Хуан Мирамар - Несколько дней после конца света

• Название: Несколько дней после конца света
• Автор: Хуан Мирамар
• Издательство: Ника-Центр, Эльга
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 966-521-290-7

Что ждет этих, таких знакомых, людей (а может быть, это мы с вами?) после вселенской катастрофы, грянувшей ниоткуда и влекущей в никуда? Свет четырех солнц пугающе омывает Город (вернее, то, что от него осталось), раздробленный на многочисленные майораты, раввинаты, патриархаты и так далее, и тому подобное… Что спасет этих людей: бегство на далекую планету, могущественный покровитель?… А может – их неиссякаемое чувство юмора, умение дружить и поддерживать друг друга? Сумеют ли они, мечась между сном и явью, разобраться в себе, сделать свой единственно верный выбор?

В философско-фантастическом романе Мирамара «Несколько дней после конца света», немного грустном и очень ироничном, больше вопросов, чем ответов. Но он заставляет думать, а это – уже немало.

---

Рудаки догнал Переливцев и сказал, кивнув на Урию:

– Похоже на Чернобыль – все друг другу ужасы рассказывают, а ничего особенно страшного, собственно, не происходит.

– Как не происходит? – возразил Рудаки. – А луддиты? А Аборигены эти непонятные? А солнца новые? А хаос всеобщий? Все эти патриархаты и майораты независимые?

– Все это имеет место быть, не спорю, – согласился Переливцев, – только несерьезно все это как-то.

– Бархатный бардак, – усмехнулся Рудаки, – раньше были «бархатные революции», а теперь просто бардак, но бархатный.

– Похоже на то, – опять согласился Переливцев и замолчал.

Иванов шел немного впереди с Рихманом.

– Не спеши, Ефим, – Иванов придержал Рихмана за рукав. – Куда спешить? Все равно водка у меня… и автомат тоже.

– Слышал, что Вадик говорит? – Рихман пошел медленнее. – Мне кажется, он прав – несерьезно все как-то. Вот смотри: появилось четыре солнца на небе, паника, власть как всегда на высоте – призывают сохранять спокойствие, а сами удирать, правда, удирать-то некуда. И вот четыре солнца взошло, а страшного по-настоящему ничего и не случилось – никакой особой радиации, во всяком случае, никто от нее не умер, вообще никаких особых смертей или даже массовых эпидемий каких-нибудь. Очки темные, правда, стали носить, но больше для проформы. Вон у нас во дворе бомжи живут, как жили, никто не ослеп, а у них не то что очков, штанов нет, сам понимаешь. Или вот землетрясение это и предыдущие – разве это землетрясения – у нас в квартире только одна картина со стены сорвалась, а этаж – сам знаешь – десятый.

– Ты что, дома живешь? – спросил Иванов.

– Пока нет, но квартиру проверяю часто, скоро, наверное, переедем – подвалы эти тоже, похоже, дань общей панике – ответил Рихман и продолжил: – От чего прячемся? Дальше смотри: звезды на небе каждую ночь новые, Аборигены с песнями и танцами их идиотскими. Короче говоря, такое впечатление, что кто-то для нас цирк устраивает. Ты как думаешь?

– Зачем? Кому это надо? – довольно равнодушно поинтересовался Иванов.

– Не знаю, – ответил Рихман, – может, выжить нас хотят. Не знаю.

– Вряд ли, – усомнился Иванов. – Такими средствами. Проще мор наслать какой-нибудь или бомбу сбросить. И потом, кто нас хочет выжить? Инопланетяне? Именно нас? В других странах ведь ситуация похожая – бархатный бардак. Слышал, как Аврам сказал?

– Откуда ты знаешь, что в других странах то же, что и у нас? – спросил Рихман. – Связи ведь нет, мы не знаем даже, что делается в нескольких километрах от города.

– Ну, положим, это-то я знаю, – сказал Иванов, – ездил от института картошку заготавливать как раз километров за двадцать – двадцать пять.

– Ну и что?

– Вроде то же самое. Четыре солнца на небе.

– Это еще ни о чем не говорит, – сказал Рихман. – Все-таки двадцать километров – это не расстояние. Но ты дальше послушай, что я хочу сказать, – продолжал он, – вот в социальной, так сказать, сфере похожие вещи происходят – государства развалились, а гражданской войны или даже конфликтов каких-нибудь нет.

– А луддиты? – Иванов был настроен скептически.

– А что луддиты? – у Рихмана, похоже, на все был ответ. – Сами луддиты, конечно, придурки и шизофреники. Но смотри: разбили, уничтожили компьютеры и исчезла банковская система, а потом и деньги. Не стало импорта – исчезли дорогие шмотки и «мерседесы». Исчезли деньги и естественным образом исчезли богатые и бандиты – братки на базаре грузчиками служат за жратву или в армии опереточной какого-нибудь майората. Кто-то очень неглупый все это затеял, только вот зачем, не понятно.

– Происки международного сионизма, не иначе, – усмехнулся Иванов, которому надоела эта тема. – Компьютеры, правда, жалко, – вздохнул он, – я со своим сроднился и Маина скучает.

– Конечно, жалко, – согласился Рихман. – Я вот так и не научился как следует.

– Резюмирую, – торжественно заявил Иванов, – без поллитра в этих делах не разберешься, а у меня даже два раза по пол-литра. Прибавим шагу, а то отстали мы.

– Только я вот что еще хочу спросить, – Рихман уже почти бегом догонял Иванова, – этот Урия, в него что, действительно Аборигены стреляли?

– Скорей всего, привиделось ему спьяну, – бросил Иванов, не сбавляя темпа.

– А автомат? – Рихман немного задыхался, но не отставал.

– Оставил кто-нибудь, пока мы от землетрясения спасались.

Они догнали остальных и теперь подходили к кафе вместе со всей компанией.

– Прибыли, – сказал Рудаки. – Вот он, надежный оплот свободного предпринимательства в мире хаоса и всеобщей анархии.

Кафе располагалось в пристройке, прилепившейся к старому зданию университета. Насколько помнил Рудаки, здесь всегда было какое-нибудь питейное заведение: при Советах тут был бар с нелепым, чисто советским названием «Донецк» – даже самую отдаленную ассоциацию с центром угольного бассейна в кафе обнаружить было трудно, и среди студентов, преподавателей и просто пьющего народа кафе тогда звалось «Кафедра» – благо все ассоциации и параллели были рядом, в университете; при последней власти окрыли тут кафе «У Тараса» (рядом, в парке, был памятник Шевченко), но в городе его по-прежнему называли «Кафедра».

После катастрофы заведение перешло к предприимчивому азербайджанцу по имени Мамед, и Мамед собственной персоной встречал сейчас компанию, стоя на пороге своего заведения. Это был невысокий лысоватый толстячок, очень себе на уме, увлеченно игравший роль гостеприимного кавказского человека.

– Аврам-бей, здравствуй, дорогой! Добро пожаловать, Ива-ханум! – восторженно восклицал он, показывая в улыбке золотые коронки. – Кот ваш, Балтазар, всем котам кот, настоящий перс, клянусь аллахом, ловит мышь на лету – герой, Дарий персидский, Кир непобедимый. Всех словил – один только мышь остался, спрятался у этих, – он показал в угол зала, где на полу сидела группа Аборигенов. Трусливый мышь, не хочет выходить, а они током бьются, – обиженно продолжил Мамед, доверительно понизив голос, – могут кота попортить, спрятал его в кладовке, переживает, в бой рвется. Аврам-бей, Ива-ханум! Послал аллах гостей! – опять воскликнул он, попятился и жестами стал приглашать всех в зал, громко перечисляя основные позиции своего меню: – Шашлык-машлык есть, кебаб-шебаб есть, вино есть – кушать будем. Садитесь, дорогие, за кота все отдам.

Компания вошла в кафе. Просторный зал с низким потолком, в котором, как помнил Рудаки, в мирное время всегда' толпились студенты и преподаватели, разбавленные колоритными группами окрестных алкашей, сейчас был почти пуст – кроме сидевших на полу Аборигенов, в нем была только компания бритоголовых парней, занявшая один из дальних столиков. За стойкой бара, над пустыми полками висел большой яркий лозунг: «Агрессивному маркетингу – мягкий менеджмент!».

– Спасибо, Мамед, спасибо, – сказал Рудаки, – смотрю, объявления у тебя новые. Маркетинг, менеджмент – лихо!

– Осколки прошлого, дорогой! – засмеялся Мамед. – Братки принесли. Говорят: прикольно. Мне все равно – что гостям нравится, мне нравится. Братки часто у меня бывают. Вон и теперь сидят. Бедные теперь, тихие. Картошку-морковку с базара приносят, наливаю им за это.

– Ага… понятно, – Рудаки взял Мамеда под руку. – Слышишь, Мамед, мы тут с друзьями… покормишь?

– О чем разговор?! – Мамед воздел руки горе, призывая в свидетели аллаха. – Ваши друзья – мои друзья, мамой клянусь! – и добавил, хитро прищурившись: – За друзей кота в аренду в Подольский раввинат отдавать будем. Там кунак мой, Давид, стонет: кота дай – мышь замучил, спасу нет. Садитесь с друзьями, шашлык-машлык есть, кебаб-шебаб есть, вино есть – кушать будем. Садитесь, дорогие, за кота все отдам.

– Не надо кота напрягать, – сказал Рудаки и опять взял Мамеда под руку. – Послушай, Мамед, тут у Урии к тебе одно предложение есть.

Мамед повернулся к Урии и радостно воскликнул:

– Урия-бей! Добро пожаловать, Урия-бей! Слушаю тебя, Урия-бей.

Урия наклонился к Мамеду и зашептал ему на ухо.

– Смотреть надо, – выслушав Урию, сказал Мамед, – хорошая вещь в хозяйстве всегда пригодится. Садитесь пока, дорогие, шашлык-машлык есть, кебаб-шебаб есть, вино есть – кушать будем, пить будем. Садитесь, дорогие.

Компания стала рассаживаться. Сдвинули два стола, притащили стулья. Мамед удалился ненадолго в комнату за стойкой с Урией и Ивановым и вышел оттуда, буквально излучая радушие и готовность услужить гостям – видно автомат произвел впечатление.

– Что кушать будем, дорогие? – спросил он, смахивая с чистого стола несуществующие крошки сложенной газетой. – Шашлык-машлык есть, кебаб-шебаб есть, вино есть, что выбираете?

– Давай всем шашлык-машлык для начала и бутылку вина для дам, водка у нас своя есть, рюмки только дай, – сделал за всех заказ Рудаки, а потом все же спросил для порядка: – Все согласны?