тыкать ими в сторону гостей, активно открывая и закрывая рот. Он явно что-то говорил, причем, судя по тому, как напрягались толстые синие жилы на его лбу, горячо и громко, но д'Марья абсолютно ничего не слышал, хотя через внешние динамики бронесферы посторонние звуки доносились: нежное позвякивание собранных в гирлянды лампочек, противный скрип ножек стула, протащенного Зоммером по стеклянному полу, тихий щелчок поставленного на предохранитель автомата…

— Мне кажется, можно снять бронесферы, — услышал он негромкий голос Ямады.

— Согласен, — ответил д'Марья, немного помедлил, слушая себя и окружающее, потом открыл клапан.

Ничего такого. Д'Марья поднял забрало — воздух здесь был свежий, он пах резко, незнакомо, но не опасно, — потом снял сферу.

— …и непременно водочки.

Голос у хозяина пирамиды оказался густой, сочный, провоцирующий на слушание и повиновение: бас, и даже не оперный, а вообще какой-то трубный. Д'Марья подумал, что именно этот голос заставлял лампочки под потолком звенеть и шевелиться.

Он взял стул — деревянный; помнится, в начале девятнадцатого века такой стиль назывался «чиппендейл», — уселся на него, осторожно раздвинул чашки на столе и положил перед собой бронесферу.

— Тогда я им и говорю: воля ваша, дорогие господа, — азартно продолжал хозяин пирамиды, шлепая клыками по нижней губе: странно, но от этого его дикция вовсе не ухудшалась, — однако позвольте указать на совершенную архиглупость подобных превращений. Голым начинает существо свой путь в поисках самости и забвения, существенно голым же оно должно самозабвенно пройти от Альфы до Омеги через нашу ижицу. Цилиндр! — взревел козлобородый. — Цилиндр!.. Гипербред, не более и не менее того. Тору — только торово. Моднявая фрачная пара эксклюзив страшно неуместна в качестве аквизита амбивалентного путешественника. Фейербах огненным ручьем пафосно растекся по останкам ревущей авиабазы — лево! Лево! Левой!

— Ваше слово, товарищ маузер! — с энтузиазмом подхватил Зоммер.

Хозяин пирамиды умолк на полуслове и с удивлением посмотрел на обер-лейтенанта. Д'Марья и Ямада последовали его примеру.

Зоммер явно смутился. Он опустил голову, даже, можно сказать, понурился и — д'Марья готов был поклясться в этом — покраснел.

— Сбили вы меня, — грустно произнес козлобородый. — При чем тут маузер?

Зоммер промолчал.

— Скучные вы какие-то, — пожаловался хозяин пирамиды. — Все молчите, молчите… Нет чтобы спеть красивую песню. Лет ми си ю стрипт, к примеру. И вспомним Лени Рифеншталь.

Повисла неловкая пауза.

Словно бы от нечего делать д'Марья стал осматриваться — нарочито небрежно. Лампочки, еще какие-то висюльки… тут он вздрогнул: в дальнем углу зала, в душной коричневатой полутьме увиделось нечто неожиданное, тоже свисающее с потолка: здоровенная, очень тяжелая на вид глыба, отдаленно напоминающая повешенного за ноги человека, поворачивающегося вокруг своей оси… от ее зеркальной поверхности отскакивали вовсе не те картинки, какие должны были бы: никаких столов, лампочек, чашек и аэрогардов, но лишь грязноватые, дурно пахнущие даже на расстоянии разводы и звонкие суховатые щелчки ярко-желтых автоматных выстрелов…

Д'Марья невольно отвел глаза в сторону. Один взгляд на странное вращающееся зеркало вызывал чувство тошноты и омерзения: он даже ощутил, как рот наполнился кисловатой слюной.

— Так, — деловито сказал козлобородый. — Не будем гризетствовать и играть в мовизм. Не по Сеньке шапка. Это как пустить в звездный лабиринт в век дракона черную кошку с абсолютным оружием — не поймут друг друга, несовместимые вещи, какие координаты чудес ни задавай. А со стороны ничего, бывает интересно. Не заблудишься. Особенно — если на кону водочка стоит. Да еще и не на одном. Для нежелающих. В розлив. И — в Разлив! Эх, охота… междугазетная организация. В четырнадцатый день месяца ияр кому-то, пожалуй, стоило бы выпить на юбилее. За Императора. Любого. Но не каникулярного. Без этого, пожалуй, кое-кому нельзя. Особенно тем, кто пропустил пятнадцатый день месяца предыдущего. То есть не пропустил, а был занят. Бывают такие — опоздавшие. Мосты вот только жечь не нужно. Культура, наверное.

Д'Марья покосился на своих спутников. Ямада слушал чрезвычайно внимательно, а вот Зоммер, похоже, не слушал вовсе — рыскал взглядом по сторонам, держа палец на спусковом крючке блицгевера.

— Между прочим, здесь каждый раз — утро, — понизив голос, доверительно сообщил хозяин пирамиды и налил себе чаю. — И светло. Но не по той причине, как вы, наверное, подумали. Падать вот только неприятно… и вообще не стоит думать, что вы такие первые и такие умные… и мы не первые, и даже те, кто был перед нами, — тоже, возможно, опоздали. Путешествия, переходы, прорывы… все это было не раз и не сто восемь раз, волочь по туннелям свои воплощенные горести — невеликая доблесть. Вам проще, вы понимаете, как мучительно быстро течет песок, как мала емкость, куда уже ничего не вернуть и не вернуться никогда… а если я шучу? Попробуйте, проверьте, это право каждого путешественника, — хозяин пирамиды снова неуловимо изменил интонацию, — но компас может показать не туда.

Козлобородый умолк, схватил чашку обеими руками и принялся истово хлебать чай, шевеля рогами. По лысине его пошли пурпурные пятна.

— Нетерпение! — провозгласил внезапно хозяин пирамиды, широким жестом отбрасывая опустевшую чашку: она с металлическим лязганьем покатилась по полу и затихла где-то в дальнем углу. — Нетерпение и нетерпимость! Три времени, три цвета времени, три возраста — одно и то же… все одно и то же, и ничего принципиально нового. Да разбудите вы хоть меня, хоть кого угодно и где угодно — даже в Лондоне, — и вам скажут, что на Тауэре до сих пор висят отрубленные полусгнившие головы, что после первого тайма на армагедцонском стадионе по нулям, что туннели не анизотропны, а наступать на грабли — забава общечеловеческая. Поднимите себе веки — и вы ничегошеньки не поймете, потому что риторика — наука по известному определению халявная, содранная кожа хороша на барабане, умение терпеть свойственно не всем, а во льдах, между прочим, довольно холодно…

— А предательство — признак интеллигентности, — добавил д'Марья.