Влада Воронова - Пути предназначения

• Название: Пути предназначения
• Автор: Влада Воронова
• Издательство: Журнал «Самиздат»
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2009

Они бывают очень длинными, Пути Предназначения. И стремительно короткими.

Кто-то прокладывает свой путь сам. Другие следуют тропой чужих предначертаний.

Многое ждёт людей на Пути Предназначения — предательство и дружба, ненависть и любовь, честь и подлость.

Но одно непреложно — пройти Путь Предназначения должен любой и каждый. И любой и каждый должен решить, каким он предназначит быть себе и миру, в котором живёт.

Пути сплетаются в полотно, которое становится тканью жизни. Или — тканью повествования. В него вплетены император и мятежник, земледелец и музыкант, пирожник и судья. А вместе с ними и читатели переплетают свои судьбы с судьбой книги.

Неужели вы думали, что с чтением книг бывает иначе?

* * *

Окончательная авторская редакция.

Размещен в Журнале «Самиздат»: 22/03/2009, изменен: 11/06/2009.

На Либрусеке текст публикуется с разрешения автора.

---

— Сколько часов длится допрос? — буркнул эмиссар.

— Непрерывно — девятнадцать. До того было два часа предвариловки, после полчаса ушло на технический перерыв.

— Двадцать один час воздействия, — злобно процедил эмиссар, — и нулевой результат. Вы что, работать разучились? Или сами на его место захотели?

— Помилосердствуйте, многочтимый! — рухнул на колени вопрошатель. — Невозможно разрабатывать объект, ничего о нём не зная. Я не могу найти нужную точку воздействия. Мне нечем его зацепить. Без информации об объекте я бессилен.

— А сам объект расспросить не догадался?

— Он ничего не говорит. Точнее — говорит то, что здесь никогда ещё не звучало. Все братки перемежают проклятия для нас и императора с прославлениями своего Избавителя. Этот же городит всякую чушь о взаимовлиянии изобразительного искусства, литературы и музыки. В пример приводит фильмы какого-то ойкуменского режиссёра. Или советует ждать небесного откровения. Он понимает, что молчать в допросной комнате невозможно, и для того, чтобы не сказать нужного, говорит о ненужном. Я не знаю, как пробиться через этот щит.

— Так дайте серию разрядов! — приказал эмиссар. Вопрошатель вскочил, выхватил пульт и тут же уронил от торопливости, залепетал извинения и оправдания.

Авдей засмеялся. Коллегианцы попятились. Смех и истерзанное пыткой тело — такое сочетание испугало.

— Винса вы не получите, — сказал Авдей. — Ни вы, ни братиане. Кем бы вы его не считали — Погибельником или Избавителем, вы на Винсента клевещете. Он самый обычный парень. Таких миллиарды. И этим Винс драгоценен для мира. Потому что мир живёт только благодаря самым обычным людям. Таким, как Винсент. А вы с братками хотите погубить его, и тем самым лишить мир права жить. Так что Погибельник в Бенолии не один. Вас тысячи.

— Он что, бредит? — не понял эмиссар.

Авдей опять засмеялся.

— Бред — это Пророчество со всеми его толкованиями. А все вы — свора психопатов, которая старается сделать бред реальностью. Братки, коллегианцы — разницы никакой. Всё одно нелюдь, которая только и может, что пожирать чужие жизни. Иначе вам не существовать. И друг друга жрёте, хотя поодиночке обречены на вымирание. Братиане и коллегианцы похожи на упырей из сказок Земли Изначальной. Нет-нет, так нельзя… — оборвал себя Авдей. — Нехорошо ругать людей за калечество. Они ведь не виноваты в своей ущербности. Тело изувечено или душа, врождённое это увечье или приобретённое, неважно. Главное, что калек надо вылечить, и тогда они тоже станут самыми обычными людьми, которые дают жизнь миру… Только я не знаю, как нужно лечить. Стыдно. Видеть боль и не помочь — это очень плохо. Людям нельзя так поступать. Но ведь я могу забрать часть их боли себе. Это страшно. И очень больно… Так больно! Но надо терпеть. Выдержать, выдержать, выдержать… Я выдержу! Тогда они смогут думать и понимать. Найдут средство исцелить себя сами… Ведь от рождения они были людьми и только потом превратились в упырей. Значит, смогут опять стать людьми.

— Замолчи! — закричал эмиссар. — Замолчи!!!

— Это всего лишь ментальный шок, — торопливо сказал вопрошатель. — Сейчас мы приведём объект в норму, и вы сможете продолжить разговор.

— Он сказал, что мы ничем не отличаемся от братков.

— Это всего лишь бред, многочтимый, не обращайте внимания. В ментальном шоке объекты всегда несут разную чушь. Мы даже никогда её не пишем. Неинформативна. Минуты через две он опомнится и будет готов к осмысленному разговору, многочтимый.

— Сними с него шлем. А ты, — велел эмиссар помощнику вопрошателя, — приведи ещё один объект. Любой. Закрепи в кресле так, чтобы объект-один видел объект-два во всех подробностях.

Авдей отшатнулся от яркого света, зажмурился. Спустя несколько секунд проморгался, посмотрел на эмиссара.

Тот отвёл взгляд. Смотреть на Северцева невозможно. Ангел и дьявол слились в едином лике. Неудивительно, что вопрошатель поспешил закрыть лицо Северцева шлемом.

Помощник вопрошателя привёл ещё одного подследственного, темноволосого смуглого человека лет тридцати семи, закрепил в кресле. Подследственный едва слышно стонал от ужаса.

Эмиссар вперил острый взгляд в глаза Авдея.

— Видишь его? — показал на второго подследственного. — Ты ведь хочешь ему помочь. Так помоги. Спаси его от боли. Скажи, где Винсент Фенг?

— Я знаю этот приём, — сказал Авдей. — И ложь твою знаю. Мы с этим бедолагой одинаково обречены на смерть. Даже если я скажу то, что ты хочешь слышать, ты всё равно убьёшь его как свидетеля. И убивать будешь мучительно и долго, потому что так требует твоя упыриная сущность. Поэтому я не стану добавлять к двум обречённым третьего.

Эмиссар кивнул вопрошателю. Тот тронул сенсорную панель кресла, и подследственный взвыл от боли. Эмиссар жестом велел прекратить.

— Ты уже обрёк на мучительную смерть своего отца, — сказал эмиссар. — Теперь хочешь погубить ещё одну жизнь?

Он вновь кивнул вопрошателю.

Авдей отвернулся, зажмурился, втянул голову в плечи, пытаясь спрятаться от полного боли крика.

— Прекратить воздействие, — приказал эмиссар. — Что ты скажешь, Авдей? Разве ты не хочешь спасти людскую жизнь? В тебе нет ни капли жалости к его мукам? Конечно, откуда взяться состраданию у отцеубийцы. Твой отец сейчас в таком же кресле, Авдей. И это ты его туда посадил. Ты причиняешь ему боль. Ты причина его мучений.

Эмиссар жестом приказал вопрошателю продолжать. От крика подследственного Авдей изогнулся в судороге, сдавленно простонал «Не-ет!».

— Прекратить воздействие, — сказал эмиссар. — Где Винсент Фенг? Скажи, Авдей, и вся боль исчезнет. Ты спасёшь людей от мучений.

— Мне очень жаль тебя, — искренне ответил Авдей. — Ведь это невыносимо — всю жизнь прожить с такой болью.

— Что? — оторопел эмиссар.

— Мучительно понимать, что жизнь проходит мимо тебя, потому что ты мёртв заживо. Очень больно знать, что мир людей для тебя недоступен, потому что ты зверь. Но вдвойне мучительно и больно осознавать, что когда-то ты был таким же людем как все, а теперь стал полутрупом-полуживотным. Врата в настоящую жизнь для тебя закрылись.

— Разряд! — закричал эмиссар. — Вот этому разряд! — пальцем показал на Авдея. Браток был забыт.

Авдей отдышался от электрошока и сказал:

— Что, не получилось чужой болью заглушить собственную? Не получилось… И не получится. Если душа болит, значит она есть. А душа душегубства не терпит. Так что выбирай, что тебе делать — окончательно в зверство скатиться или поднять себя к людям.

— Да на кого ты слова тратишь? — сказал второй подследственный. — Это же коллегианец. Мразь, гаже которой ничего нет.

— Братки ничем не лучше, — фыркнул Авдей. — Окажись мы в твоём подвале, всё было бы точно так же, с той лишь разницей, что палачом окажешься ты.

— Ты сказал — «мы»? — переспросил эмиссар.

— А ты думаешь, браткам не интересно местонахождение Винсента Фенга? — Авдей рассмеялся: — Ты в кресле, он в дознавателях — вот и вся разница. Даже истязатели останутся прежними.

Эмиссар невольно глянул на вопрошателя с помощником. Этим действительно всё равно на кого работать.

— Ты точно такой же, — сказал Авдей. — Тебе тоже всё равно, зверь ты или людь. А значит ты и не зверь, и не людь. Ты нежить, которая может существовать лишь за счёт чужой боли. Ты упырь.

Эмиссар ударил Авдея под дых.

— Замолчи!

Авдей отдышался от удара, на губах опять появилась улыбка.

— Существование — не жизнь, а лишь тень жизни. И ты не людь, а всего лишь бледное подобие людского образа.

— Молчать!!! — ударил его эмиссар.

— Странные вы особи, дознаватели. Сначала били, чтобы я говорил, теперь бьют, чтобы молчал. Вы бы определись в своих желаниях. А то как-то непрофессионально получается. Дилетантски.

— Разряд! — завопил эмиссар. — Серию разрядов! Чтобы молчал…

— И вот так всю смену, — пожаловался вопрошатель. — Все нервы измотал, гнида гирреанская. Упёртый, что твой ишак. Зато язык острее скорпионьего жала.

Эмиссар влепил вопрошателю пощёчину.

— Рассуждать ещё будешь, паскуда! — второй пощёчиной сбил его с ног. Пнул по рёбрам. — Ничего, я тебя сейчас научу работать! Прибавлю мастерства!

— Не смей! — Авдей брыкнул эмиссара, оттолкнул от вопрошателя.

— Ты чего? — обалдело посмотрел на него эмиссар.

— Людей бить нельзя. Особенно тех, кто не может ответить тебе тем же. Это подло.

— Ты… ты их защищаешь? После того, что они с тобой сделали, ты их защищаешь?!

— Нельзя причинять людям боль, — твёрдо сказал Авдей. — Тем более нельзя допускать, чтобы людям причиняли боль другие люди. Не по-людски это.

— Ты сам называл их нелюдью.

— Но сам-то я людь.

С этим эмиссар не спорил. Посмотрел на скрючившегося на полу вопрошателя. В руке у него зажат пульт.