Джин Уэбстер - Пэтти в колледже

• Название: Пэтти в колледже
• Автор: Джин Уэбстер
• Жанр: Классическая проза

---

Пэтти скорбно взирала на кампус сверху вниз, того и гляди, готовая заплакать о своей потерянной молодости, как вдруг на посыпанной гравием тропинке послышался звук шагов; она испуганно подняла голову и увидела, что холм огибает человек духовного сана. Невольно она приготовилась бежать, однако епископ высмотрел ее вместе с маленьким, грубо отесанным сиденьем под деревом, улыбнулся ей и со вздохом удовлетворения опустился на него.

– Чудесный вид, – промолвил он, едва переводя дыхание, – но холм больно крут.

– Да, холм крутой, – согласилась вежливо Пэтти и, поскольку шанса сбежать, по-видимому, не было, она вернулась на свое место и прибавила со смехом, – я только что убежала от Вас, епископ Коупли, и вот Вы появляетесь, преследуя меня, словно обвиняющая совесть.

Епископ тихо засмеялся. – Я и сам убежал, – ответил он, – я знал, что после службы меня должны представить около сотне девушек, поэтому я просто выскользнул через заднюю дверь, чтобы спокойно прогуляться.

Пэтти оглядела его оценивающе, испытывая новое чувство дружеского участия.

– Я бы тоже хотел сбежать из церкви, – сознался он с блеском в глазах. – В такой день, как этот, свежий воздух – самая лучшая церковь.

– И я так думаю, – сказала Пэтти от всего сердца, – но я и понятия не имела, что епископы так чувствительны.

Они продолжали дружески болтать на разные темы и обмениваться дилетантскими мнениями по поводу колледжа и духовенства.

– Знаете, что забавно, – заметила Пэтти раздумчиво, – несмотря на то, что в каждое воскресенье к нам приходят разные проповедники, проповедь у нас всегда одна и та же.

– Одна и та же проповедь? – спросил епископ, весьма ошеломленный.

– Практически одинаковая, – сказала Пэтти. – Я слушала ее четыре года и думаю, что я и сама могла бы в некотором роде проповедовать. Знаете, похоже, все они считают, что раз уж мы поступаем в колледж, мы должны быть интеллектуальными гигантами, и они убеждают нас помнить о том, что разум и наука – это не единственные важные вещи в мире, что чувства, в конечном счете, есть главная движущая сила; и, уж не знаю зачем, они цитируют маленькое стихотворение о прекрасном цветке. А Ваша была не об этом? – спросила она тревожно.

– На сей раз – нет, – вымолвил епископ. – Я читал старую проповедь.

– Это лучше всего, – сказала Пэтти. – Мы люди, раз уж мы действительно идем в колледж. Я помню, как однажды к нам прибыл человек из Йеля или Гарварда, или еще откуда и прочел нам старую проповедь: он убеждал нас быть более мужественными. Это было очень необычно.

Епископ улыбнулся. – Вы часто сбегаете из церкви? – мягко поинтересовался он.

– Нет, живя вместе с Присциллой, у меня нет на это ни одного шанса. Но обязательная служба вызывает желание сбежать, – добавила она. – Я выступаю не против службы, а против обязательности.

– Но у вас существует система… э-э… прогулов, – предположил он.

– Три прогула в месяц, – грустно проговорила Пэтти. – Вечерняя служба приравнивается к одному прогулу, а воскресная утренняя проповедь – сразу к двум.

– Так Вы израсходовали два прогула, чтобы сбежать от меня? – спросил он с улыбкой.

– О, не от Вас, – торопливо возразила Пэтти. – От… обязательности. И кроме всего прочего, – прибавила она откровенно, – я использовала свои законные прогулы много дней назад, а когда я начинаю пропускать сверх нормы, то я становлюсь беспечной.

– А можно спросить, что происходит, когда Вы пропускаете сверх нормы? – поинтересовался епископ.

– Ну, – сказала Пэтти, – понимаете, существуют прокторы,[16] которые отмечают отсутствующего; потом, если они узнают, что человек пропустил больше положенного, его вызывает комитет самоуправления и интересуется причиной. Если он не в состоянии предоставить толкового объяснения, его на месяц лишают привилегий, и он не может заседать в комитетах, играть в пьесах или брать отгулы, чтобы отлучиться из города.

– Понимаю, – сказал епископ, – и Вам придется понести все эти наказания?

– О нет, – спокойно сказала Пэтти, – я предоставлю хорошее объяснение.

– И что Вы скажете? – спросил он.

– Я точно не знаю, – придется положиться на вдохновение момента.

Епископ недоуменно разглядывал ее. – Вы хотите сказать, – спросил он, – что, нарушив правило, Вы намереваетесь избегнуть наказания с помощью… грубо говоря… обмана?

– О нет, епископ, – произнесла Пэтти шокировано. – Разумеется, я скажу правду, только, – она с неотразимой улыбкой посмотрела в лицо епископу, – комитет, наверное, ее не поймет.

На мгновение лицо епископа разгладилось, но затем он вновь посерьезнел. – С помощью уловки? – спросил он.

– Д-да, – призналась Пэтти, – полагаю, Вы могли бы назвать это уловкой. Смею заметить, я очень плохая, – добавила она, – но в таком месте, как это, приходится иметь репутацию замечательной личности, иначе тебя будут игнорировать. Я не могу соперничать в добродетели, или в атлетике, или еще в чем-то подобном, поэтому мне ничего другого не остается, как опережать в безнравственности – для этого у меня есть исключительные способности.

Уголки губ епископа конвульсивно дрогнули. – Вы не похожи на человека с уголовным прошлым.

– Я еще молода, – ответила Пэтти, – и у меня не было удобного случая проявить себя.

– Милая девочка, – промолвил епископ, – я уже прочел сегодня одну проповедь, которую Вы не пришли послушать, и не могу гарантировать, что прочту еще одну ради Вашей пользы. – У Пэтти явно свалился камень с души. – Однако я хотел бы задать Вам один вопрос. Пройдут годы, колледж останется позади, и кого-то из Ваших однокашниц спросят: «Вы знавали…» Вы не сказали мне своего имени.

– Пэтти Уайатт.

– «Вы знавали Пэтти Уайатт, какой она была?», так вот, будет ли ответ таким, каким бы Вам хотелось его услышать?

Пэтти подумала. – Д-да, мне кажется, в целом, они будут на моей стороне.

– Нынче утром, – безмятежно продолжал епископ, – я совершенно нечаянно спросил одного профессора о некоей молодой женщине – Вашей однокашнице – дочери моего старинного друга. Ответ последовал незамедлительно, без колебаний и Вы можете представить себе, как он меня обрадовал. «Во всем колледже нет девушки чудеснее ее, – сказал он, – она честна в работе и честна в игре, и во всем, что она делает, она абсолютно добросовестна».

– М-мм, – сказала Пэтти, – должно быть, это Присцилла.

– Нет, – улыбнулся епископ, – это не Присцилла. Молодая женщина, о которой я говорю, – председатель вашей студенческой ассоциации, Кэтрин Фэйр.

– Да, верно, – проговорила Пэтти серьезно. – Кэти Фэйр рубит прямо с плеча.

– А Вы разве не хотели бы выйти из стен колледжа с такой репутацией?

– Да не такая уж я плохая, – взмолилась Пэтти, – то есть, если говорить об испорченности как таковой. Но я не могла быть такой же хорошей, как Кэти: это значило бы пойти против природы.

– Боюсь, – предположил епископ, – что Вы не слишком стараетесь. Сейчас, когда Вы молоды, Вам, возможно, не кажется, что то, что думают люди, важно; но что будет, когда Вы станете старше? А до этого не так уж много времени, – добавил он. – Не успеете опомниться, как придет старость.

Пэтти приняла серьезный вид.

– Вскоре Вам исполнится тридцать, затем сорок, а потом пятьдесят.

Пэтти вздохнула.

– Полагаете, что в таком возрасте женщина привлекательна, если она пускается на уловки и ухищрения?

Испытывая некоторую неловкость, Пэтти рыла носком ботинка небольшую ямку в сосновых иголках.

– Следует помнить, моя дорогая, что нельзя вылепить характер в одно мгновение. Характер – растение медленнорастущее, и семена требуют заблаговременной посадки.

Епископ поднялся и Пэтти облегченно вскочила на ноги. Он прихватил подушку и книгу, и они стали спускаться с холма. – Все-таки я прочел Вам проповедь, – произнес он сконфуженно, – но проповедовать – моя профессия, и Вы должны простить старика за банальность.

Остановившись перед дверью Филлипс-холла, Пэтти с улыбкой протянула руку. – До свидания, епископ, – сказала она, – и спасибо за проповедь, думаю, я нуждалась в ней – я действительно становлюсь старше.

Она медленно поднялась по лестнице и, помешкав немного возле своей комнаты, в которой звук смеющихся голосов, доносившихся сквозь окно с фрамугой, означал, что клан в сборе, проследовала к двери одноместной комнаты в конце коридора.

– Войдите, – позвал голос в ответ на ее стук.

Пэтти повернула ручку и просунула голову в дверь. – Привет, Кэти! Ты не занята?

– Конечно, нет. Заходи и поговори со мной.

Пэтти закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. – Это не дружеский визит, – объявила она торжественно. – Я пришла к тебе официально.

– Официально?

– По-моему, ты председатель студенческой ассоциации?