Пол Остер - Храм Луны

• Название: Храм Луны
• Автор: Пол Остер
• Издательство: Торнтон и Сагден
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-93923-017-2

«Храм Луны» Пола Остера — это увлекательная и незабываемая поездка по американским горкам истории США второй половины прошлого века; оригинальный и впечатляющий рассказ о познании самих себя и окружающего мира; замечательное произведение мастера современной американской прозы; книга, не требующая комментария и тем более привычного изложения краткого содержания, не прочитать которую просто нельзя.

---

Эффинг наклонился вперед, словно желая сказать, что вот теперь-то настоящее собеседование и начинается. Несмотря на черную повязку на глазах, он будто прошил меня взглядом.

— Скажи-ка, мистер Фогг, — начал он, — ты человек с воображением?

— Думаю, что да, но в последнее время стал в этом сомневаться.

— Когда ты перед собой что-нибудь видишь, можешь определить, что это?

— Да, гораздо чаще да, чем нет. Но порой это бывает нелегко.

— Например?

— Например, иногда мне трудно бывает отличить мужчин от женщин на улице. Сейчас столько людей ходят с длинными волосами, что на первый взгляд не всегда разберешь, кто перед тобой. Особенно если видишь женоподобного мужчину или мужеподобную женщину. Можно запутаться, отличительные черты смазаны.

— А когда ты смотришь на меня, какие слова нашлись бы у тебя, чтобы определить это зрелище?

— Допустим, перед мной человек в кресле-каталке.

— Старый человек? — Да.

— Очень старый человек?

— Да. Очень старый.

— А ты заметил во мне что-нибудь особенное?

— Черную повязку у вас на глазах. И что, видимо, у вас парализованы ноги.

— Да-да, мои недостатки. Они так и бросаются тебе в глаза, а?

— Ну, можно сказать и так.

— И какие выводы ты сделал насчет повязки?

— Никаких определенных. Сначала я подумал, что вы не видите, но такой вывод меня не удовлетворил. Если человек слепой, то зачем ему подчеркивать то, что он слепой? В этом нет смысла. Тогда мне пришло в голову другое объяснение. Возможно, повязка закрывает нечто более ужасное, чем слепота. Например, какое-нибудь увечье. Или, возможно, вам совсем недавно делали операцию на глазах и вы носите повязку по медицинским предписаниям. С другой стороны, ваша слепота может быть неполной и яркий свет раздражает вас. А может, вам просто нравится носить повязку ради нее самой, поскольку вы считаете, что в ней есть нечто привлекательное. На ваш вопрос можно найти бесконечное множество ответов. Мне трудно сразу ответить правильно. Если уж на то пошло, я наверняка знаю только то, что у вас на глазах черная повязка. Я могу утверждать, что она есть, но не знаю, для какой цели.

— Иными словами, ты ничего не станешь принимать на веру?

— Это было бы неосторожно. Часто случается, что кажущееся является не тем, чем кажется, и можно впасть в опасное заблуждение, если поспешить с выводами.

— Ну, а как насчет моих ног?

— Ну, этот вопрос, по-моему, несколько проще. Судя по тому, как они выглядят под одеялом, можно заключить, что они атрофированы, а это, в свою очередь, может говорить о том, что ноги не работают уже много лет. Если все это так, то логично предположить, что вы не можете ходить.

— Старый человек, который не может видеть и не может ходить. И что об этом ты думаешь?

— Я бы сказал, что это человек, более зависимый от других, чем ему бы этого хотелось.

Эффинг хмыкнул, откинулся на спинку кресла и запрокинул голову к потолку. Десять-пятнадцать секунд мы оба молчали.

— Какой у тебя голос, молодой человек? — спросил Эффинг наконец.

— Не знаю. Я его не слышу, когда говорю. Несколько раз я записывался на магнитофон и прослушивал себя, и тогда мне казалось, что голос у меня ужасный. Но, видимо, все так поначалу думают.

— А может он пройти большую дистанцию?

— Дистанцию?

— Может ли он звучать длительное время? Можешь ли ты проговорить часа три подряд и не охрипнугь? Сможешь ли сидеть и читать мне весь день, а потом нормально разговаривать? Вот что такое дистанция.

— Думаю, что это я смогу.

— Как ты сам заметил, я потерял способность видеть. Мое общение с тобой будет состоять лишь из слов, и если твой голос не сможет звучать долго, то на черта ты мне будешь нужен.

— Понятно.

Эффинг снова подался вперед и сделал театральную паузу:

— Ты боишься меня, а?

— Нет, вообще-то.

— А надо бы. Если я решу все-таки нанять тебя, ты непременно узнаешь, что такое страх, уж это точно. Пусть я не могу видеть и ходить, но у меня есть способности, мощь, какой нет почти ни у кого.

— Какая же?

— Мощь разума. Сила воли, которая может заставить физический мир принять любые формы.

— Телекинез?

— Называй это как хочешь. Помнишь, как повсюду вырубилось электричество несколько лет назад?

— Осенью 1965 года?

— Именно. Это я его вырубил. Незадолго до того я потерял зрение, и вот однажды сидел один в этой комнате и проклинал свою злосчастную судьбу. Примерно в пять часов я сказал себе: хочу, чтобы весь мир оказался в такой же тьме, как и я. Не прошло и часа, как весь город остался без света.

— Это могло быть просто совпадением.

— Совпадений не бывает. Это слово произносят лишь невежественные люди. Все в мире основано на законах электричества, и в живом, и в неживом. Даже идеи возникают посредством электрических разрядов. Если разряды достаточно мощны, то человек может мир перевернуть. Запомни это.

— Запомню.

— А ты, Марко Стэнли Фогг, какими возможностями обладаешь ты?

— Насколько я знаю, никакими. У меня обычные человеческие возможности, не более. Я могу есть и спать. Ходить из одного места в другое. Чувствовать боль. Иногда могу даже думать.

— А вести людей за собой? Есть это в тебе?

— Вряд ли. Не думаю, что смог бы заставить кого-либо что-либо сделать.

— Тогда ты жертва. Или то, или это. Или ты действуешь по своей воле, или тебя заставляют действовать.

— Мы все жертвы в определенном смысле, мистер Эффинг. Даже в том смысле, что живем.

— Ты уверен, что живешь? А вдруг ты это себе только воображаешь?

— Все может быть. Возможно, что мы с вами лишь плоды фантазий, а на самом деле нас здесь нет. Что ж, я ничего против такого предложения не имею.

— А ты умеешь держать язык за зубами?

— Если нужно, наверное, справлюсь, как любой другой.

— Какой это любой?

— Любой другой. Так говорят. Я могу разговаривать или молчать, в зависимости от ситуации.

— Если я тебя найму, Фогг, ты, скорее всего, возненавидишь меня. Но только знай, что мои придирки пойдут тебе на пользу. Во всем, что я делаю, есть скрытый смысл, и не тебе о нем судить.

— Постараюсь учесть.

— Хорошо. А теперь подойди-ка сюда, дай я пощупаю твои мускулы. Мне не нужен какой-нибудь слабак, который не сможет возить меня на прогулки по улицам, верно? Если у тебя слабые руки, то на черта ты мне нужен.

В тот же вечер у нас с Циммером был прощальный ужин, а наутро я сложил в рюкзак свои немногочисленные вещички и отправился в центр Нью-Йорка, во владения Эффинга. Так уж судьбе было угодно — целых тринадцать лет с того времени мы с Циммером не виделись. Обстоятельства разлучили нас, и когда наконец я неожиданно столкнулся с ним весной 1982 года на пересечении Вэрик-Стрит и Уэст-Бродвея на Манхэттене, то не сразу узнал его — так сильно он переменился. Циммер поправился фунтов на тридцать, он шел с женой и двумя маленькими сыновьями. Бросилось в глаза, насколько заурядно он выглядит: намечающееся брюшко, редеющие волосы — признак перехода в средний возраст. — умиротворенное, отрешенное лицо приличного семьянина. Мы шли в разных направлениях и уже почти разминулись, как вдруг он окликнул меня по имени.

Может, для других неожиданная встреча с кем-то, кого ты знал в прошлом, и в порядке вещей, но во мне случайное столкновение с Циммером всколыхнуло все забытые впечатления юности. Мне даже не так уж важно было узнать, что он преподает в университете где-то в Калифорнии, что опубликована его монография на четырехстах страницах о французском кино, что он не написал ни одного стихотворения за последние десять с лишним лет. Для меня важно было просто увидеть его. Мы остановились на углу и минут двадцать говорили, вспоминая былые дни, а потом он со своим семейством поспешил туда, куда они направлялись. С тех пор я не видел его и не слышал о нем, но, скорее всего, мысль написать эту книгу впервые пришла ко мне именно тогда, после той нашей встречи четыре года назад, именно в тот момент, когда Циммер смешался с толпой и скрылся из виду.

Когда я прибыл в квартиру Эффинга, миссис Юм усадила меня на кухне и угостила чашечкой кофе. У мистера Эффинга сейчас небольшой утренний отдых, объяснила она, и до десяти часов он будет спать. А пока что она рассказала мне о моих новых обязанностях, о том, когда здесь принято завтракать и обедать, сколько времени я должен ежедневно проводить с Эффингом, и так далее. Как она выразилась, она обеспечивает Эффингу «телесный комфорт»: одевает, помогает вставать утром и укладывает спать вечером, бреет и водит в туалет. Что же касается меня, то моя работа будет более сложной и менее определенной. Меня наняли не совсем как друга-компаньона, но все-таки как кого-то в этом роде: неравнодушного служащего, готового избавить его от монотонного одиночества.