Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара

• Название: Рукопись Бэрсара
• Автор: Елизавета Манова
• Жанр: Фэнтези

Учёный-физик бежит из тоталитарного государства, построив машину времени. Его цель — изменить прошлое и не дать чудовищу родиться. Трудная задача, ведь против него целый мир. Однако светлая голова, умелые руки и помощь друзей могут совершить невозможное и сама история изменит течение своё.

---

— Да, — угрюмо, сказал он, — потому. Мы смолчали, когда он судил и выслал самолучших людей. Мы смолчали, когда он давеча разогнал Совет Благородных… Молчи! — остановил он меня. — Знаю, что сами виноваты. На какого коня сел, на том и скачи. Но и ты, парень, пойми: торговый договор можно подписать с кем попало, союзный — только с равным себе. Наш государь твоего купчишку равным признать не может!

— Конечно! Вы слишком благородны для вас! Воистину дело воина и мужчины смотреть, как мы примем эту орду на свою грудь и спасём вас, высокородных!

— Тилар, — с угрозой сказал он.

— Да не трожьте вы меня! Незачем вам себя утруждать! Через двадцать дней я буду на землях Кевата и займусь тем же, что в прошлый раз.

— Совсем спятил!

— А кто ещё это может сделать? Вместе со мной Огил потерял мои связи в Кайале и среди олоров. Биил Тубар, — сказал я ему, — у меня только сотня клинков. Столько же, сколько в прошлый раз, но тогда мы работали не одни, и Огил нам помогал. И всё-таки из сотни вернулись шестеро.

— Ну?

— Люди, — сказал я ему. — Нас не хватит на эту войну. Сотня растёт за месяц, как щепотка соли в воде. Мы будем среди врагов одни, и нам никто не поможет.

— Ты спятил, — грустно сказал Тубар. — Как это я тебе людей дам? Это измена называется.

— Добровольцы… — начал было я, но он покачал головой:

— А это уже зовётся дезертирством!

— Совсем иначе это зовётся, биил Тубар! Если две сотни солдат из целой армии попросят в отпуск…

— А ежели они не воротятся?

— Все мы смертны, биил Тубар. Говорят, и в своей постели умирают.

— Не боюсь, — сказал он ус усмешкой, — с тобой такое не стрясётся. Ну, а ежели они в отпуск уйдут, — с тобой такое не стрясётся. Ну, а ежели в отпуск уйдут, а в плену объявятся? Лагар-то не воюет.

— Там, где мы будем, пленных не берут. Да и среди олоров лагарцы встречаются.

— Ты что вообразил: мои вояки захотят, как олоры, на кол садиться?

— Биил Тубар, — сказал я ему устало, — все, кто со мной идёт, знают, чего им ждать. И если кто-то хочет уйти, я его не держу и не упрекаю. Я говорю о двух сотнях потому, что именно в стольких я уверен.

— Из всего-то моего войска?

— Да. И это значит, что у вас очень хорошее войско, и солдаты ваши — не ружейное мясо, а честные и смелые люди.

— Ну вот! От такого-то охальника похвалы дождался! А все затем, чтобы взять моих лучших да перебить?

— Не позорьте лагарцев, доблестный тавел! Если нас победят, придёт ваш черёд драться с кеватцами — но уже на вашей земле. Не мешайте хоть кому-то из лагарцев не пустить врага на землю отцов!

— Эх, — сказал он печально, — мне б ещё день-другой пересидеть. Чуял ведь… Что ты со мной творишь, парень! И дать боязно, и не дать совестно… Ладно, будь по-твоему. Три дня на прошение — и чтоб не самолично. А командиры? — глянул на меня и закивал. — Ну ясно, Ланс — кто ещё? Давно копытом бьёт. Как же: две войны прошёл, а ещё живой — людей стыдно! Эх, не пускать бы дурака… ладно, бери! Но уж гляди!

— Я зря никем не рискую.

— Окромя себя. Ладно, Тилар, — сказал он устало, — вон уже брезжит, а дел тебе не прикупать. Дай-ка я тебя благословлю на битву правую… и прощай. Будет господь милостив — так и свидимся.

Я в Тардане. Доделываю дела и жду добровольцев. Приятная неожиданность: первый мой караван уже пришёл. Не стали ждать, пока просохнут дороги, а шли по тропам лесовиков.

Караван — это деньги, деньги — это кони, кони — это поход…

Хорошо, что в здешних домах не бывает зеркал, потому что я просто боюсь повстречаться с тобой взглядом. Я — вовсе не я, а какой-то другой человек, напяливший моё тело, как краденую одежду, и даже голос его чужой — надменный, самоуверенный голос болвана, который уверен, что знает все.

Я ничего не знаю. Я знаю, что завтра меня потащат в поход, и там, должно быть, убьют. Я помню, что было со мною в прошлый раз, а в этот — меня убьют. Даже не страх: покорность и тупая тоска. Кто-то, одетый в моё тело, доделывает дела, чтобы скорее отправить меня на смерть…

«Что такое счастье?» — не спросят у меня. А я бы ответил. Счастье — это тот коротенький промежуток, когда все решено, но решение ещё не стало делом.

Счастье — это лесная база в забытом богом углу, где сходятся три страны. Нет, конечно, никто никогда не проводил здесь границ. Просто поедешь прямо — на третий день выедешь к полноводной Истаре, а ещё через неделю увидишь Кайал. Вправо — каких-то два дня — и появятся стены Исога, назад — смотришь, и доберёшься до Каса.

«Счастье — это свобода», — думаю я. Эгон забрал своих людей и уехал к Исогу, Эргис забрал своих людей и уехал к Дарну, Сибл со своими людьми сидит возле Каса, и только мои лагарцы скучают со мной.

Когда мы выехали, в Тардан цвели сады. Когда мы ехали через Бассот — голосила пора птичьих свадеб. А здесь уже набухает лето; деревья одеты в листву, и трава по колено.

Счастье — один-единственный миг, вот этот самый, украденный у судьбы…

— Биил Бэрсар! — зовёт меня Ланс, и я улыбаюсь ему. Он так завидно и так нескрываемо молод! Ветеран двух войн, владелец высшей из боевых наград и двадцати одного года.

— Приветствую вас, алсах, — говорю я ему — уже без улыбки. Юные ветераны ужасно боятся насмешек, а мои друзья умеют уесть — особенно тихоня Эгон.

— Биил Бэрсар, — говорит он сурово и смотрит прямо в глаза. Честный и бестрепетный взгляд, ещё не замутнённый войной, ещё не омрачённый жизнью; мне нравится этот мальчик, но, может быть, завтра я поведу его в бой и позволю его убить, а если и пожалею о нем, то после — когда смогу.

И я уже не противен себе.

— Я хотел бы с вами поговорить!

— К вашим услугам, алсах.

— Насколько я помню, вы звали нас на войну!

— Господи помилуй, алсах! С кем это вы собирались воевать? Пока никакой войны нет.

— Так может, и не будет?

Мне не хочется уходить от солнца и трав, но я ухожу. Приглашаю его с собой и спускаюсь в землянку. Здесь стоит полумрак и запах сырой земли. Здесь стол, за которым можно писать — и все для письма. Подставка, на которой лежит ружьё — и все для стрельбы. И маленький воронённый ящик в углу, а вот он для чего — не знает никто.

— Послушайте, Ланс, — сказал я ему, — мне не хочется вас обижать. Мне очень долго не хотелось вас обижать, но, кажется, пора. Когда мы встретились в первый раз, я вам ничего не предложил. Я только просил вас разузнать обо мне. Расспросить подробнее друзей и врагов, чтобы решить, стоит ли вам ещё раз встречаться со мной.

— Я это сделал, — сказал Ланс. — Ваши друзья сказали, что вы — храбрец, а ваши враги, что вы — колдун.

— А истина посредине. Я — политик.

Он посмотрел удивлённо и засмеялся. Расхохотался, как мальчишка, услыхавший отличную шутку. Мне бы очень хотелось улыбнуться в ответ!

— Боюсь, что из нашего главного разговора вы запомнили только слово «война».

— Я запомнил ещё кое-что. Под чужим именем, без славы, почти без надежды. И в случае особой удачи — позорная казнь.

— Очень романтический вариант! Должен вас поздравить: вы запомнили пустяки, а главное упустили.

— Святой Гайт! Если уж для дворянина и офицера позор — пустяки!..

— А вот это и было главным, алсах. Вам следовало забыть, что вы — дворянин и офицер. Вы шли ко мне просто добровольцем, таким же, как любой из наших солдат.

— Ну, был такой разговор, — согласился он неохотно.

— Не разговор, а условие, и вы его не выполняете. Мне очень жаль, Ланс, но если это для вас невыполнимо, нам стоит расстаться. Вас никто не упрекнёт…

— Никто? — он перегнулся ко мне через стол, словно собрался боднуть.

— Что я вам сделал, биил Бэрсар? Что я вам такого сделал, что вы решили меня опозорить? Я…

— Довольно, Ланс! В нашем уговоре есть такой пункт: всякий, кто передумал или кому не нравлюсь я, может нас оставить. Конечно, до начала дела, потом, боюсь, это будет… сложно.

— Думаете, я струшу?

— Да бросьте вы эти глупости, — сказал я устало. — В нашем деле храбрость… это так. Для личного употребления. Ваша храбрость понадобится вам самому. Мне от вас нужно только послушание. Вы что думаете, мы здесь подвигами заниматься собрались? Не-ет. Мы здесь для того, чтобы сделать невозможное. Работа, конечно, грязная, но после неё все наши подвиги на войне — преснятина. Но…

Он усмехнулся.

— Но проглоти язык и слушай команду?

— Да. Пока хоть чему-то не научитесь.

— А вы… добряк, биил Бэрсар, — с угрюмой усмешкой сказал мне Ланс.

— Все наверняка? Если я вас сейчас брошу — значит, трус? Если не стану вашим слугой послушным — значит, дурак и слабак. Не понял, что обещал, а то, что обещал — не смог выполнить? А если я сейчас вас ударю?

— Позову Дарна? Вы что думаете: я драться с вами стану? Рисковать страной из-за мальчишки?

— А за мальчишку…

— Запишите где-то для памяти. Выживем — сочтёмся.

— Хорошо, — сказал он угрюмо. — Я принимаю ваши условия. Приходится принять. Но мы сочтёмся.