Фуми Яхиро - Старшая сестра

• Название: Старшая сестра
• Автор: Фуми Яхиро
• Издательство: Москва
• Жанр: Современная проза
• Год: 1984

---

Когда мы вышли, я прибавила шаг и поравнялась с сестрой. От нее исходил едва уловимый запах сладких духов.

Я спросила:

– Зачем ты приехала в Окуру?

– Да так, приехала на машине поразвлечься, – небрежно бросила она.

– На машине? Из Симоносэки? На собственной?

– С другом. Он взял машину у приятеля.

– С другом? А кто он?

Сестра не ответила и толкнула дверь в кафе. В кафе тихо играла музыка. Сестра усадила меня за столик в глубине зала.

– Что будешь есть?

– Мне все равно.

Мне почему-то было не по себе, и я неотрывно смотрела на модную черную атласную блузку, которую сестра надела под джемпер. Она очень шла к красной юбке. На шее, на цепочке, висел кулон в форме сердечка.

Похудела сестренка, подумала я. Грудь еле видна под блузкой, плечи – одни кости.

– Ну а шить ты уже научилась? – поинтересовалась сестра, заказав что-то официантке и доставая сигарету.

– Да. Но пока мне доверяют шить только юбки и сметывать, – в изумлении глядя на сестру, привычным жестом сунувшую в рот сигарету, пояснила я.

– Ничего, постепенно всему научишься, станешь прекрасной портнихой.

Сестра говорила очень серьезно. Она медленно поднесла зажженную спичку к сигарете. Потом откинула голову, положила ногу на ногу, небрежно выпустила дым изо рта и неторопливо перевела взгляд к окну.

За столиком у окна сидел молодой мужчина в джемпере. Он тоже курил, с отсутствующим видом глядя в окно.

– Ну вот. Ешь.

Официантка принесла кофе и фрукты.

Сестра взяла кофе, а вазу с фруктами придвинула мне. Бананы, дыня, ананас, вишни – целая гора соблазнительных лакомств.

– Ой, вкуснотища какая! – невольно вырвалось у меня. Я протянула руку к вазе. – Никогда такого не ела.

– Возможно. – Сестра снисходительно усмехнулась и небрежно стряхнула пепел с сигареты.

Опустив голову, я уплетала фрукты. А сестра, вдыхая дым, смотрела на меня и молчала.

Я подумала: надо наконец что-то сказать. Но о чем говорить? Вообще-то, мне хотелось о многом расспросить. Как она живет? Что делает в выходные дни? Но я не могла говорить с сестрой даже о таких обычных вещах, и мне было не по себе…

Эх, если бы сестра не работала в таком ужасном месте, мы могли бы свободно болтать с ней о чем угодно, а тут… Не разбирая вкуса фруктов, я двигала челюстями и чувствовала, как сердце сковывает леденящий холод.

Сестра протянула руку за кофе. Я подняла голову и проговорила:

– Шахту Окадзаки закрыли.

Только на это меня и хватило…

– Знаю, – отозвалась сестра с безразличным видом, поднося чашку ко рту.

Вот как, значит, мать написала ей и об этом, подумала я.

– А Хироси, когда перестали платить пособие по безработице, уехал и ищет теперь другую работу, – добавила я, подумав, что и это она, наверное, знает.

– Вон оно что, – сказала сестра безо всякого интереса и поставила чашку на блюдце.

– Кунио скоро, наверно, выйдет из больницы…

– Ну что ж. – Лицо сестры помрачнело, она раздавила сигарету в пепельнице.

– А мама, когда Хидэо в будущем году кончит школу и поступит на работу, устроится куда-нибудь, хоть кухаркой, и будет жить на хозяйских харчах.

– Вся семья разбрелась кто куда, – с горечью сказала сестра, так и не подняв глаз.

Потом она посмотрела на часы, сняла с шеи кулон и сказала:

– Сэцуко, это тебе.

– Правда? – радостно вспыхнула я.

Сестра кивнула и улыбнулась:

– Протяни-ка руку.

Я положила на стол обе руки. Сестра опустила в них кулон и крепко стиснула мои пальцы. Потом посмотрела на меня долгим пристальным взглядом, будто не могла насмотреться, и проронила:

– Будь здорова. Работай как следует.

Тут она снова посмотрела в сторону окна. Молодой мужчина за столиком обернулся на нас и встал. Джемпер на нем был поношенный, брюки пузырились на коленях. Высокий, худой, лет двадцати трех.

Когда он подошел к нам, сестра сказала:

– Моя младшая сестра.

Я приподнялась со стула и слегка поклонилась.

Так это и есть друг, о котором говорила сестра?

Мужчина посмотрел на меня с улыбкой, но ничего не сказал. Лицом – мужественным, изборожденным глубокими морщинами – он напоминал какого-то киноактера. Но что-то мрачное, отрешенное проглядывало в нем. Казалось, в нем сосредоточились ненависть ко всему миру, злость, отчаяние.

– Он знает нашего Кунио. Работал вместе с ним в Югэте на шахте Тауэ. – Сестра говорила совершенно бесстрастно, грустно улыбаясь.

– Вот как, – пробормотала я и еще раз взглянула на мужчину.

Он по-прежнему молчал, только глазами делал знаки сестре: пошли, мол.

Выйдя из кафе и прощаясь, он впервые заговорил со мной:

– Ну, будь здорова.

Я тоже сказала:

– До свидания, – и осталась стоять, провожая их глазами.

Они повернули за угол универмага – там оставили машину.

Я не отрываясь смотрела на удаляющуюся фигурку сестры, пока она совсем не скрылась из виду, – когда еще нам доведется встретиться?… В ту ночь я видела ее во сне. Мне снилось будто мы снова маленькие, забрались на высокий террикон и собираем там уголь. Соревнуясь, кто больше соберет, мы взбираемся все выше и выше, и вдруг сверху падает огромная угольная глыба. Я вскрикнула, отскочила в сторону и – проснулась.

Я посмотрела на окно, не прикрытое занавесками, и увидела, что уже совсем рассвело. Рядом, как всегда, спала Харуко Ниномия. Чуть поодаль, повернувшись к нам спиной, – Рёко Фудзино, тоже работавшая в нашей мастерской.

Достав из-под подушки кулон, я легла на спину и стала его рассматривать. К толстой цепочке очень подходила деревянная подвеска в форме сердечка. Держа кулон за цепочку, я неотрывно смотрела на него, как ребенок раскачивая сердечко над головой. И вечером, когда я легла спать, я тоже долго не могла заснуть, все любовалась, а Рёко и Харуко смеялись надо мной.

Интересно, к какому платью пойдет этот кулон, подумала я. Сестра надевала его на черную блузку, а вот можно ли носить со свитером? Эх, нужно было спросить у нее, подумала я.

Наконец-то встретились через два года – надо было как следует обо всем поговорить… А я даже не спросила, как зовут мужчину. Наверно, он любовник сестры?

Зазвонил будильник у изголовья. Я быстро выключила его. Было восемь часов. Я встала и скинула пижаму. Надела комбинацию и стала натягивать свитер, а сама не сводила глаз с кулона. Я взяла его в руку и, немного подумав, повесила на шею. Цепочка скользнула по голому телу. Улыбнувшись сама себе, я поправила свитер.

Прижимая свитер ладонью – в том месте, где был спрятан на груди кулон, – я радостно вошла в ателье и подняла ставни.

В ателье Кусакабэ по утрам и хозяйка, и мы, три девушки, которые жили тут же, завтракали молоком и хлебом, поэтому проблем с едой не было. Встав с постели, я сразу поднимала ставни и принималась за уборку. Вечером, после десяти, когда заканчивалась работа, на полу горой валялись обрезки и нитки. Напевая под нос, я взяла веник и отворила окно.

Вдруг зазвонил телефон. Я бросила веник и подошла к раскроечному столу. Подняла трубку и важно сказала:

– Ателье европейского платья Кусакабэ.

– Это мать Сэцуко…

– А, мама, – ответила я уже своим голосом, не дав ей договорить. – Что случилось? Так рано…

– Ко-тян…

– Что Ко-тян? – нетерпеливо спросила я, перехватив трубку другой рукой.

– Ко-тян умерла.

– Что? – мне показалось, я ослышалась. – Как умерла?

– Умерла. Сообщили из полиции Модзи. Авария на дороге. Она и человек, который вел машину, упали в море в Модзи.

У меня потемнело в глазах. Я опустилась на стул, чувствуя, что ноги не держат меня, и без сил уронила голову на стол. Не может быть. Нет, не может быть – эта мысль сверлила меня, а перед глазами стояло улыбающееся лицо сестры, с которой я виделась еще вчера. Я вспомнила, как пристально посмотрела она на меня, сказав:

– Будь здорова. Работай как следует.

Неужели правда, что она умерла?

С детских лет приносить себя в жертву братьям и сестрам, работать ради них и, едва дожив до двадцати, умереть – ради чего жила моя сестра?

Вчера, когда я была с ней, я чувствовала в ней какое-то тупое безразличие. Это может испытывать лишь человек, потерявший всякое желание жить.

И тут мне пришла в голову догадка, которой я испугалась и устыдилась; я рывком подняла голову со стола.

Может быть, это не катастрофа, а самоубийство? Уж не потому ли она приехала со мной повидаться?

Непомерное горе переполнило меня, и я изо всех сил прижала к груди кулон…

Примечания

1

Тофу – соевый творог.

2

Патинко – зал игральных автоматов.

3

Вскоре после войны проституция была запрещена, но продолжала процветать под вывеской увеселительных заведений и турецких бань.