Борис Екимов - На льду

• Название: На льду
• Автор: Борис Екимов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Екимов Борис На льду

Борис Екимов

НА ЛЬДУ

Городское зимнее утро. Обычная прогулка, чтобы продышаться да сон разогнать. Берег Волги. Январский крепкий мороз. На том берегу поднимается в тумане багровое солнце.

Ледяной панцирь реки изломан. Медленно плывущие ледяные поля, прибеленные снегом, там и здесь секутся широкими трещинами, разводьями, просторными майнами. Пассажирские теплоходы да их помощники ледоколы прокладывают путь от берега к берегу.

Льдины с хрустом ломаются, наползают одна на другую, скрежещут и тянутся вниз по теченью. Багровые, розовые, желтые морозные дымы курят над зябкой водой. Утреннее солнце с трудом пробивает холодный туман.

Уже месяц стоят холода, и пора, давно уж пора могучей реке застыть, а потом еще снегом укрыться и дремать до весны, в покое. Но не дают. Недалеко, вверх по течению, гидростанция. У нее зимы не бывает. А здесь еще - переправа. Ломают лед и ломают.

Январское утро. Над рекой - ледовый скрежет и треск, морозные дымы. Нет покоя реке даже в зимней стылости.

И сразу вспоминается родина. Дон, озера: Нижнее, Бугаково да Назмище. Там сейчас покой. Лед лежит толстый, а сверху - снег. Где берег, где вода - не поймешь.

Во взрослой поре чем нас, добрых людей, порадуешь, чем удивишь? А вот мальчишками с таким нетерпеньем ждали мы первых морозов, льда. И не потому что - рыбалка, коньки. Просто ждали первого льда. Это ведь - радость.

Вначале застывают малые озерца: Кондол, Гусиное, Мужичье. С вечера проясняет. На закате свет солнца режуще желт. Чуется стылость. Ночью - звезды. Земля задубеет. Хорошо, когда погода ясная, тихая, мороз - без снега. Тогда лед ложится зеркалом. Кинешь камешек - он скачет, подпрыгивая, а лед звенит, поет. И чем дальше камешек убегает, звон тоньше, хрустальней.

На берегу - ребятишек ватага. Чей дальше камешек убежит, прозвенит? А кто-нибудь сдуру бухнет булыгу, она - бурк! И нету. Пробила молодой ледок.

День-другой миновал, лед крепнет. Звук становится глуше. И вот уже можно ногой пробовать первый лед. Осторожно прокатиться возле берега. Потрескивает, гнется, но держит. На то он и первый лед. Смелые, вперед! Сколько радости...

И не только в детстве. Нынче, когда морозы встали, я глядел-глядел - и не выдержал, поехал. Надо на первый лед взглянуть. Завел машину и покатил. Восемьдесят верст - не дорога.

В поселок и заезжать не стал, а прямиком на Нижнее озеро, к гирлу его, к протоке, что выходит к Дону. Добрался, вышел на берег, вижу: к самому сроку попал. Дон стоит. Посередке - шершавый лед, от шуги; к берегам - гладкий. А озеро - словно зеркало: ни морщинки. Светит, переливаясь зеленым стеклом, от берега к берегу. И там, на озерном молодом льду, уже сети ставят, "зарубаются", как рыбаки говорят. Значит, можно смело идти, не опасаясь.

И пошел. По берегу - полоса мутной белесой наледи. Это днями раньше волной ледяные забереги набивало. Потом они смерзлись. Но это лишь край, кайма. А дальше покатил по прозрачно-зеленоватой чистейшей глади. Он тонок, молодой лед; шагаешь ли, катишь по нему - он потрескивает, звенит, но не здесь рядом, а дальше, у берегов, отзываясь на твой шаг и вес.

Ясный день, белое искристое солнце, чистое голубое небо, морозец. По берегам озера щеткой стоит сухой чакан-камыш, выше - старые обомшелые вербы, белесой коры осокори, черные дубы. Все в покое. Птицы убрались на юг да к жилью человечьему. Будто нет ничего: пустой займищный лес, прибеленная снегом земля, солнце, небо, молодой лед... Но так хорошо, так славно - на душе ли, на сердце.

Зеленое, в два пальца всего, ледяное стекло. Под ним - темная глубь и глубь, шесть ли, семь метров. Здесь - родники. Сияющий гладкий лед насколько хватает глаз, по всему окружью, украшен узорчатыми снежными цветами. Словно одуванчики разметал по льду тихий вей. Приглядишься - и вправду волшебный цветок: стрельчатые кристаллы, иглы, веточки. Жарко дыхни - нет его.

Это - ночная изморозь. Тонкий лед еще не в силах сдержать дыханья воды; оно пробивается там и здесь тончайшими струйками, превращаясь на морозе в иней, куржак. И получается волшебный цветок, который во тьме ночной помаленьку рос да рос. Теперь вот открылся. Ветер подует - сметет его. Но нынче - тишь.

Ложусь на лед и гляжу. Хрупкие кристаллы, узорное кружево, словно в детстве на окошке разглядываешь морозный узор.

А лед прозрачен и гладок. Ясно вижу себя, словно в зеркале. Приглядевшись, замечаю, как подо льдом вода течет, струится, какие-то пылинки ли, пузырьки ли воздуха движутся по теченью, порою золотисто вспыхивая под солнцем. Если долго смотреть, то, кажется, видишь, как по нижней кромке нарастает лед. Мороз градусов двадцать. День-другой - и окрепнет ледок. А сейчас прогибается и трещит. Но держит.

Поодаль один из рыбаков спешит вдоль пробитых лунок с веревочным урезом через плечо, он бежит, а озерный лед звенит в такт шагам его.

Первые рыбаки. Вдвоем сети ставят. Другие пока соберутся, а эти уже с уловом. Местечко тут неплохое, у гирла, у выхода из озера в Дон. Тут - щука и лещ, судак, жерех попадается, крупный окунь да нахальная рыба "гибрид" ли, "душман", слепленная и разведенная ученым народом. Настырный этот "душман", говорят, рыбью икру жрет. И потому с каждым годом его все больше, чего о другой рыбе, привычной, донской, увы, не скажешь.

На молодом тонком прозрачном льду хорошо лежать, разглядывая таинственную глубь, перебираясь потихоньку с места на место. Какая-то рыбка пройдет, сверкнув серебряной чешуей. Возле берега порою углядишь клешнястого рака. Мальва ходит, как и летом, стайками. То одна блеснет, то другая. Им кормиться, расти. И где-то здесь караулит их зубастая щука. В такую пору потрошишь щуку ли, окуня, в них мальвы - как в кошелке.

Большая рыба сейчас на ямах стоит. Сом да сазан. Сбились в глубокую яму там теплей - и дремлют во тьме, сонно шевеля жабрами. Зимний покой...

Зимний покой и в мире земном. Легкий снег на придонских холмах и в займище. Желтый камыш по берегам, местами пробитый кабаньими тропами. Голые деревья. Ни ветра, ни птичьих голосов. Далекое небо ленивыми кругами меряет коршун-зимняк. И - все. Окрестные хутора далеко. Звуки людской жизни сюда не донесутся. И слава Богу.

Белое холодное солнце, просторные, скованные ледяным панцирем воды. Тишина.

Потихоньку побрел к рыбакам. Надо поздороваться да новости собрать. С осени не видались.

Пока к ним добрался, они уже третью сеть ставят, протаскивая веревочный урез подо льдом, от лунки к лунке, словно шнурок в ботинке. Продернут на всю длину, привяжут сеть за верхнюю обору - и под лед ее. Ловись, рыбка...

Начались обычные разговоры: кто, где да чего. Оказалось, что успел я вовремя. Вчера еще по Дону шла шуга. А ночью встала река.

В лунке я померил толщину льда. Угадал - два пальца. Даже не верится, что ходим и даже втроем стоим, а лед потрескивает, но держит. А ведь внизу - шесть ли, семь метров. Представишь эту темную холодную глубь и гибкую корочку льда, всего в два пальца, - жутковато становится. Но - дело привычное.

Зимний день, за полдень перевалив, быстро спешит к вечеру. Рыбаки мои сети поставили и убрались. А я через займище выбрался к Дону, потом вернулся на озеро. Лунки уже затянуло льдом. Потянул ветер. По берегу, по льду - желтый свет солнца. Оно уже склонилось к закату, вот-вот на холмы ляжет. От подножий деревьев по снегу тянутся долгие синие тени. От придонских круч до середины реки - вечерние сумерки.

Пора уезжать. Жалко... Так быстро день прошел. Но и - детская радость: к первому льду успел. Хоть и камешки не кидал...

Вспомнил, сыскал на берегу невеликий камень и запустил его через все озеро. Камень подпрыгивал, молодой лед звенел все тоньше и тоньше. И наконец смолк.

А в душе остался этот серебряный звон. Остался надолго, до следующего перволедья. Светлая память долга.