Александр Долгов - Цой: черный квадрат

• Название: Цой: черный квадрат
• Автор: Александр Долгов
• Издательство: Амфора
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00823-4

Что было бы с Виктором Цоем, если бы он не погиб 15 августа 1990 года? Свою версию событий предлагает главный редактор журнала «FUZZ» Александр Долгов в фантастической киноповести «Цой. Черный квадрат». Захватывающая как крутой вираж фантасмагория молниеносно перемещает читателя во времени и пространстве, не давая опомниться.

В книгу также включены интервью с Виктором Цоем и другими культовыми персонами рок-сообщества.

---

Тогда у нас была группа ПОЧТА, она мне очень нравилась. Мы еще квартирники вместе играли: ПОЧТА и Цой. В 1985 году у нас сложился электрический состав, худо-бедно что-то играли, а потом главный лидер, лучший друг мой Сережа Васильев умер. На сороковой день после смерти Цоя… С Дюшей много играли. Потом с тем же Лешей Рыбиным выпустили две пластинки. Сейчас думаем, может, по осени еще пластиночку записать. «Пять лет с VERMICELLI ORCHESTRA». Во все коллективы, где я играл, меня приглашали, я ни в один коллектив никогда не просился. Я или шел, или не шел. А поскольку у меня жизненный принцип «чем дома сидеть, лучше где-нибудь поиграть», поэтому достаточно много коллективов. Последнее время я играю с РАЗНЫМИ ЛЮДЬМИ. Все отлично, у каждого свой путь. У кого-то больший успех, у кого-то меньший. Это очень часто по не зависящим от музыканта причинам происходит. И это нормально, везде так. Я считаю, что «45» – лучший альбом КИНО. Он самый плохой по исполнению, по записи, но по атмосфере и набору песен мне кажется самым лучшим. И их не надо переписывать, делать лучше. Это как документ того времени. Лучшие по набору песни – без пафоса, без героизма раздражающего. Беззаботные, милые, приятные, мелодичные песни.

Алексей Вишня: В самом начале своей деятельности КИНО выглядело как бард-группа из двух человек. Тогда-то мы и познакомились в студии Андрея Тропилло, где я функционировал в качестве «пионера», воспитанника Дома юного техника на Охте. Ребята были старше всего на пару лет, и мы быстро нашли общий язык. Непреодолимая мощь Тропилловского авторитета сильно мешала Цою спокойно себя чувствовать в творческом процессе, песен у него было очень много, а времени на студии не хватало. В один прекрасный день я предложил Виктору сделать запись в домашней студии, это было в конце лета 1983 года. До следующей сессии звукозаписи у Тропилло оставался целый год, а услышать звучание новых песен очень хотелось. Так мы за пару дней и записали материал, которому я дал шуточное название «46». Всем – и Марьяне, и Юрику, и Виктору – очень понравился результат. Только для них и для их друзей я сделал порядка 30 копий. Конечно, эту рабочую запись нельзя было позиционировать как альбом, но что вышло – то вышло. Спустя заветный учебный год эти песни были переписаны заново у Тропилло и вышли на альбоме «Начальник Камчатки» уже с участием Гурьянова, Губермана, Бутмана. Вместе с альбомом «46» я начал распространять свои первые опыты под названием «Яншива Шела – последний альбом», и стало ясно, что у Рок-клуба появилась вторая студия, точнее, филиал студии «Антроп». Путем передачи неиспользуемой техники мне во временное пользование Андрей Владимирович увеличил «рабочую скорость ленты» вдвое. Летом 1985 года я работал в три смены. Утром МИФЫ, днем КИНО, вечером АКУСТИЧЕСКАЯ КОМИССИЯ (Слава Егоров и Сева Гаккель), а ночью посиделки с АЛИСОЙ, отдыхавшей у меня в процессе работы над «Энергией». В таком бешеном режиме был записан альбом «Это не любовь». Аппаратура была та же самая, что использовалась Тропилло в работе над альбомами «Электричество» и «Акустика» АКВАРИУМА. Качество выросло заметно, но Виктору больше всего нравилось комфортно записываться в домашних условиях, в тапочках и футболке. Я пытался создавать ребятам максимально хорошее настроение. Всё записалось за пару недель, приглашенный в группу басист Саша Титов за один день сыграл бас-гитару на все песни, и альбом был практически готов. Удалось привлечь в песне «Саша» Севу Гаккеля, случайно задержавшегося после записи АКУСТИЧЕСКОЙ КОМИССИИ. «Это не любовь» вышел раньше, чем уже записанный, но еще не сведенный альбом «Ночь», и Цой пребывал в наипрекраснейшем расположении духа – ибо вышел здоровский альбом нормального качества и вот-вот, со дня на день сведется «Ночь». Этот период жизни и творчества Виктора я хотел бы оставить в памяти навсегда, потому что именно таким я любил Цоя – бесшабашного и милого, готового в любой момент схватить гитару и запеть.

Прошел год, я переехал в отдельную квартиру и построил там новую студию. Выход релизов не прекращался, постоянно кто-то записывался, и физическая мощность студии стала прогибаться. Начались конфликты, АЛИСА нередко пересекалась с КИНО по времени, я становился «крайним», отдавая Кинчеву свою любовь и предпочтение. С КИНО становилось трудно общаться. Про Цоя стали снимать документальные фильмы, мы с горем пополам пытались что-то записывать, но путного ничего не получалось. Сделали треки к двум фильмам, записали «Братскую любовь», «Разреши мне проводить тебя домой» и еще несколько песен, скомпилированных впоследствии в LP «Неизвестные песни Виктора Цоя». Неимоверный бум в среде питерских рок-музыкантов вызвал приезд в Россию начинающей певицы из Лос-Анджелеса Джоанны Стингрей. У Рок-клуба появился более или менее приличный концертный аппарат, а музыканты получили великолепные инструменты. Джоанна написала английские слова к песням Курехина, БГ и Цоя, записала их в Америке. Песня «Перемен» в Джоанниной редакции называлась «Pretty Man». У КИНО появилась кассетная портастудия «Yamaha» и они начали работу над альбомом «Группа крови».

Ранней весной 1988 года я краем уха где-то услышал, что у КИНО лежит несведенный альбом, и стал уговаривать Каспаряна убедить Цоя совершить у меня его окончательное сведение. Цой поддался на уговоры. Я был счастлив, потому что чувствовал, что это будет альбом года. На кассете поканально были записаны барабаны с басом, гитара Каспаряна, гитара Цоя и голос. Все партии были идеально выверены, сыграны музыкантами дома, ко мне же попала немного шумящая запись, которая через эквалайзеры и компрессоры, да с ревербератором от Джоанны «SPX-90» звучала великолепно уже сама по себе! На этот «бутерброд» Юра наигрывал вторую партию гитары, а Виктор накладывал голос double-track. Так, в один проход это сводилось на тридцать восьмую скорость. Естественно, качество звука было беспрецедентным, ибо такого ревербератора даже у Тропилло еще не было. Неудивительно, что альбом получил прекрасные отзывы.

На этом наши творческие пути с Виктором навсегда разошлись, следующий альбом они писали уже в Москве, затем во Франции, а я потерял интерес к домашней студийной работе и потихоньку сам стал выступать со своими песнями, записал альбом «Танцы на битом стекле» и занялся другими делами.

Могу сказать абсолютно точно, что судьба благосклонно свела меня с человеком совершенно иной «операционной системы». Он говорил, думал по-другому, часто действовал неадекватно, мог привести в ярость, сначала намеренно злил, а потом обижался… С ним было невозможно разговаривать, невозможно, задав вопрос, получить внятный ответ. Этой же болезнью в равной степени заболели все, кто оставался с ним до конца.

Последний раз я прикоснулся к Виктору в приветственном рукопожатии перед концертом КИНО в СКК. Я сказал ему, что выступаю со своими песенками, пригласил в гости послушать. «Да, надо будет… Заеду как-нибудь» – сказал Цой, но я почувствовал, что он не приедет. «Как же… звезда! Больше я его не увижу» – подумал я. Так и случилось.

Сразу после смерти Виктора я сел в студию ЛДМ и записал альбом-реквием «Иллюзии», в которых стилизовал звук гитар под Каспаряна в «Группе крови». Весь альбом был пронизан духом вечности. Однако и его судьба оказалась фатальной. Это был десятитысячный тираж пластинок, который был полностью уничтожен – его залило горячей водой во время тушения пожара на этаже сверху. Чудом уцелел оригинал, который хранился у друга. Я больше никогда не записывался в студиях, работал на разных компьютерах в разных условиях, и до сих пор не изменяю этой технологии… Делаю ремиксы, танцевальные аранжировки. Но живого общения и работы с рок-музыкантами не веду. Дружу с группами ИВАН КУПАЛА, ППК. Это самые продвинутые компьютерные группы на сегодняшний день, и я счастлив, что опять нахожусь среди Богом избранных.

Артемий Троицкий: Я познакомился с Цоем, естественно, посредством Свина, который меня серьезно обаял где-то осенью 1980 года. Свин был такой панковской мамой-курицей большого количества всевозможных цыплят под названиями АВТОМАТИЧЕСКИЕ УДОВЛЕТВОРИТЕЛИ, ПАЛАТА №6, ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ и прочее – я уже не помню всех названий. Примерно 20—25 персонажей, в числе которых были и совсем не музыканты – скажем, Юфа, прославившийся как Женя Юфит, режиссер-некрореалист; Пиночет, который до сих пор является менеджером и продюсером каких-то групп… И все они плавно перетекали из одной формации в другую, записывались в разных составах под очень забавными названиями. У меня до сих пор лежит дома одна абсолютно историческая катушка, одна из самых ценных из имеющихся у меня. Практически музейная вещь, где Свин скомпилировал все имевшиеся на то время, к концу 1980 года, записи вот этого питерского прото-панка. Я пригласил Свина в Москву с концертами, не имея ни малейшего представления о том, кто с ним приедет. Насколько я понимаю, компании набирались им абсолютно спонтанно. Все примерно в одинаковой степени умели или не умели играть, все были одинаковыми друзьями, хулиганами и вообще куражными ребятами. И в первую же свою «серьезную» московскую гастроль – а дал тогда Свин в нашем городе, я так думаю, 3 концерта, это были квартирники, один концерт был в каком-то Красном уголке на Кутузовском проспекте – так вот, в первую же эту гастроль Свин привез с собой Цоя и Рыбу. Цой аккомпанировал Свину на ритм-гитаре, Рыба, по-моему, тоже. И тогда же, поскольку на самом деле в их компании царила полная анархия, а анархия – это в высшей степени демократия, Свин, хотя был звездой всей этой компании, охотно предоставлял слово всем остальным. Все остальные тоже пели свои песни. Рыба пел «Не хочу быть лауреатом, не хочу в „Астории“ жить…», а Цой тогда же спел свои первые две песни. Одна теперь уже совсем забытая и, кажется, вообще не существует ее записи. Песня называлась то ли «Ваня», то ли «Вася»: «Вася любит диско, диско и сосиски…». А вторая песня уже вошла в историю нашего рока – «Мои друзья всегда идут по жизни маршем». И Рыба, и Цой мне очень понравились. Они, конечно, были совсем не похожи на Свина, юноши были более скромные. Хотя и не менее пьяные. И авторский почерк у них был совсем иным. У Свина это был просто беспредельный панковый импровиз – фактически то, что он играл, был не панк, а какая-то полунойзовая психоделическая припанкованная музыка. Это ближе было к тому, что играли PUBLIC IMAGE в то время. Я помню песню под названием, кажется, «Время вперед», первая строчка там была: «По Невскому шлялись наркомы, блевали что-то там такое алкаши, валялись в канавах пьяные гады, висели плакаты: „Даешь анаши!“». Эта песня украсила бы репертуар PUBLIC IMAGE не хуже какого-нибудь «Альбатроса». То, что играл Рыба – это был такой минималистичный классический панк. То, что играл Цой – это были панковские по духу, но уже тогда вполне попсовые по форме песни. С четкой мелодией, с четкой структурой «куплет-припев-куплет-припев». И они были очень свежи и очень интересны. И тогда же я рассказал про Цоя Боре Гребенщикову, потому что я тогда у Гребенщикова жил на Алтайской улице.