Андрей Зверинцев - Сын Грома, или Тени Голгофы

• Название: Сын Грома, или Тени Голгофы
• Автор: Андрей Зверинцев
• Издательство: АСТ
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-046861-4

…Интересно, а что было бы, если… Что было бы, дорогой читатель, если бы Иуда не предал бы Христа стражникам, если бы прокуратор Понтий Пилат не послал его на казнь, если бы народ иудейский распял вместо Иисуса разбойника Варавву, если бы святые апостолы не разнесли по земле весть о чудесном воскрешении Христа, а Иоанн Богослов не завершил бы Священное Писание Патмосскими видениями? Что было бы с нами, с миром, с человечеством? Новый роман Андрея Зверинцева, органично сочетая в себе ироничную детективную линию и глубокую философскую притчу, заинтересует как поклонников серьезной литературы, посвященной библейским сюжетам, так и неподготовленных любителей исторических детективов, мистических романов и других популярных жанров.

---

– Оставь свой сон. Вот, уезжает друг. Можно сказать, последний. Римские друзья перебиты. Остался один Сенека. – И, обращаясь уже к Галлу, спросил: – А почему не тронули Сенеку?

– Я думаю, он откупился. Сенека, хоть и философ, но капиталец собрал. И не малый. Вот и расплатился, с кем надо.

Клавдия Прокула не утерпела:

– Это ты, Пилат, у нас философ-бессребреник. Моль весь подвой на плаще съела. Стыдно на людях показаться…

– Так научил меня жить Тиберий. Служить державе, а не лицам и не стяжать чрезмерно.

– Пусть бы он себя научил так поступать, – беззлобно заметил Галл. – Мне горестно оставлять тебя в такой печали. Но служба не ждет. Как еще посмотрит Вителлий на то, что я сначала к тебе заехал?

– Скажешь – в Риме грибами объелся, занемог, – посоветовал Пилат. – Там ведь часто такое случается. Скажешь, что неделю отходил у Пилата.

Повернувшись к жене, Пилат попросил:

– Подбери Вителлию какой-нибудь подарок. – И со значением добавил: – От Пилата.

– Вот это ты правильно придумал, игемон.

В этот момент от запертых ворот резиденции к Пилату подошел центурион:

– Прокуратору Понтию Пилату радоваться! Прибыл гонец из Иерусалима. Первосвященник приглашает игемона на иудейский праздник Пасхи в день четырнадцатый весеннего месяца нисана.

Клавдия Прокула неопределенно покачала головой. Пилат поджал губы. Галл не очень понимал, в чем проблема: ему, военному трибуну, командиру легиона, были чужды подобные сантименты. Галл был истый римлянин. А Пилат, на свою беду, был еще и философом. Галл не вникал в тонкости, хотя и мог бы при необходимости и вникнуть. Но солдату нельзя расслабляться.

Галл только спросил:

– Поедешь?

– Тягостно мне туда ехать. Пошлю на праздник трибуна. Пусть едет Луций Руф. Он смотрится как цезарь!

Мудрый Галл покачал своей породистой римской головой:

– Я бы подумал на твоем месте, Пилат. Как я понимаю, на празднике будет царь Ирод Антиппа и по протоколу должен быть прокуратор, а не трибун. Ты же сам только что говорил, что стал больше дипломатом, чем солдатом… И вообще, чем меньше ты будешь сейчас беспокоить Рим, тем меньше шансов, что репрессии по друзьям Сеяна затронут тебя.

– Все это я понимаю, – морщась, сказал Пилат. – Но не лежит у меня душа встречаться с Каиафой. Не лежит душа, вот и все. Ты понимаешь, Галл, что это такое: не лежит душа?

– Не понимаю. И удивляюсь: что здесь надо понимать?

Пилат повернулся к жене:

– А скажи, Клавдия Прокула, в твоем сне был Каиафа?

– Был. Был и просил тебя распять невинного.

– Вот видишь, Галл. Был Каиафа. Он преследует нас даже во сне! Вот пусть римский трибун, благородный Луций Руф, с ним и сразится. Все. Решение принято. Я никуда не еду.

И Пилат обратился к центуриону:

– Найди Люция Руфа и пришли ко мне.

На что Галл с сомнением покачал головой:

– Подумай, подумай, Пилат. Вспомни, что вещал вчера хор в Сенекиной трагедии.

– А что он вещал? Я уже забыл, что он вещал.

Пилат откровенно лукавил. Он прекрасно помнил, о чем вещал зрителям хор в той трагедии. Но простодушный Галл поверил Пилату и стал цитировать текст Сенеки: «Все, что терпим мы, смертный род, на земле, все, что делаем мы, свыше послано нам… Перед судьбою страх многим пагубен был: убегая судьбы, к своей судьбе приходили они…»

– Мало ли что там насочиняет твой Сенека.

– Мой Сенека? – искренно удивился Галл. – Это твой, твой Сенека. Будь последователен, Пилат. Ты же считаешь себя его учеником.

Клавдия подошла совсем близко к Пилату. Коснулась рукой его тоги.

– Он прав, игемон. Надо ехать.

Пилат с огорчением посмотрел на жену:

– И ты, Брут!.. Сейчас я провожу Галла. Если в мое отсутствие сюда придет трибун Люций Руф, скажи ему, что завтра он вместо меня едет в Иерусалим на праздник Пасхи – и за ним последуют две алы сирийской конницы…

…И все-таки наместник Иудеи Понтий Пилат, которого, как уже понял проницательный читатель, давно избрал и вел Рок, поехал на праздник Пасхи. Ибо того требовал протокол… А протокол для римского чиновника, будь он хоть трижды философом, священнее изречений дельфийского оракула. Итак, Пилат поехал…

И «все смешалось». И не только в доме Пилата, но и в наших с тобой судьбах, добрый читатель. В общем – аминь!

Поездка на праздник в Иерусалим – обычная протокольная дань уважения иудейскому Храму, царю Ироду Антипе. Это долг прокуратора, одного из последних римских чиновников, кто еще не променял понятия «долг» на «корысть». Пилат не смог отказаться от поездки. И со свитой, в сопровождении супруги Клавдии Прокулы, к чьим советам, надо сказать, прокуратор часто и не без пользы прислушивался, прокуратор приехал из Кесарии в град Давидов и разместился в своей иерусалимской резиденции – претории.

С фасада это красивое беломраморное здание было окружено кипарисами. Перед самым входом находилось вымощенное возвышение – называемое по-еврейски Гаввафой. Здесь игемоны обычно вершили суд. Сзади к беломраморной резиденции примыкала обычная воинская казарма со зловонной тюрьмой. Преторий размещался в небольшом, заботливо ухоженном парке, лишь отдаленно напоминавшем райское гнездышко Пилата в Кесарии.

Военный оркестр с трубами и легионеры с развернутыми красными боевыми знаменами, увенчанными золотыми орлами, радостно приветствовали прокуратора и его свиту. Звенели трубы и били барабаны. Пилат выслушал рапорты начальников подразделений и тайных служб: никаких непредвиденных событий не предполагалось, хотя город был переполнен странниками, кишел колдунами, пророками, комедиантами, волхвами, жителями окрестных селений, спешившими принести на алтарь Ягве отборных пасхальных агнцев. Правда, привыкшие к городским шумам служители претория потом рассказывали прокураторским дознавателям, что в тот четверг громче обычного кричали на улицах ослы и стонали в саду претория павлины, и случилось необычайное: огромный орел вдруг спустился во внутренний двор Храма и унес приготовленного к закланию Ягве белого агнца. И будто все птицы улетели из Иерусалима…

В завершении церемонии встречи замещавший игемона во время его отсутствия в Иерусалиме чиновник передал Пилату три кувшина с дорогим эшкольским вином, корзину дамасских дынь и пасхального агнца к праздничному столу – дар первосвященника Каиафы. Вино и дыни игемон одобрил, но при виде трогательного голубоглазого агнца, доверчиво смотревшего на прокуратора и его жену, несколько смешался и никаких распоряжений относительно судьбы несчастного животного не отдал.

Глава 9 Повинен смерти

В пятницу прокуратор пробудился с чувством странного беспокойства: будто его ожидает какое-то важное нерешенное неприятное дело, о котором он случайно забыл. Он силился его вспомнить, но ничего существенного на ум не приходило. Странно. Ни о каких особых происшествиях ему накануне не сообщали, значит, все хорошо, просто он стал с возрастом более мнительным. Похоже, его отношения с иудеями и Храмом налаживаются, надо только быть больше дипломатом, чем римским легионером. И тут он неожиданно вспомнил об агнце, подаренном первосвященником, и тут же распорядился отвести его пока в парк претория. Он уже решил, что возьмет симпатичного доверчивого барашка собой в Кесарию – пусть бродит там среди зелени садов его резиденции вместе с павлинами и антилопами – живой символ его дипломатических успехов в противостоянии с Каиафой. Прокуратор рассматривал дары первосвященника как знак его примирения с игемоном. Иначе какой смысл был дарить невинного агнца язычнику Пилату?

Явившийся с докладом центурион выглядел озабоченным. Умный служака обычно старался не перегружать прокуратора малозначимыми сообщениями. Он доложил, что из синедриона только что пришла бумага на арестованного ночью бродягу-галилеянина, смущавшего народ странными мыслями и выдававшего себя за Царя Иудейского. Священники обрекли несчастного на смерть, и требовалось согласие прокуратора. Посыльный от первосвященника дожидался подписи прокуратора у входа в преторий. Получив подпись Пилата, он должен был доставить бумагу первосвященнику, чтобы синедрион, отправив на казнь этого бродягу, с легким сердцем, как и полагается на Пасху, с наступлением заветного часа принялся вкушать пасхального агнца.

Прокуратор, заранее настроивший себя доброжелательно к пригласившим его на праздник священникам, хотел было тут же и подписать бумагу, но что-то остановило его, кто-то остановил его руку, и он приказал: «Приведите Галилеянина ко мне, я хочу видеть этого человека».

Посланник синедриона, видимо, не был готов к такому повороту событий. Ему обещали, что вопросов не будет и все завершится моментально. Он стал растерянно извиняться, кланяться и, вместо того чтобы ждать решения прокуратора, незаметно исчез из претория. Никто не обратил на это внимания. Пилата удивило другое. Когда он вышел из резиденции на каменное возвышение, где обычно проходило судилище над особо опасными преступниками, он увидел, что преторий окружен народом. Точнее, сначала его окружали его легионеры со щитами и копьями в руках, а уже за их спинами нестройно гудела на разные голоса большая толпа разношерстного народа. Присутствие этой толпы поразило его необычайно. И насторожило. Ведь, как полагал прокуратор, о Галилеянине знали только он, первосвященник и люди из его окружения. Кто же привел сюда эту толпу иерусалимской черни и зачем они здесь собрались? Трудно поверить, чтобы толпа собралась здесь ради простого бродяги.