Робин Маккинли - Солнечный свет

• Название: Солнечный свет
• Автор: Робин Маккинли
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-054155-3, 978-5-9713-9021-3

Вот уже десять лет прошло с тех пор, как отгремела на Земле последняя война между людьми и их извечными противниками – вампирами и оборотнями, зовущими себя Другими.

Людям, хотя и с огромным трудом, удалось победить – и теперь Другим, полукровкам и их старым союзникам – черным магам, – приходится проходить обязательную регистрацию в специальных организациях, занимающихся расследованием паранормальных преступлений.

Среди подобных организаций наиболее широко известен Особый Отдел против Других, в котором работает большинство друзей Раэ Сэддон по прозвищу Светлячок – юной мастерицы по изготовлению сладостей и по совместительству талантливой ведьмы, скрывающей свою Силу…

Раэ всегда старалась держаться в стороне от Других. Но теперь ее похищают миньоны вампира Борегарда, претендующего на титул Мастера города, дабы использовать в качестве приманки для нынешнего, законного Мастера – Кона.

Кон ввязывается в сражение с претендентом – и терпит поражение. Раэ понимает: чтобы выбраться из этой передряги, ей придется не только открыто применить свои магические способности, но и заключить союз с Коном…

---

Однако это не лучший способ показать себя крепким орешком, в значительной степени из-за того, что никакой татуировщик, дорожащий своей лицензией, на это не пойдет, а татуировщик без лицензии вполне может наломать дров. К примеру, разница между заклинанием от опьянения и заклинанием от рези в глазах заключается всего в одной линии, но если понадобится добраться домой целым и невредимым после приема на грудь, второе заклинание ничем в этом не поможет.

Это касается даже обычных простых заклинаний, а татуировки Мэла были далеко не простыми, и совсем не обычными. И это были не просто узоры, а именно обереги. Магию можно было почувствовать, как чувствуешь запах озона и воздухе перед грозой. Кроме того, ни один уважающий себя байкер не станет делать себе татуировок-узоров – узорчики для слабачков.

Мэл не колдун – это не то занятие, которое можно долго скрывать, – и тем не менее сделал себе много татуировок. Когда он пришел к Чарли устраиваться на работу с открытой шеей и закатанными выше локтя рукавами – а был январь, и холодно, – это было очень в его духе. Хотя, может быть, этим он произвел хорошее впечатление на Чарли, который по-своему искренне наслаждается тем, что у его закусочной репутация «заведения на самом краю».

– Кто же ты, Мэл? – спросила я.

Он взял обе мои руки и поцеловал их. Его губы были теплыми. Он положил мой руки на стол, но не отпустил их. Я смотрела, как солнечные блики играют на тоненьких волосках его запястий, смотрела на красные, золотые и черные линии татуировок. И волоски, и татуировки были окружены необычно яркой красной окантовкой, словно охвачены пламенем. Или они сами были пламя. Руки его тоже были теплыми. Человеческой температуры. Температуры пламени жизни, если уж вспомнить о философии.

– Я твой друг, Светлячок, – ответил он. – Все остальное – суета.

Я не знала, расслышал ли он, что сказал Пат. Не знала, кто делал ему татуировки. Вполне может быть, что все мои сведения о магических татуировках – из той же серии, что и «Мастурбация приводит к слепоте и кретинизму» (на зрение человека не влияет даже общение с уби). Может, стоило спросить его об этом. Но тогда бы пришлось отвечать на вопрос, почему меня это интересует.

Даже если существует возможность быть чародеем и успешно это скрывать, Мэл все равно не мог им быть. Чародеи – одиночки, они не устраиваются работать поварами в закусочные и не тусуются с байкерами. Они сближаются только с другими чародеями, и то ненадолго и всегда с определенной целью. Все они слишком параноидальны, чтобы иметь друзей среди обычных людей, и слишком эгоистичны, чтобы дружить между собой. Обыватели считают, что чародеям вообще нельзя доверять, и людям лучше не связываться с магией. Да и магоделами заодно.

Но кто тогда делает татуировки чародеям?

Наверное, я совсем ничего не знаю.

Я ехала домой и размышляла об этом «будь начеку». Я и так начеку, и Пату это хорошо известно. Что он имел в виду: что за мной следит ООД? Мог ли этот законопослушный полукровка из ООД таким образом намекнуть мне, что ООД нельзя доверять? Положим, я недавно услышала, что все полукровки должны держаться вместе и помогать друг другу – а про Богиню Боли, которую в ООД никто не любил, слыхала уже давно. Однако причину этой неприязни я видела только в том, что она – поганая сука, которую собственная карьера волнует больше, чем безопасность человечества. На что же тогда намекал Пат? На помешанную на карьере горгону, или на измену в рядах ООД?

О боги, разве с меня не достаточно Бо?

Остановившись у светофора, я открыла бардачок и полюбовалась на кучку оберегов. Некоторые из них еще шевелились. Бедная мама. Она ведь старалась. Я поняла, что благодарна ей даже за эти безуспешные усилия. Просто за то, что она что-то делала. Понимала, что мне нужна помощь, и пыталась ее оказать. И пусть она понятия не имела, какая это должна быть помощь и в каком объеме. Это знал только Кон, но он не был человеком, поэтому знал, и в то же время не знал. Не знал, что именно он знает. Вроде бы так.

Добравшись до дома, я какое-то время сидела, всматриваясь в тени от листьев на асфальте дороги. Тени мерцали и нарушали все мыслимые законы физики – так было теперь всегда, – но они были красивы и не значили ничего. Просто свет падал на листья, и листья отбрасывали тень. Лето кончилась, наступила осень, и листья уже начинали опадать. Один большой и желтый как раз спланировал на крышу «Развалюхи».

Я открыла рюкзак и забросила туда всю кучу амулетов: свечу зажигания, веревочки, несколько резинок – остаток тех дней, когда бардачок служил, как положено, для хранения перчаток. От прикосновения к одному из оберегов, не знаю, к какому именно, по рукам прошла легкая дрожь. Потом я вышла из машины и постучала в дверь Иоланды.

Она открыла почти сразу же.

– Заходи. Я поговорила со своим старым учителем.

Я вздохнула и вошла в дом следом за ней. Мы зашли в комнату, где я еще ни разу не была, сразу за кухней, тоже выходящую окнами на сад. Мне сразу же стало понятно, что сюда заходило очень мало людей: во-первых, если Иоланда желала скрыть свой род занятий или хотя бы притвориться пенсионеркой, эта комната сразу бы ее разоблачила. Во-вторых, закрытость излучалась здесь отовсюду, как тепло или свет. Казалось, будто невидимая вуаль залепила мне лицо и мешает дышать. Я даже потерла лицо, словно стараясь сорвать ее.

Иоланда заметила это и со словами: «Ох, извини, пожалуйста» убрала что-то с входной двери. Чувство, что я нарушила чье-то личное пространство, тут же исчезло, отхлынуло, как морская волна. Удивленная, я посмотрела под ноги. Тени на полу были весьма подвижны.

Ту вещь, которая раньше была на двери, Иоланда положила на стол. Я села рядом, наклонилась и накрыла эту вещь рукой – и мою ладонь как будто обожгло. Правда это можно было отнести к теплу с тем же успехом, как и мое ночное зрение – к глазам, но все-таки больше всего это было похоже на тепло. Я убрала руку и посмотрела: маленький круглый кусочек чего-то, больше всего напоминающего цветное стекло. Я не могла разобрать, был ли там какой-то рисунок, или странное переплетение теней.

Мастер амулетов. Это звучит так… жестко. Пусть ты разнесла мастерскую, но ты по крайней мере сделала это в процессе обучения, и знала, для чего это обучение нужно. Учитель говорил тебе, что делать до того и что делать потом.

Глядя на меня, Иоланда заговорила:

– Моя дорогая, прости. Я знаю, что тебе не это хотелось бы услышать, но мне кажется, что все то, чего ты пока не можешь понять – это именно то, чего тебе понимать пока не стоит. То есть ты хорошо справляешься…

Она излагала свои мысли почти в той же манере, что и Кон. Без лишних предисловий. Мне хотелось сказать: «Все, чего бы мне хотелось, – это до конца жизни печь булочки с корицей», но я знала, что это уже не совсем правда, к тому же мне надоело жаловаться на жизнь. И я ничего не сказала. Вместо этого я взяла свой рюкзак и поставила его на стол. Поднимая его, я почувствовала, как амулеты отчаянно пытаются избежать контакта со странными тенями на полу. Ставя его на стол, я поняла, что эта поверхность им тоже не по душе. В рюкзаке что-то скреблось. Значит, по крайней мере один из них еще живой.

Сначала глаза Иоланды округлились, затем она нахмурилась.

– Подними его еще раз, если тебе не трудно, – сказала она.

Я подняла, она достала что-то из ящика стола, посыпала столешницу и жестом указала мне снова поставить туда рюкзак. Что бы там ни происходило с моим барахлом, теперь возня в рюкзаке прекратилась.

– Ты хочешь, чтобы я на что-то взглянула?

Я открыла рюкзак, и вдруг мне почему-то расхотелось прикасаться к оберегам.

– Погоди-ка, – сказала Иоланда и снова что-то достала из ящика – на сей раз деревянные щипцы.

С обеих сторон на них были начертаны необычные символы. Я уцепила один из оберегов за кончик и рванула его из рюкзака – хотя мне показалось, что еще немного – и он выскользнул бы сам, как снятое со спиц вязанье. Как только амулет оказался на свободе, второй его конец закрутился в воздухе, словно искал что-то, потом, изогнувшись, обвился вокруг щипцов и пополз вверх – к моей руке.

– Брось его, – резко велела Иоланда. Я бросила. Как только оберег коснулся поверхности стола, я услышала шипящий звук и почувствовала неприятный запах – не просто неприятный, а очень неприятный, – и спустя мгновение перед нами лежал только какой-то вязаный лоскут, прицепленный к свече зажигания; в нем зияла дыра, по краю обведенная коричневато-фиолетовой каймой. Кайма подрагивала.

– Ой, – сказала я.

– Вот именно, ой, – спокойно подтвердила Иоланда. – Это не оберег, а «жучок». Где он был?

– В «Разва…» – в моей машине.

– Ты ее закрываешь?

– Здесь – нет, – ответила я, чувствуя, как по позвоночнику поднимается волна холода.

– Нет, – сказала она. – Если бы тот, кто подбросил тебе это, приходил сюда, то я бы об этом знала.