Николай Поливин - Кит - рыба кусачая

• Название: Кит - рыба кусачая
• Автор: Николай Поливин
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Детские остросюжетные
• Год: 1970

Писатель Николай Георгиевич Поливин прошел сложный и интересный путь. Совсем еще молодым он принял активное участие в Великой Отечественной войне. А после войны много ездил по стране в качестве корреспондента, увлекался охотой, туризмом, рыбной ловлей. Оттого-то так духовно богаты и привлекательны герои его произведений.

В литературу Николай Поливин входил как поэт, обращение его к детской литературе не случайно — у него есть что рассказать юным читателям.

В публикуемую книгу вошли повести «Кит — рыба кусачая» и «Корабельная сторона».

Юные герои повести «Кит — рыба кусачая» с риском для жизни помогают взрослым задерживать опасных преступников, врагов Советской власти.

Повесть «Корабельная сторона» также в остроприключенческой форме рассказывает о мальчишках, о девчонках астраханского порта.

Отзывы об этой книге просим присылать по адресу: Москва, К-12, проезд Владимирова, 6, изд-во «Московский рабочий», редакция художественной литературы.

---

— Огороды поливать, — пояснил Кит. — Хо, маманя встречать пришла, значит, телеграмму дяди Оли получила... Маманя, мы тут! — во весь дух закричал он.

Высокая, еще не старая женщина в темном ситцевом платье помахала ребятам рукой. Лицо ее светилось нерастраченной лаской, большие темные глаза глядели на ребят доверчиво и грустно.

— Она у тебя красивая, — тихо обронила Нюся.

— Когда-то на селе первой красавицей слыла, — гордо подтвердил Костя. — Чуть ли не все парни к ней сватов засылали, а она отца выбрала. Хоть и был он из бедняцкой семьи, но удалью и силой его природушка не обидела. Война пожить не дала. Если бы не она, проклятущая, не знали бы мы с маманей горя-беды, жили бы сейчас не хуже Генки.

«Ракета» подвалилась к пристани, и пассажиры, гомоня, хлынули на берег. И впереди конечно же оказались Кит и его друзья.

Современная унылая архитектура хотя до Лужи и дошагнула, но испортить село не успела. Морянские «Кербюзье» сумели воздвигнуть в центре Лужи лишь три серых железобетонных куба — контору рыбозавода, комбинат бытового обслуживания и общежитие пожарников, за ненадобностью переделанное в колхозную гостиницу. Кубы горделиво высились на бугре, подпирая острыми плечами деревянную пожарную каланчу. Добротные дома рыбаков, окружавшие «руководящий бугор» с трех сторон, держались от данных учреждений на довольно значительном расстоянии. Улицы в селе шли параллельно реке Волге и ее притоку речушке Кисинке.

Большие светлые окна, казалось, приветливо и озорно подмигивали приезжим: ну как, мол, село? Понравилось ли?

— Красивое село, — за всех ответил Генка. — А крыши-то, крыши!

Ребята подняли глаза вверх и ахнули: почти над каждой крышей плавали затейливые флюгера — стерлядки и петухи, вырезанные из жести и дерева.

Китов дом — крайний, он замыкает западную окраину села. Фасад его задумчиво смотрится в затененные воды Кисинки. На берегу речки владычествуют могучие осокори и плакучие ивы. Возле каждого дома — легкие мостки, у мостков покачиваются круглобокие рыбацкие лодки.

— А ваша где? — поинтересовался Петька.

— А вон та, — Кит кивнул на свежеосмоленную бударку, на носу которой затейливой вязью было выведено: «Русалка».

— Успеете, нарыбачитесь еще, — усмехнулась Костина мама. — Проходите в дом. Закусите. Проголодались поди. Да и отдохнуть часик, другой не мешает...

В просторном дворе Титовых приветливо покачивают ветками фруктовые деревья. В одном из углов сутулится старенький сарай и русская банька. Рядом с ними — колодец с журавлем.

Генка подбежал к колодезному срубу, заглянул в него. В лицо пахнуло холодом и сыростью. Муха зябко передернул плечами. Подошел Петька:

— Ты чего?

— Да вот напиться хотел.

— За чем же дело стало?

— Ген, Петь! — закричал Костя. — Идите в дом, маманя зовет!

— Сейчас, напьемся только! — И Генка лихо послал бадейку, привязанную к концу журавля, в колодец.

Вода оказалась холодной и вкусной. Пили маленькими глоточками — ломило зубы.

— Ай, вкуснецкая-мировецкая, — приговаривал Генка, — живая, молодящая вода! Теперь я не удивляюсь, что в этих краях живут богатыри-богатырищи.

Петька согласно кивал головой, урча и жмурясь сладенько, словно кот у крынки со сметаной. Сегодня Петуха просто не узнаешь. Разодет он, как фон-барон, по собственному утверждению Петьки. Его длинные худющие ноги прикрыты новыми коричневыми техасами, плечи обтягивает красная трикотажная футболка. На Генке — синий вельветовый костюмчик.

Из открытых окон Китова дома потянуло вкусными запахами. Тонкие крылья Петькиного ястребиного носа затрепетали.

— Айда, Ген, звали же... — И Петька, не дожидаясь Мухи, бодрой рысцой устремился к гостеприимному крыльцу, конек которого был украшен скворечником-каравеллой. Генка воровато оглянулся: во дворе ни единой души.

«В этом арсенале непременно хранится оружие», — многозначительно сказал он себе, устремляясь к амбару. Мимо капустных и помидорных грядок проскользнул по-пластунски, ужом. Вот и рябая, побитая непогодами дверь с медной финтиклюшестой ручкой. Генка взялся за нее — и вдруг, испуганно пискнув, рухнул на землю. На его плечи с крыши амбара свалилась огромная рысь! Генка зажмурился, считая, что в этом его спасение: ведь если зверь посчитает его убитым, глядишь, и не тронет.

— Эй, ты, не притворяйся, что в упокойниках состоишь! А ну, разомкни гляделки, не то в колодец отправлю!..

«Рысь, а по-нашенски шпарит, что твой профессор словесности!» — Генка осторожно разомкнул веки одного глаза и чуть не завопил от возмущения: над ним стоял Петька Петух. «Ну, кому же еще придет в голову по-тигриному кидаться на людей? Ну, погоди же, ты у меня попляшешь!..»

— Эй, вставай! — Петух пальцами босой ноги легонько толкнул Муху в бок. — Хватит мертвяка из себя корчить!.. — В голосе Петьки легкий испуг: «А вдруг и вправду со страху окачурился?»

«Что, рыжая бестия, закрутился? — возликовал про себя Генка. — Я тебя научу вежливому обращению с людьми!»

— Ген-ка! Где ты?.. — раздалось с крыльца. Генка удивленно распахнул глаза — Петькин голос! Как же так, ведь «рыжая бестия» только что была рядом? Ну конечно же! Вот Петька метнулся за амбар и исчез в соседнем саду, мелькнули только рыжие нечесаные космы. «И когда он успел так обрасти!»

— Генка! — снова раздалось с крыльца. — Иди сюда! Тетя Настя кличет.

«Я тебе дам тетю Настю! — Генка поспешил на зов. — Как врежу! Стоп!.. Ничего не понимаю!..»

Петька, аккуратно подстриженный, расфранченный, стоял на крыльце. Хитрые глаза его лучились счастьем.

— Ты-ы, когда же это успел? — заикаясь, спросил Генка.

— Успел уж, — благодушно ответил Петька, — особенно шаньги хороши.

— Ша-а-нь-ги?

— Ну да, лепешки такие... — Петька явно был далек от всяческих злодейских помыслов и поступков, но Генка все-таки не удержался еще от одного каверзного вопроса:

— И как это ты с волосами умудрился?

— А чо, — снова не понял Петька, — перед отъездом у самого Рафика подстригся, два часа в очереди простоял. Да я тебе вроде об этом уже говорил.

Факт, говорил, Генка это помнит не хуже самого Петьки. Еще тогда он, Муха, тотчас кинулся к знаменитому парикмахеру, запоздал, Рафик уже сменился. «Значит, у меня галлюцинация!» — Генка с замороженным видом поднялся на крыльцо.

— Ты чо, случаем, не заболел? — перепугался Петька. — Бледный какой-то, и глаза почему-то вбок зыркают.

— Солнце... Голову напекло... Пройдет... Только ты никому ни слова! Чего доброго, с перепугу карету вызовут... курам на смех!

— А ты не сколупнешься?

— Нее... Чайку глотну, и все как рукой снимет. — И Генка, вымученно улыбаясь, переступил порог Китова дома. Вся компания за большим, покрытым белой скатертью столом дружно трудилась над паштетами и пирогами.

— А опаздывать, дорогой племяш, даже за стол негоже. Небось, знаешь присловье: «Каков работничек за столом, таков и в поле».

— Мам, — укоризненно сказал Кит, — человек еще не осмотрелся, а ты...

— Мал еще матери замечания делать, — прищурилась Анастасия Ермиловна. — Мне его батька в письме наказ дал держать в ежовых рукавицах. — И она по-доброму рассмеялась. — Да разве с вами совладеешь! А ну-ка, племяшок, отведай куриной похлебочки. А вот пирожок с судачком, шанежки... Работай до седьмого пота, пока за ушами не затрещит.

— Догоняй, Ген, — усмехнулась Нюська. — Мы с Таней уже так нагрузились, что подъемным краном с места не сдвинешь...

Костя с Петькой на аппетит никогда не жаловались, а тут и тем паче — принялись уписывать за обе щеки. Глядя на них, приналег на еду и Генка. Мясистая корка паштета таяла во рту, как сливочное мороженое. Густой бульон, сдобренный перцем и другими специями, пьянил и ублажал.

— А ты деревянной ложкой попробуй, — посоветовал Кит, — совсем другой коленкор. На!

Муха с удовольствием взял в руки деревянную точеную ложку, расписанную диковинными цветами и поверх покрытую лаком, и зачерпнул ею из глиняного блюда ароматную жижу.

— Бо-же-ственно! зацокал он языком, — неповто-ри-мо!..

Расправившись с паштетом и пирогами, приступили к чаепитию. На столе запыхтел медный самовар, начищенный до зеркального блеска. Рядом с шанежками, наваленными горками на татарский серебряный поднос, встали банки с вишневым и малиновым вареньем, ежевичное соседствовало с айвовым.

Отуманев от обильной и вкусной еды, гости приумолкли. Их потянуло в сон.

— А вы отдохните, — просто сказала хозяйка. — Пойдемте, покажу ваши комнаты.

— И до чего же у вас просторно! — вырвалось у Тани. Девочка всем восхищалась искренне, и это не могло не тронуть сердца Костиной матери, успевшей заприметить по выразительным взглядам сына, что он неравнодушен к застенчивой гостье.

— Чего-чего, а простора у нас не занимать — от дедов еще хоромина досталась. А в старину люди семейно жили, сын к отцу лепился, внук к деду. Семья за семью не считалась, если в ней меньше десяти едоков было. А теперь мы вот с сыном, вдвоем векуем!..