Елена Хаецкая - Тролли в городе

• Название: Тролли в городе
• Автор: Елена Хаецкая
• Издательство: Амфора
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-01012-1

Все повести Хаецкой, собранные под этой обложкой, – правдивые истории о множественности миров, проницаемости границ и постоянной готовности Неведомого стать единственной реальностью, оставшейся в нашем распоряжении.

---

Хорошо бы в точности знать, что именно она хотела бы сейчас услышать от меня. Проще всего мне с женщинами, которые носят очки. Я сразу видел в их стеклах свое отражение. У черноглазых я отражался прямо в зрачках, нестерпимо блестящих этим неповторимым холодным блеском, какой бывает у женщин, которые в постели кричат – на страх соседям, – хохочут и подскакивают, а потом мгновенно засыпают расслабленным младенческим сном.

Краем глаза я лихорадочно выискивал свое отражение в какой-нибудь блестящей поверхности и в конце концов вынужден был довольствоваться никелированной стеной. Бедные древние греки и особенно гречанки. Как представишь себе, что Прекрасная Елена за все десять лет сидения в Трое так толком и не увидела своего лица! Все, что ей оставалось, – это довольствоваться выражением отчаянной похоти на физиономии Париса.

– Интересно, – заговорил я, – как изменяется представление человека о своем месте во вселенной, если он не имеет под рукой приличного зеркала?

– Вы не ответили на мой вопрос, – сказала моя соседка.

– А вы – на мой.

– Сперва вы.

– Хорошо. Меня зовут Эдуард.

– Эдуард? Серьезно?

– Да. Вполне серьезно. Учтите, вы не первая это спрашиваете. До сих пор мы вели довольно оригинальный разговор, давайте не будем снижать планку.

– Хорошо. Эдуард – это антигуманно. Ваши родители об этом подумали?

– У меня на это несколько вариантов ответа. А. «Они вообще ни о чем не думали». Б. «Имя сочинила бабушка». В. «У меня не было возможности спросить об этом родителей, потому что они погибли в автокатастрофе сразу после моего рождения». Г. «Я все наврал, и на самом деле меня зовут Игорь».

Она задумалась, чуть улыбнулась, дотронулась зубочисткой до уголка рта.

Я ждал. И, пользуясь тем, что она разглядывает меня, разглядывал, в свою очередь, ее.

Она совершенно очевидно принадлежала к числу офисных леди. Маленькая должность, но не референт, чуть повыше. Маленькая – самостоятельная – должность. Не больше тридцати. Лицо ухоженно привяло, как и обычно у женщин, которые регулярно пользуются дорогой косметикой, обязанной навечно сохранить их молодость.

Если она переварит «Эдуарда», то приглашу ее на свидание. На какое-нибудь смешное свидание, совсем детское, вроде похода в кино.

Наконец-то я сумел рассмотреть свое отражение в никелированной отделке стены – оно все время скользило и плавало, распадаясь то на полосы, то на нескольких двойников сразу.

Я выглядел как мужчина средних лет – вероятно, ровесник моей новой приятельницы. Внимательные светлые глаза. Полноватый. Про таких, кажется, говорят «рыхлый».

По тому, как она улыбалась, я понимал, что она находит меня симпатичным. И еще одно слово назойливо крутилось у меня в голове: «безопасный». Она не видит во мне никакой возможной опасности для себя. Как и многие женщины до нее. Я так до сих пор и не решил, как относиться к этому впечатлению: считать его комплиментом или обижаться.

На всякий случай сразу скажу, что я – не маньяк. Я не убиваю своих случайных знакомых и не прячу их тела в полиэтиленовых мешках по свалкам и необитаемым подвалам.

Я постоянно знакомлюсь с женщинами и, как правило, заканчиваю день в одной постели с ними.

Это их свободный выбор. Никого ни к чему не принуждают. Они сами хотят со мной переспать. Наутро они уходят. Одни прощаются долго и нежно, уверяют, что «все было чудесно» и что «когда-нибудь стоит повторить»; другие – выскальзывают из моего дома бесшумно, оставив после себя невесомый поцелуй и запах кофе (который они варят только для себя и потом никогда не моют чашек); третьи пытаются установить более стабильные отношения: «Может быть, попробуем?» Я не препятствую ни первым, ни вторым, ни третьим. В конце концов всё имеет одинаковый финал: они уходят.

Я подманиваю женщин, но не удерживаю их.

По сравнению с Дракулой я, конечно, абсолютно не опасен.

Моя внешность доставляет мне немало хлопот.

Любите ли вы гостиницы? Я – очень. Этот несравненный миг, когда ты открываешь дверь в номер и не знаешь, что ожидает тебя внутри. То есть приблизительное знание у тебя, конечно, имеется: кровать, тумбочка, графин, который ни в коем случае нельзя разбить… Но – какие они? Как расставлены? Какого цвета покрывало? Как сложено белье – уголком или прямоугольником?

А что окажется за окном, занавешенным гостиничной тюлевой занавеской? Вид на волейбольную площадку, на «парковый массив» со спрятанным в глубине грилем, на столовую? Я всегда ожидаю чуда. Я не удивился бы, отдернув штору и увидев за окном сияющее море. Но и волейбольная площадка меня неизменно радует. Не говоря уж о парковом массиве с грилем.

Приблизительно то же самое происходит с моей внешностью, когда я встречаю новую женщину. Я никогда заранее не знаю, каким буду выглядеть в ее глазах. Для того чтобы понять это, мне необходимо увидеть свое отражение в любом блестящем предмете, расположенном поблизости от нее.

Разумеется, я заранее знаю, что на моем лице окажутся глаза, нос, щеки, подбородок и прочие аксессуары, но здесь, как и в произведении искусства (не говоря уж о гостиничном номере), важно не что, а как.

Ибо в искусстве форма и есть содержание.

Внешность обычно диктует мне и выбор очередного имени. Рыхлый белобрысый мужчина – немного тряпковатый, но безопасный (что важнее всего!) – мог быть либо Игорем, либо Эдуардом. Я выбрал Эдуарда и стал ждать: что выберет она.

Она сказала:

– Лично мне нравится первое объяснение. Должно быть, ваши родители были очень молоды, очень влюблены друг в друга и жутко счастливы, если назвали вас так экзотически.

– Хорошо. Теперь ваша очередь. Отвечайте на мой вопрос.

– В таком случае, меня зовут Татьяна.

Я молчал.

Она чуть склонила голову набок и улыбнулась. В уголке ее рта засохла капелька кетчупа. Я машинально обтер ей губы, как делал это с моей младшей сестрой, когда та была еще маленькой.

Она засмеялась:

– У меня такое ощущение, что мы знакомы с вами тысячу лет. Может быть, даже родственники.

Я все еще молчал.

Она вдруг обеспокоилась:

– Что-то не так? Вы, наверное, торопитесь?

Ну конечно. «Безопасный» мужчина. И тряпка к тому же. У него не хватит мужества сказать женщине, что разговор окончен и пора расходиться.

– Нет, Татьяна, я никуда не спешу, – сказал я, чтобы успокоить ее. – Если только вы не спешите.

Она покачала головой.

– Хорошо, – кивнул я. И снова замолчал.

– А что не так? – Она опять улыбнулась. – Вам не нравится имя Татьяна? Предпочли бы Гризельду или Бьенпенсанту?

– Ваше имя меня вполне устраивает, – сказал я, – просто это не ответ на мой вопрос.

Она чуть нахмурилась.

– А какой вопрос вы задавали?

– Я спрашивал насчет зеркал и места человека во вселенной.

– Ах, это! – Она весело улыбнулась и повертелась на табурете, туда-сюда, туда-сюда. Несомненно, на работе у нее такой же вертящийся стул. Чрезвычайно гармонирует с ее фигурой. Они как бы созданы друг для друга.

Удивительное дело. Стоило появиться таким стульям, как сразу же народилось поколение женщин с подходящими для них фигурами. Причем – как предусмотрительна природа! – зачаты и, стало быть, генетически предопределены были эти дамы с их офисным фенотипом за двадцать лет до того, как промышленность освоила офисную мебель. Над этим стоило бы поразмыслить.

– Можете не отвечать, – сказал я, коснувшись ее руки.

– Почему? – Она, кажется, обиделась.

– Вы уже ответили.

– Каким это образом, если я все время молчала?

– Вся ваша личность, все ваше естество… или, лучше сказать, фенотип…

– Логотип – знаю. Даже линотип знаю. Просто типов – знавала. А что такое фенотип?

– Тип, растворенный в фенолфталеине.

– Вы меня разыгрываете… Но это мило.

И безопасно, добавил я про себя.

Теперь, когда я точно знал, что я – Эдуард, рыхлый, белобрысый, милый, – я больше не терялся. Я точно знал, как держать себя с ней.

И был готов к следующему вопросу. Этот вопрос всегда маркировал переход к новой стадии отношений – более близких.

Она коснулась кончиками пальцев моей щеки (мой жест с обтиранием ее запачканного рта вполне давал ей право на такое интимное прикосновение):

– А это… неужели родимое пятно? Простите, что я спрашиваю, может быть, это неделикатно.

– Ничего, спрашивайте. Я привык. Да, это родимое пятно.

– Удивительно. Впервые в жизни такое вижу.

Каким бы я ни представал моим подругам – тощим, толстым, черноволосым, кудрявым, лысым… в общем, вы меня поняли, – неизменным сохранялось одно: большое родимое пятно на левой щеке.

Пятно, в точности повторяющее очертание женских губок. Во времена жирных помад водевили были полны незадачливых любовников с подобными отпечатками. Про нечто подобное даже сняли комедийный фильм «Поцелуй Мэри Пикфорд».

* * *

Считается, что младенец ничего не понимает, но я отчетливо помню голос моей матери: «Боже мой, что это у него на щеке?» И чей-то еще голос, чужой: «Пигментация… потом можно будет удалить. Сейчас это делают. Косметический недостаток. Хорошо, что не девочка…»