Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" № 5 за 2003 год

• Название: Журнал "Вокруг Света" № 5 за 2003 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Прочая документальная литература

---

Лу Андреас-Саломе умерла 5 февраля 1937 года в своем доме под Геттингеном. К счастью, ей не довелось увидеть, что сделало время с ее любимым учителем Фрейдом. В 1938 году фашисты оккупировали Австрию, конфисковав издательство Фрейда, его библиотеку, имущество и паспорт. Фрейд стал фактически узником гетто. Только благодаря выкупу в 100 тысяч шиллингов, который заплатила за него его пациентка и последовательница принцесса Мария Бонапарт, его семья смогла эмигрировать в Англию. Фрейд был уже давно смертельно болен раком челюсти, и в сентябре 1939 года по его просьбе лечащий врач сделал ему два укола, которые и прервали его жизнь. Не узнала Лу Саломе, что четыре сестры Фрейда, которых она нежно любила, погибли в немецком концлагере. Не узнала она и того, что в советском концлагере закончили свои дни ее родные племянники и двое ее братьев.

…“Какие бы боль и страдания ни приносила жизнь, мы все равно должны ее приветствовать, — писала Лу Андреас-Саломе в свои последние годы. — Солнце и Луна, день и ночь, мрак и свет, любовь и смерть — и человек всегда между. Боящийся страданий — боится радости”. Ницше не ошибся в своей Заратустре…

Андрей Всеволжский

Охота и разговоры

С тех пор как Кларенс Хемингуэй купил своему сыну Эрнесту первое охотничье ружье, страсть к охоте обуяла будущего писателя навсегда. И это ничуть не мешало главному делу его жизни. Полученные им после охотничьих вылазок впечатления совершенно по-особому раскрывали его талант и показывали, насколько органично удавалось ему “вжиться” в чужой мир, незнакомые законы и обычаи, не нарушая при этом гармонии бытия. “Зеленые холмы Африки”, написанные Хемингуэем в 1935 году по следам его путешествия в Кению и Танзанию, когда-то давно открыли его поклонникам мало кому известную Африку, романтику охотничьего азарта, первозданную красоту саванн, а еще — вполне реальное ощущение радости жизни. Нам же, суетливым детям стремительного века, возможность лишний раз окунуться в столь любимый великим писателем мир, представится после выхода в издательстве “Вагриус” книги “Зеленые холмы Африки”.

Мы сидели в шалаше, который охотники племени вандеробо соорудили из веток и сучьев неподалеку от солонца1) , как вдруг послышался шум грузового автомобиля. Сначала он доносился откуда-то издали, и невозможно было разобрать, что это такое. Потом все стихло, и мы решили, что нам это почудилось или просто налетел порыв ветра. Но шум, теперь уже явственный, постепенно приближался, становился все громче, и, наконец, с оглушительным ревом и лязгом грузовик проехал позади нас по дороге. Один из наших двух следопытов, человек с манерами трагического актера, решительно встал.

— Теперь все пропало! — сказал он. Я приложил палец к губам и знаком приказал ему сесть.

— Да, все пропало, — повторил он и широко развел руками. Он мне никогда не нравился, а в эту минуту — тем более.

— Подождем, — прошептал я. Но М`Кола покачал головой. Я взглянул на его голый темный череп, а он повернулся ко мне так, что стали видны жиденькие китайские усики в углах рта.

— Плохо, — возразил он, — хапана музури.

— Подождем немного, — повторил я. — М`Кола снова пригнулся, чтобы его голова была не видна над сухими ветками, и мы просидели в пыльной яме до самых сумерек; скоро стало невозможно различить в темноте даже мушку на моем ружье, но антилопы все не показывались.

Наш “трагик” нетерпеливо ерзал на месте. Не успел померкнуть дневной свет, как он уже шепнул М`Кола, что теперь нельзя стрелять.

— Придержи язык, — ответил М`Кола. — Бвана 2) может стрелять, когда твои глаза уже ничего не видят…

…Наконец, я попробовал еще раз прицелиться, вглядываясь в тусклый вечерний сумрак, но понял, что не смогу стрелять, даже если широко раздвинуть ветки. М`Кола внимательно наблюдал за мной.

— Ничего не выйдет, — сказал я.

— Что ж, — откликнулся он на языке суахили. — Вернемся в лагерь?

— Да.

Мы встали, вылезли из ямы и …вышли на дорогу. В миле от этого места стоял наш автомобиль. Увидев нас, шофер Камау включил фары. Грузовик испортил нам охоту. В тот день мы оставили свою машину на дороге и подобрались к солонцу с крайней осторожностью. Накануне прошел небольшой дождь, который, однако, не затопил солонец — лесную полянку с клочком обнаженной земли, изрытой глубокими лунками и бороздами по краям, где животные вылизывали соль, — и мы обнаружили свежие сердцевидные следы четырех довольно крупных самцов куду3) , побывавших здесь минувшей ночью, а также множество еще более свежих и мелких следов.

Приходил и носорог, который, судя по следам и большой разбросанной куче похожего на солому помета, наведывался сюда каждую ночь. Тайник был устроен в перелете стрелы от солончака, мы сидели в этой яме, полной золы и мусора, откинувшись назад, высоко подняв колени и пригнув головы, и я увидел вдруг сквозь сухую листву и тонкие ветки, как из чащи на поляну, где была соль, вышел и застыл на месте небольшой самец куду, благородное серое животное с могучей шеей и витыми рогами, которые отчетливо рисовались в ярком солнечном свете, но, прицелившись ему в грудь, не решился выстрелить, боясь отпугнуть более крупных самцов, которые, без сомнения, придут сюда в сумерках.

А куду раньше нас услышал лязг и грохот грузовика и бросился под защиту деревьев, да и все другие звери, что шли к солонцу по равнине через кустарник или спускались с невысоких лесистых холмов, в тот же миг замерли на месте. Я знал, что они придут потом, в темноте, но охотиться будет уже поздно.

Мы ехали по песчаной дороге, и в свете фар вспыхивали глаза ночных птиц, которые до последней секунды не двигались, припав к земле, а потом, в безмолвном страхе, взмывали из-под самых колес машины; мимо мелькали костры путников, расположившихся на ночлег, чтобы утром вновь двинуться на запад, прочь из голодного края, лежавшего на нашем пути; я сидел в машине, уперев приклад в носок башмака и удерживая ствол согнутой левой рукой; зажав между коленями бутылку, я плеснул из нее виски в оловянную кружку и в темноте протянул ее через плечо М`Кола, чтобы тот долил воды из фляги; и, смакуя первый за этот день глоток чудесного напитка, я глядел на густые темные заросли, подставив лицо свежему ночному ветерку, вдыхал полюбившиеся мне запахи Африки и чувствовал себя совершенно счастливым.

Впереди показался большой костер, и, когда мы проезжали мимо, я заметил у дороги грузовик.

Я велел Камау остановиться и дать задний ход, и когда мы снова очутились у костра, то увидели кривоногого коротышку в тирольской шляпе, кожаных штанах до колен и рубахе с открытым воротом; человечек стоял у поднятого капота, окруженный толпой туземцев.

— Чем можем помочь? — спросил я.

— Ничем, — ответил он. — Разве что вы механик… Эта машина меня не взлюбила. Все они меня не любят.

— А что, зажигание шалит? Когда вы проезжали мимо, мы сразу это поняли по стуку в моторе.

— Боюсь, что дело куда хуже. Здесь пахнет серьезными неприятностями.

— Если сумеете добраться до нашего лагеря, там есть механик.

— А это далеко?

— Миль двадцать будет.

— Утром попробую. Сейчас боюсь ехать из-за этого предсмертного хрипа в моторе. Он норовит выйти из строя, потому что ненавидит меня. Ну что ж, я его ненавижу не меньше. Но если бы я вышел из строя, его бы это мало тронуло.

— Не хотите ли выпить? — я протянул ему бутылку. — Моя фамилия Хемингуэй.

— А моя — Кандиский. — Он поклонился. — Где-то я уже встречал такую фамилию — Хемингуэй. Но где? Где же я ее слышал? Ах, да! Это Dichter4) . Вы знаете поэта Хемингуэя?

— А где вы читали его стихи?

— В “Квершнитте”.

— Ну тогда это я, — сказал я, очень польщенный. “Квершнитт” — немецкий журнал, в котором я поместил несколько довольно скверных стишков и длинный рассказ за много лет до того, как меня начали печатать в Америке.

— Вот так история! — удивился человечек в тирольской шляпе. —А скажите — какого вы мнения о Рингельнаце5) ?

— Великолепно пишет!

— Так. Значит, Рингельнац вам нравится. Отлично. Ну а Генрих Манн?

— Плохой писатель.

— В самом деле?

— Во всяком случае, я его читать не в состоянии.

— Вы правы, он очень плохой писатель. Пожалуй, кое в чем мы с вами сходимся. Что вы здесь делаете?

— Охочусь.

— Надеюсь, не за слоновой костью?

— Нет. На куду.

— Чего ради люди охотятся на куду? Вы, мыслящий человек, поэт— и убиваете куду.

— Я не убил еще ни одного, — ответил я. — А между тем мы гоняемся за ними высунув язык вот уже десять дней. Сегодня один нам попался, и мы подстрелили бы его, если бы не ваш грузовик.

— Ага, значит, опять этот злосчастный грузовик виноват! Нет уж, извините, охотиться нужно не менее года. К концу этого срока человек успевает настрелять всякой всячины и начинает раскаиваться. Охота на какого-нибудь одного зверя — бессмыслица. К чему вам это?