Blackfighter - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Blackfighter
• Жанр: Научная Фантастика

---

— Я принимаю твою клятву.

Кто-то, видимо, тот самый недоумок Тальран, возмущенно взвыл: — Отец! Кому ты веришь?!

Но лорд был тверд в своем решении.

— Оборотень, я верю тебе. Но ты заплатишь виру — ты добудешь мне Камень Воды.

A`haenn tha ditthve! Это же тебе не лошадь редкой масти достать, старый ты болван, лорд Дома Белого Жаворонка! Что ж за невезение такое…

— Хорошо, милорд. На этом позвольте проститься. — И с небрежным поклоном я отвернулся. В спину мне полетело задиристое:

— Не думай, Оборотень, что я поверил тебе!

До беседы с Тальраном я не унизился. Я залез в палатку, затащил туда любопытного Мейтина и первым делом хорошенько надавал ему по шее.

— Кому я говорил — не высовываться? Кому, Мейтин?

На этот раз мальчик не огрызался, а терпеливо принимал свою порцию наказания. Потом он свернулся клубочком, накрылся шкурой по самые сверкающие глаза и стал наблюдать за мной. Я сидел, скрестив ноги, и раздумывая о том, как и где буду искать этот проклятущий Камень — последний из четырех Камней, который пару сотен лет куда-то бесследно исчез. И о том, как же вредно быть добрым — утопить бы этого лорда со всеми его сыновьями в этом же пруду…

— Милорд, а что вы теперь будете делать? Ну, с камнем?

Я наклонился к нему, и подробно описал все, что я теперь буду делать — но не с камнем, а с одним таким не в меру любопытным мальчишкой. А потом проделал все это — не торопясь и с удовольствием.

Небо в звездах

— Удар! Еще раз! Еще! Еще!

Я монотонно хлопал в ладоши, на каждом хлопке раздавался глухой стук и протестующее приглушенное шипение. Обтянутая кожей доска, по которой мальчик по моей команде наносил один за одним удары, стонала и возражала против такого безжалостного избиения. Сам «убивец» возражал еще больше. Он уже успел хорошенько разбить себе пальцы — разумеется, неверно нанесенными ударами, при верном ударе страдает противник, а не твои руки — и теперь костяшки его тонких рук постепенно превращались в кровавое месиво. Жаль, конечно, портить такую красоту — но ничего не поделаешь. Мужчина должен уметь драться — и точка.

— Удар! Раз-два-три-стоп! Удар! Еще!

Я изводил его как мог, не только преподаванием самой членовредительской из всех известных мне, — но какой зато эффективной — борьбы, но и постоянным изменением ритма ударов, их силы и скорости. Заодно и внимание потренируем. Да и манера слушаться приказа с одного слова постепенно уляжется глубоко внутрь упрямой лохматой головы.

— A'vhaetha vhierru…

Интересно, это кому? Такой противной жесткой доске, или мне, мучителю? Судя по выражению лица мальчика — мне и никому иначе. Ах, как нехорошо. Одним из приемов преподаваемой борьбы — непедагогично же было бы показывать, что есть несколько менее сложные — я поймал его за вытянутую в напрасной попытке защититься руку, перекинул через плечо и швырнул на землю. Вернее, аккуратно положил. Мальчишка, вместо того, чтобы лежать тихо, осознавая свою дерзкую непочтительность к такому мудрому и благородному наставнику, лежал, сверкая глазами и ругал меня, как мог. А в последнее время мог он все более неплохо — с кем поведешься…

С утра у меня было отвратительное настроение, вернее еще с самой ночи. Кто-то из рьяных не в меру слуг так натопил камин в спальне, что дышать было просто нечем, да еще и добавил в светильник каких-то благовоний, «чтобы милорду лучше спалось». Спалось милорду, которому дали заснуть, когда уже начало светать, отвратительно. И голова теперь гудела, как после попойки, и каждый новый запах — уже любой, хоть навоза — вызывал тошноту. И даже осеннее солнце — бледное подобие светила — вызывало боль в глазах. Перед веками плыли цветные пятна. Да еще этот стук…

Я сгреб Мейтина за шиворот, приподнял с земли и ударил — по скуле рукоятью кинжала. По тому, как мальчик без слов, только зажмуривая глаза и кусая губы от нестерпимой боли осел на землю и свернулся в клубочек, прикрывая руками голову — черт возьми, как побитый крестьянин — я понял, что сделал что-то не то. Мягко еще говоря, не то. Я закрыл глаза и стал медленно считать до десяти, потом еще и еще раз. Когда я открыл глаза, Мейтин все так же лежал на земле, тихо вслипывая и пряча голову под рукавами широкой рубашки. Когда я присел на корточки, и попытался погладить его по плечу, он вздрогнул, словно слуга, уже привыкший к побоям и не ожидающий ничего иного. Это взбесило меня похуже всего остального — почему-то захотелось просто прибить этого мальчишку. Чтобы не смел меня бояться. Чтобы не смел напоминать мне о том, какой сволочью я бываю иногда.

Я поднял его на руки и перенесся в свой кабинет в башнях. Мальчик обвисал на руках, словно тряпочная кукла — это было хуже, чем если бы он ругался и пытался драться. Я усадил своего thenno в высокое кресло, откинул прядь волос, прикрывающую след от удара. Ого… что же я за тварь?! Кожа и ткани на скуле были рассечены едва ли не кости, щека была залита кровью. Несмотря на многократные просьбы мальчика — не залечивать ему никаких повреждений магическим путем — сейчас нужны были мои целительские знания.

Я залечил большую часть тканей, постаравшись так, чтобы остался очень тонкий и почти незаметный шрам длиной в фалангу пальца. Я мог бы сделать и так, чтобы шрама не было, но мальчик обожал их коллекционировать. Оставил и так, что ссадине, образовавшейся из довольно глубокой раны, нужно было подживать еще три-четыре дня. Мальчика перед всеми манипуляциями я слегка усыпил — целительская магия Крови, вернее, ее внешняя сторона, выглядит довольно шокирующе. Хотя работает великолепно. Закончив работу, я разбудил его.

— За что, милорд? За что вы сделали это? — произнес он довольно бодрым уже голосом, ощупывая ссадину. Я легонько шлепнул его ладонью по руке.

— Ты знаешь, за что. За твое хамство.

Я старался изобразить себя равнодушным и строгим. Должно быть, неплохо получалось — потому что кинув на меня острый взгляд, мальчик тут же отвел глаза и принялся с деланным вниманием рассматривать резьбу на подлокотнике кресла. Внутри же я просто расплывался, словно кусок льда по весне — от нежности, от жалости, от гнева на себя. От желания сесть у его ног и прижать к воспаленно пульсирующим висками и глазам его маленькие холодные ладони — и так забыться. Хоть на какое-то короткое время… забыться, оттянуть тот неизбежный миг, когда мне придется чертить створы дверей между мирами. Потому что сны и гадания полны дурных предзнаменований, а в ночных кошмарах в душу заползает липкий страх — чувство, которого я еще никогда не знал, и оттого ему неуютно там, и он мечется перепуганным вороном в камине, не зная, где найти спасение.

Скоро, уже скоро — две короткие недели, всего-то шестнадцать дней — нам отправляться в путь. И черным кольцом меня обступают совершенно чужие и чуждые мне чувства — страх, суеверность, тоска, мысли о смерти… Почему? Я ведь люблю опасность — любую, исходит она от стихии или от живого существа. Меня приятно возбуждает перспектива поединка — пусть даже противник заведомо сильнее меня. Нет ничего слаще одержанной победы или почетного поражения. Так почему — тоска?

Только кто из нас двоих был сильнее и проницательнее — если, словно услышав все мои путано-тревожные мысли, мальчик подошел ко мне своей обычной неловкой и грациозной одновременно походкой, обнимая за шею и глядя в глаза? Сверху вниз, у него это неплохо получалось, особенно, когда я сутулился.

— В чем дело, милорд? Что за странные мысли беспокоят вас?

— Ты Слушающий, Мейтин?

— И Слушающий, и Передающий, милорд. С самого детства. — Он улыбнулся, и в этой улыбке — не торжествующей, как у выигравшего приз ребенка, а неловкой и сожалеющей — я прочел, что он повзрослел. Сейчас, испытав боль — или еще когда-нибудь. Но повзрослел, чуть уже шагнув за грань мальчишества. И было в этом что-то прекрасное и бесконечно печальное…

— Так в чем же дело?

Я налил нам по полному кубку вина, задернул плотные портьеры. Зажег причудливую свечу на очень старом — из мест Старой расы — подсвечнике. Через несколько секунд подсвечник начал реализовывать свою нехитрую магию — изменять тень в причудливые образы — животных, то бегущих друг за другом, то дерущихся, то совокупляющихся. Я впервые задумался, была ли ушедшая часть Старой расы человекообразной. Или это были какие-то животные? Во всем, оствшемся от них, не сохранилось ни одного изображения гуманоидного существа — только причудливые звери.

Я понимал, что тяну время. Что нарочно занимаюсь всеми этими ненужными манипуляциями, чтобы ничего не говорить. Но мальчик оказался хитрее — он просто сел у моих ног, положил мне голову на колени и приготовился слушать.

— Все так странно… словами-то и не расскажешь. Страшные сны. Дурные предчувствия. Страшные знаки при гадании. Тоска. Страх. Без причины — все без причины, только странное ощущение близкой потери.