Николай Харин - Снова три мушкетера

• Название: Снова три мушкетера
• Автор: Николай Харин
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1997
• ISBN: 5-7027-0307-3

---

На запад от Лувра высится громада Шатле, в давно ушедшие времена служившая опорой парижской крепости, теперь же населенная исключительно судейскими чиновниками.

Рассуждая подобным образом, мы привели читателя к тому месту города, где царило наибольшее оживление и где ожидали короля (и кардинала) с наибольшим нетерпением, готовясь засвидетельствовать ему свое почтение и уверить царственную особу в своей совершенной преданности. Неподалеку от Шатле, в городской ратуше, собрались все представители парижского муниципалитета. Вдоль улиц Сен-Мартен и Сен-Дени шпалерами были построены войска в парадной форме, а к ратуше со всех концов города стекалась пестрая толпа.

Королевский кортеж вступил в город 23 декабря 1628 года через увитую зеленью и украшенную гирляндами арку в предместье Сен-Жак. На всем протяжении следования короля были устранены подмостки, воздвигнуты декорации, в которых представляли аллегории и мистерии, а также было вынесено немало бочонков с бесплатным вином.

Навстречу королю вышли городские эшевены[13] в двухцветных бархатных мантиях и колпаках с золотым шнурком, советники в мантиях из черного сатина.

Шли купеческие старшины в ярко-красном платье с поясом, пуговицами и шнурками того же цвета и маленьких шапочках — токах, наполовину красных, наполовину коричневых.

Шагали приставы в двухцветных мантиях, на которых был вышит серебряный корабль — герб славного города Парижа.

Победоносные войска, следовавшие за королем и его свитой, также имели весьма нарядный вид, под стать городским старшинам. Королевская гвардия в белых мундирах с голубыми отворотами шла сразу же за королевским кортежем. Во главе каждой роты развевались разделенные на четыре лиловых и желтых поля, усеянные шитыми золотом лилиями ротные знамена. Впереди возвышалось белое полковое знамя с крестом из геральдических лилий.

За гвардейцами шли пикинеры в легких кирасах и шлемах с четырнадцатифутовыми пиками в руках. Стрелки пехотных полков шагали с упорами для стрельбы, которые по своему внешнему виду больше всего напоминали рогатины. Мушкеты они несли на плече. Аркебузиры несли тяжелые аркебузы, имея вид людей, занятых тяжелой же работой.

Кавалерия состояла из драгун, кирасиров и уланов.

Рота де Тревиля в конном строю следовала непосредственно за королем.

По случаю победы под Ла-Рошелью звонили в колокола.

Перезвон плыл над Парижем, вспугивая и поднимая в воздух стаи птиц. Семь колоколов церкви Св. Евстафия мелодично вызванивали музыкальную гамму, в которую вмешивался резкий голос колокола аббатства Сен-Мартен. Еще ближе в ответ ему подавала свой угрюмый голос Бастилия, с другого конца басили колокола Лувра. Через равные промежутки ронял удары набатный колокол собора Парижской Богоматери. Церковь Благовещенья, церковь Сен-Жермен-де-Пре — все они старались внести свою лепту в колокольную симфонию, звучавшую в честь возвратившихся в город победителей.

Словом, столица с радостью встретила своего короля.

Только в аристократических кварталах рядом с Королевской площадью, где выстроились большие и светлые особняки из красного кирпича с белым каменным бордюром и темно-голубыми черепичными крышами, особенно не радовались.

Здесь жило много гугенотов, которые не видели ничего хорошего в том, что кардиналу удалось расправиться с их единоверцами. Там даже осмеливались роптать, но роптали глухо, так как из их окон многим открывался вид на Бастилию, усеянную бойницами, словно черными злыми глазами, и пушками, обращенными в сторону города.

Немало непокорных аристократов получили в ней стол и кров на неопределенный срок заботами его высокопреосвященства. Особо же дерзкие, подобно Шалэ и Бутвилю, и вовсе сложили головы на эшафоте.

Поэтому, если в тот день и не весь Париж шумно праздновал успех армии короля, то, во всяком случае, никто не позволял себе шумно высказывать противоположные чувства.

По окончании торжеств д'Артаньян вернулся к себе — на улицу Могильщиков. Он нашел свою квартиру унылой и мрачной. Все предметы покрывал толстый слой пыли.

При виде г-на Бонасье, встречающего его с опасливой улыбкой на обрюзгшем лице, д'Артаньян ощутил острый прилив печали. Он вспомнил о судьбе несчастной Констанции, которую еще так недавно искренне любил.

Помрачнев, он заперся у себя, чтобы не видеть ненавистного хозяина, и почувствовал себя еще хуже прежнего. С ним не было даже Планше. Он был одинок.

«Атос сейчас, наверное, медленно напивается; а когда Атос напьется, разговаривать с ним — это все равно что пытаться разговорить медный подсвечник. Арамис поглощен мыслями о госпоже де Шеврез или занят своей диссертацией — ведь он твердо решил оставить службу по окончании войны. А наш добрый Геркулес, Портос, уже спит и видит себя богатым сеньором, супругом бывшей госпожи Кокнар. Таким образом, я предоставлен самому себе».

Не в силах более сидеть в четырех стенах, наш герой выбрался на свет Божий. Солнце начинало клониться к закату, но до наступления сумерек было еще далеко. Париж отпраздновал и теперь жил своей будничной жизнью. Со стороны набережных Сены с грохотом тянулись повозки с дровами, углем, сеном и винными бочками. К этому грохоту иногда примешивался шум многоместного дилижанса.

Испытывая одиночество, тянешься к людям, и ноги понесли д'Артаньяна к Новому мосту, который в описываемое время представлял собой одно из самых шумных и людных мест Парижа, не уступая в этом отношении Сен-Жерменской ярмарке.

Новый мост выделялся среди прочих белизной башни и перил, а также конной статуей бронзового Генриха IV, бесстрастно созерцавшего двигавшуюся у его ног парижскую толпу. Этот мост служил главным путем сообщения между берегами Сены. По этой причине тут шла бойкая торговля.

Вокруг «колеса фортуны» толпились дезертиры, безработные ремесленники, крестьяне, бежавшие в Париж, спасаясь от голода, маклеры, уличные зеваки и прочий сомнительный люд.

Бесцельно прогуливаясь по мосту, д'Артаньян меланхолически наблюдал за суетой цирюльников и зубодеров, облюбовавших мост, уличных хирургов и аптекарей-шарлатанов, продающих всевозможные мази, пластыри, чудесные лекарства и средства, спасающие от мужского бессилия и гибельного влияния комет и солнечных затмений.

Однако это поучительное для всякого человека с философским складом ума зрелище оставляло совершенно равнодушным нашего героя. Мы не хотим сказать, что д'Артаньян был лишен философской жилки. Отнюдь. Но он привык к этим картинам, чуть ли не ежедневно пересекая Сену по Новому мосту.

Пробираясь сквозь разношерстную толпу, он размышлял о своих сердечных делах и приходил к неутешительному выводу о том, что они плачевны и его любовный горизонт покрыт тучами. Камилла исчезла вместе со своим бывшим опекуном (мы говорим «бывшим», потому что девушка уже достигла совершеннолетия) в направлении Тура. Кто мог поручиться, что они разлучились не навсегда? Кто мог знать, надолго ли останется г-н Гитон там и не вздумается ли ему освободиться от малоприятной опеки кардинала?

Но печалили д'Артаньяна не столько эти мысли, сколько то, что Камилла не оставила ему никакого знака о себе. Может быть, она очень торопилась и не могла ускользнуть от глаз коменданта?

Но, может быть, она и не слишком огорчилась вынужденным расставанием? Возможно, для нее происшедшее — не более чем романтическое, но мимолетное приключение?

Терзаясь этим вопросом, мушкетер не мог, в свою очередь, не спросить себя о том же. Что значит эта девушка для него? д'Артаньян понимал, что образ бедной Констанции померк в его памяти. Зато Камилла де Бриссар стояла перед ним как живая. Он готов был узнавать ее почти в каждой хорошенькой женщине, встречавшейся ему на пути.

Стоя у перил моста и глядя на его опоры, как раз над небольшим островком, где сожгли тамплиеров,[14] - д'Артаньян был выведен из задумчивости знакомым голосом.

Глава девятнадцатая Жемблу

В толпе зевак, что окружили одного из бесчисленных шарлатанов, разложивших на мосту свои снадобья, д'Артаньян узнал Мушкетона, громко торговавшегося с продавцом. Мушкетон был не один, его сопровождал какой-то, на вид весьма смышленый, малый примерно одного с ним возраста.

В том состоянии духа, в котором находился наш герой, приятно встретить даже слугу, хотя бы потому, что с ним можно поговорить о хозяине.

— Эй, Мушкетон! Подойди-ка сюда, — окликнул его д'Артаньян.

Мушкетон живо обернулся и, увидев лучшего друга своего господина, поспешил на зов. Его спутник последовал за ним, оставаясь несколько сзади и на всякий случай сняв шляпу.

— Добрый вечер, господин д'Артаньян. Разрешите выразить вам свою радость и удивление.

— Здравствуй, Мушкетон. Позволь узнать, чем вызваны эти чувства?