Лючано Де Крешенцо - Елена, любовь моя, Елена!

• Название: Елена, любовь моя, Елена!
• Автор: Лючано Де Крешенцо
• Издательство: Пилигрим
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-85498-002-9

Роман итальянского писателя Лючано Де Крешенцо выдержал только за полгода несколько изданий и переизданий в Италии, США, Англии, Швеции, Германии и других странах. В нем весело, с живостью и юмором писатель излагает «свою точку зрения» на Троянскую войну и бессмертные древнегреческие мифы.

---

– Молчи ты, мерзкое насекомое! Молчи, если не хочешь сию же минуту расстаться с жизнью! – вскричал Одиссей.

Но ни угрозы Одиссея, ни его авторитет не произвели на Терсита никакого впечатления. Выйдя на середину круга, уродец медленно обвел взглядом слушателей, словно призывая их к тишине, и, понизив голос, продолжал:

– Братья, заклинаю вас, не верьте ему! Если Одиссей скажет, что вы живы, не верьте. Если Одиссей скажет, что у каждого из вас по две руки и по две ноги – пусть даже вам мнится, будто так оно и есть, – не верьте. Если Одиссей скажет, что высоко в небе светит солнце… не верьте – значит, сию минуту пойдет дождь. А если, выйдя отсюда, вы действительно увидите солнце, все равно не верьте. Можете не сомневаться, он бы этого не говорил, если бы не держал в уме какой-нибудь гнусный план!

– О, подлейший из подлых, о, змеиное жало, о, коровья лепешка, о, блевотина старого пьяницы! – вскричал Одиссей. – Да пусть Телемах никогда больше не назовет меня отцом, если я не расколошмачу твой горб, не втащу тебя за уши голым на корабль: там ты у меня поплачешь!

Он схватил Терсита за тунику и, швырнув на землю, принялся охаживать его своим скипетром, а сбежавшиеся итакцы стали полукругом так, чтобы никто не мог вмешаться в драку. Однако несчастный горбун, несмотря на град ударов, сыпавшихся на его грушевидную голову, продолжал изрыгать проклятья и твердить свое:

– И это Одиссей, ахейцы! Полюбуйтесь, какой он сильный! Как расправляется с калекой! Это же он предал Паламеда, сына Навплия, своего самого близкого друга, и обрек его на гибель!

Упоминание о Паламеде, да еще с таким комментарием, и вовсе привело Одиссея в неистовство, но, к счастью для Терсита, у царя Итаки были в то утро еще другие заботы, а потому, выдав калеке последнюю порцию тумаков, Одиссей помчался на берег в отчаянной попытке удержать ахейцев от бегства. Призыв Агамемнона породил в рядах союзников самое настоящее пацифистское движение: греки вдруг осознали, что им надоело воевать, и все как один решили возвратиться на родину. Пожалуй, только Одиссей с его незаурядным ораторским даром мог уговорить их остаться.

Когда герой скрылся, Телоний оказал Терситу первую помощь, промыв ему раны виноградной водкой собственного изготовления и перевязав голову льняной тряпкой, отчего тот стал еще смешнее: лысый череп с хохолком торчал над повязкой, и голова его стала походить на блюдо с халвой – сладостью, которую пилосские женщины обычно готовили к празднествам в честь Посейдона.

Терсит кряхтел от жгучих примочек, но был счастлив, что сумел наконец высказать все, что думал, человеку, которого он так ненавидел. Потрясенному этой сценой Леонтию не терпелось засыпать Терсита вопросами, и как только он убедился, что Терсит уже в состоянии говорить, стал делиться с ним своими сомнениями.

– О Терсит, сын Агрия, с детства мне рассказывали о подвигах героев, а сегодня мне и самому посчастливилось увидеть одного из них так близко, как я вижу сейчас тебя. Да, я видел Одиссея, царя Итаки, самого хитроумного из тех, кто пришел сюда сражаться с ничтожным Парисом. Но ты предостерег меня от знакомства с ним и, рискуя собственной жизнью, стал доказывать, что Одиссей не заслуживает уважения. Тогда позволь спросить: кому я должен верить – тебе или моим учителям?

– О мой мальчик, заклинаю тебя, – грустно отозвался Терсит, – пока разум тебя не покинул, не верь учителям, не верь никому, кто воспевает подвиги героев ради горсти винных ягод! Если хочешь знать правду, ищи ее у себя в голове, а не в сердце. Те, кого ты именуешь героями, просто-напросто прославленные злодеи, захватывающие чужие земли с единственной целью – грабить и насиловать. Они не ведают любви к ближнему и жалости к слабым. На честь Елены им наплевать: сокровища Приама – вот что для них главное, и они сделают что угодно, лишь бы завладеть ими. Агамемнон – жестокий убийца, он готов прикончить собственного брата, если тот встанет на его пути. И Ахилл – убийца: для него слава важнее жизни целого народа.

– Но он ведь герой! – возразил Леонтий.

– А что, по-твоему, значит быть героем?

– Это значит быть отважным.

– Отважным? – с иронией переспросил урод. – Разве можно назвать отважным воина, знающего, что он неуязвим, и вступающего в бой с другим воином, который, в отличие от него, совершенно беззащитен?

– Но у Ахилла, – вмешался в разговор Гемонид, – тоже есть уязвимое место…

– Да, только оно известно ему одному, а значит, если не случится чуда, никто и никогда не сможет его убить. Так давайте же раз и навсегда признаем, что Ахилл – убийца, как и ваш многоуважаемый Одиссей. Единственное их различие в том, что Ахилл убивает, не пряча лица, тогда как Одиссей предпочитает делать это, пуская в ход не меч, а обман. С помощью обмана он и Паламеда убил.

– А за что он его убил?

– За то, что Паламед разоблачил Одиссея на Итаке, когда тот прикинулся сумасшедшим, чтобы не идти на войну.

– Одиссей прикинулся сумасшедшим? – удивился Леонтий.

– Вот именно! Паламед, Агамемнон и Менелай отправились на Итаку – напомнить Одиссею об обязательствах, которые он взял на себя во время свадьбы Елены, тем более что не кто иной, как он сам и предложил заключить договор между бывшими женихами. Трое друзей нашли Одиссея на берегу моря, где он старательно вспахивал… песок. На голове у него была высокая крестьянская шапка, в плуг он впряг вола и осла и, идя за ними, засевал борозду солью.[36] «Несчастный! – воскликнул Менелай. – Должно быть, он сошел с ума!» Но догадливый Паламед выхватил из рук кормилицы малютку Телемаха – единственного сына, рожденного Одиссею Пенелопой, и положил его перед самым плугом. Тут уж обманщик не мог не остановиться.

– А дальше?

– Когда обман раскрылся, сын Лаэрта был вынужден покинуть Итаку, но в душе затаил зло и поклялся, что рано или поздно заставит Паламеда дорого заплатить за эту шутку! И как еще заставил! Нет в мире никого подлее Одиссея. Посмотришь на него – вроде бы мирный человек, в чужие дела не лезет, а он просто умеет выжидать. Живет себе и вроде бы ни на что не обращает внимания, но приходит день, когда ты меньше всего ждешь беды, когда ты утратил бдительность. Тут он тебя и подсекает! Хотя его и зовут Одиссеем,[37] он шагу не ступит, сто раз не подумав, то есть никогда ничего не предпринимает сгоряча. Сегодня, например, он избил меня, но не потому, что на него внезапно накатила ярость, нет, он хотел таким образом преподать урок ахейцам. С таким же успехом он мог бы крикнуть во всеуслышание: «И не помышляйте о возвращении на родину, не то вас ждет участь этого калеки!». Ахилл же – полная противоположность Одиссею: его надо опасаться именно тогда, когда он охвачен бешенством. Правда, злость с него быстро слетает.

– А как он все-таки наказал Паламеда? – продолжал расспрашивать Леонтий.

– Он закопал прямо под его шатром мешок с золотом и приказал одному воину-фригийцу написать подметное письмо Паламеду вроде бы от Приама: мол, настало время изменить ахейцам и заплатить делом за золото, которое тебе было послано. Потом он велел своим людям убить гонца-фригийца в нескольких метрах от ахейского лагеря, словно его там застигли, когда он пытался связаться с Паламедом, и устроил так, чтобы при убитом нашли письмо, якобы адресованное Паламеду царем Трои.

– Согласен, это была западня, – вмешался в разговор Гемонид, – но Паламед ведь мог все объяснить и напомнить, сколько добра он сделал ахейцам. Он славился во всех эгейских краях своей смелостью и… красивым почерком. Особенно его любили воины, которым он позволил коротать ночные дежурства за игрой в кости.

– Конечно, он пытался защищаться, но Одиссей посоветовал ахейцам обыскать его шатер, а когда прямо под лежанкой Паламеда был найден мешок золота, его тут же побили камнями. Говорят, когда в него полетели камни, он вскричал, обращаясь к небесам: «О Истина, я оплакиваю твою смерть, наступившую прежде моей!»

– А тебе откуда известны такие подробности? – спросил Гемонид недоверчиво.

– Фригийский посланец, тот, что писал письмо, перед тем как испустить дух, рассказал все одному беотийцу, а тот – мне. Когда я об этом узнал, сын Навплия, увы, был уже мертв. Да и вряд ли судьи мне поверили бы, ибо Одиссей успел тем временем убить и беотийца.

– О Терсит, я верю тебе, – прошептал потрясенный Леонтий. – А раз уж ты знаешь столько тайн и стольких людей, не скажешь ли, отчего умер благородный Неопул?

– Ты какого Неопула имеешь в виду? – спросил Терсит. – Неопула Честного, царя Гавдоса?

– Да-да, его.

– Говорят, он куда-то сгинул. Но сам-то ты кто, юноша? Уж не сын ли его?

– Да, и зовут меня Леонтием.

– Тогда слушай внимательно, о Леонтий, – сказал горбун, глядя юноше прямо в глаза, – ничего не могу тебе обещать, но, кажется, я знаю человека, которому ведома вся правда о судьбе твоего отца.