Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара

• Название: Рукопись Бэрсара
• Автор: Елизавета Манова
• Жанр: Фэнтези

Учёный-физик бежит из тоталитарного государства, построив машину времени. Его цель — изменить прошлое и не дать чудовищу родиться. Трудная задача, ведь против него целый мир. Однако светлая голова, умелые руки и помощь друзей могут совершить невозможное и сама история изменит течение своё.

---

Этим кончится, Баруф. Если ты победишь, ты выпустишь в мир чудовище, которое сожрёт тебя самого и все то, о чём ты мечтал.

Ладно, ты всё равно не отступишь. Значит, пойдём каждый своим путём. Ты будешь творить свой мини-Олгон в Квайре, а я попробую где-то построить то, что хотел бы построить ты. И, может быть, в результате у нас с тобой что-нибудь выйдет…

Была ночь и был дождь, а потом засерел день, неразличимый в сырой темноте землянки, и дождь все шёл, шелестел, топотал десятками маленьких ног.

Я ждал.

Где-то сверху время все ускоряло ход, текло, торопилось, рушилось валом событий, надвигалось неотвратимою сменой эпох, а здесь была тишина. Холод и плеск дождя. И надо ждать.

Каждая минута была на счёту и каждая безвозвратна; каждая уносила с собою возможность кого-то спасти; я знал, как мне потом будет недоставать этих минут — но надо было ждать. И я ждал.

Ждал с утра и ждал после полудня, ждал весь вечер и дождался только ночью.

Пришёл Асаг. Осунувшийся, небритый, с горячечным блеском в глазах, с красными пятнами на обтянувшихся скулах. Он стоял и молча глядел на меня, и мне было тягостно под его непонятным взглядом. Страх и ярость были в его глазах, стыд и нетерпение — непонятный клубок перепутанных, жгучих чувств.

— Ну что, — спросил я с трудом, — решили?

Он трудно кивнул, вздохнул поглубже — и вдруг тяжело упал на колени.

— Асаг!

Он только досадливо мотнул головой, и начал негромко и покорно — но как это не вязалось с его пылающим взглядом!

— По слову Братства пришёл я к тебе. Большими и малыми, Старшими и Советом, избран ты, Тилар, первым из Братьев, и господь не оспорил избранье твоё. Отныне волею Господа и волею Братства наречён ты Великим Братом, главой над малыми и Старшими, и слово Совета идёт теперь вслед твоему слову. Я, Старший из Старших братьев, властью и правом своим пришёл принести тебе клятву. Клянусь небом и землёй, хлебом и водой, царствием небесным и страданиями людскими, что отныне и вовеки слово твоё — закон, и нет нашей воли перед твоей волей. Жизнь и смерть наша в твоей руке; всякий, кто не выполнит твоей воли, будет убит, всякий, кто станет перечить тебе, будет убит, всякий, кто скажет про тебя худое, будет убит.

Он замолчал, чего-то ожидая, и я сказал с досадой:

— Встань! Тоже выдумал: в ногах валяться!

— Погоди! Ты что, не разумеешь? Ты — теперь хозяин Братства! Прикажешь мне завтра мать убить и детей в огонь покидать — без слова сделаю.

— С ума сошёл? Да вставай ты, хватит глупостей!

Он медленно, очень медленно встал с колен, а глаза его все так же сверлили моё лицо, и сухой горячечный блеск все так же пылал в них.

— Господи, ну и напугал ты меня! А я уж думал: конец. Началось.

Он все глядел и глядел на меня, жадно, насторожённо, нетерпеливо.

— Ты что, впрямь не рад? Иль прикидываешься?

— Рад, наверное, — сказал я честно. — Может, теперь всё-таки успеем.

— Наверное! — он горько, как-то мучительно засмеялся. — А я-то всю ночь не спал… день корчился. Все думал, как кланяться пойду. Все, все перебрал… с первого денёчка. Да если б ты… ну вот хоть настолечко обрадовался…

— Чему?

Он опять засмеялся — почти облегчённо:

— А и правда, господи: чему? Да ты блажной, что ли? Хоть разумеешь какая в тебе власть… сама пришла? За сотню-то лет Братство второй раз Великого выбирает — и на тебе… чужака, пришлого! Да кабы не проворство Сиблово, да не твой язык… не я — ты бы мне в ножки кланялся!

— Ну и что? — спросил я сердито. — Поклонился бы! Может, и лучше…

— Нет! Я тебе за это, может, ещё вдвое поклонюсь! Душу ты мне спас, понимаешь? Да я б за такую власть… да я б ни ближнего, ни дальнего… себя бы загубил… может, и Братство… Вот сейчас глянул, как ты без радости… простил! Правы-то они, братцы: тебя можно! Это мне власть для себя нужна… тебе… ну, что молчишь?

— Разговор дурацкий. «Власть, кланяться». Живыми бы остаться, а властью сочтёмся. Ты хоть расскажи, а то я не хуже тебя ночь промучался. Все думал, как там… когда прогнали.

Он медленно провёл рукой по лицу, словно стёр с него недавнюю ярость.

— Обиделся? Нельзя было Салару зацепку давать. Обряд дело такое… его власть. Поломалось-то наше Братство, Великий!

— Забыл, как меня зовут?

— Да нет, сроду не забуду. Но уж коль твоя воля…

— Так что было, Асаг?

— Ну, огонь разожгли, обряды справили… я и говорю: коль беда у ворот, а Старшие не в ладу, пора Великого выбирать. Пусть одна голова думает. Ну, Совет не перечит. Хорошо ты нас перед нами выставил… весь срам наружу. Ну, а коль они согласны, тут я сам себя перехитрил. Говорю: коль один из Старших в Великие уйдёт, надо ещё одного выбирать. Нельзя, чтоб Старших четверо было… разобьются пополам, и толку не дождёшься. Народ опять не спорит: надо — так надо. Говорю: «Братья, а как вам Тилар глянется? Мужик крепкий и ума не занимать». Ну, тут, само-собой, крик. Салар одно голосит, Сибл со своими другое. А Зелор — вот ведь вошь кусачая! — молчал-молчал, да и молвил: Тилар, мол, Гилору-мученику зять. На дочке его женат. Ну и все. Салара как запечатало. Выбрали тебя.

— А потом?

— Потом стали Великого выбирать. Ну, Тилар, всего ждал… Десять камней за Салара, пять за меня, а прочее все тебе. Сидим, глядим друг на друга — и морды у всех перекосило. Мне-то… только срам снести… а Салар ровно удавленник. Я-то… я к тебе один кланяться приду, никто моего стыда не увидит. А ему при всех за тебя молитву читать, клятву брать… ещё пожалел я его, дурака!

— Отказался?

— Сам ушёл и Тнаг с ним… и ещё полтора десятка… считай, две сотни народу из Братства вон.

— А остальные?

— Они ж тебя выбирали, не мы!

— А ты, Асаг? Или никогда не простишь?

— Куда я денусь! Ладно, Тилар, твоя правда… чего считаться? Ты и подо мной ходил, а мной вертел… стерплю.

— Иди ты к черту! — сказал я сердито. — Я-то думал… Если уж с Огилом… ну, хоть один у меня друг остался! А ты… Дорого твоя дружба стоит!

Он пытливо поглядел на меня, усмехнулся.

— А может и не дешевле твоей. Коли не лукавишь, что, мол, дружба, а не служба…

— Только так, Асаг!

— Ну что ж, поглядим. — Помолчал и добавил задумчиво. — Поглядим.

И завертелось колесо. У меня, оказывается, накопилось уйма невыполненных обрядов. Целых две ночи новоизбранный наставник Ларг — возводил меня в надлежащее мне звание. Сначала меня сделали Братом Совета, потом Старшим и только потом Великим. И только на третью ночь я, измочаленный донельзя, сумел собрать Совет.

Ничего я не успел за эти пропащие дни. Только Старшие окружали меня, но Асаг уклонялся от разговоров, Сибл был почтителен до насмешки, Зелор помалкивал и улыбался, а с Ларгом мне было незачем говорить.

Обычные идиотизмы Братства. Нет времени, а мы топчемся третью ночь в развалинах под носом у Баруфа. Отличный случай захватить нас всех — и Братства нет. Пора нам повзрослеть…

Я с этого и начал на Совете: все Старшие должны уйти в подполье. Братья совета постепенно тоже. Пусть Зелор немедленно проверит, кто должен сразу уходить, а кто пока что может задержаться. И пусть никто не мешкает с уходом. Дома оставить, семьи вывезти за город. Есть у кого родня по сёлам — пусть пока пристроят там. Вот кончится распутица — тогда отправим всех в Бассот, там есть где разместиться поначалу.

Они помалкивали, опустив глаза. Молчание уже перерастало в вызов — Асаг такого допустить не мог, вздохнул и возразил за всех:

— Виданное дело — семьи хоронить! Это ж какие деньжищи нужны!

— У Братства есть деньги.

Они испуганно переглянулись. Ещё одна святыня Братства — его казна, что собрали по крохам за сотню лет. Не знаю для чего. Ведь даже Старшие работали как все и впроголодь своим трудом кормили семьи, и никому не приходило взять из казны хотя бы грош.

И приходилось начинать сначала, с простых вещей. Казна для Братства, а не Братство для казны. Вы что, забыли: люди в каждом доме знают лишь друг друга и главного, и если выловят всех, то Братству всё равно конец. Оно рассыплется, а уж аких сумеет сделать, чтобы оно не возродилось. Я говорил, они молчали, молчали мрачно и почти враждебно, пришлось прикрикнуть:

— Вы что, языки проглотили? Закона никто не отменял — на Совете говорить может всякий. Ну? Или согласны со всем?

Нет, они совсем не согласны. Расшевелились и начали возражать. Были дурацкие возражения — я отбивал их смеясь. Были неглупые — приходилось на них нажимать, чтобы искали ответ сообща. Вот теперь это сборище, наконец, превращалось в совет, и для первого раза это было — ей-богу! — неплохо. Столковались на том, что Старшим, правда, пора уходить, а с Советом можно и подождать. Людей Сибла — все десять домов — стоит собрать в кулак. Пусть завтра же собираются в условном месте. Вряд ли аких теперь станет трогать их семьи: тут мы можем и Садан взбунтовать: почто, мол, правитель обижает старых да малых? А вот как быть с «призраками» Зелора?