Френсис Дэвис - Вкус любви

• Название: Вкус любви
• Автор: Френсис Дэвис
• Жанр: Современные любовные романы

Никогда не заводить романа с человеком, на которого работаешь, — таково было правило Кэйт Эллиот. Независимая по натуре, творчески одаренная, она избрала карьеру свободного художника-иллюстратора. Но нет правил без исключения.

Однажды ее работы привлекли внимание Яна Джулиано Фрэзера, самого Великого Фрэзера — одного из богов в издательском мире…

---

Потом он чуть откинулся назад, взял ее лицо в ладони и, неотрывно глядя в ее глаза своими темными глазами, прошептал:

— О, Кэйт! Хотите стать моей Кэйт?

— Да, Джулио, — сказала она, целуя кончики его пальцев, когда они коснулись ее губ. — Да…

Он привлек ее ближе к себе и погрузил свое лицо в ее волосы. Он ощутил запах сандалового дерева и папоротника. Она чувствовала, как напряглось его тело, отяжелело от желания, когда он прижался к ней. Его рот впитывал ненасытно ее губы, его язык проникал между ними.

— Я так хочу тебя, Кэйт, — бормотал он, обнимая ее на узком шезлонге.

— И я хочу… хочу… — начала она.

— Чего ты хочешь, моя Кэйт? Она была не в состоянии продолжать. Его пальцы нащупали пуговки ее блузки, а она погрузила свои руки в его вьющиеся черные волосы, прижимая его голову к своей груди, ощущая, как жесткие кудри щекочут ее соски.

— О, Кэйт, — простонал он, его дыхание, казалось, клокотало в горле, — я обожаю тебя!

Он сжимал ее бедра, и уже не было времени для нежных поцелуев и медленных ласк. Его жадные руки и алчущий рот обшаривали ее груди, погружая ее в неподконтрольный вихрь желания и страсти, заставляя ее тело трепетать. Она подалась к нему, она жаждала его рот, его руки, его прильнувшее к ней тело. Его рот обволакивал ее губы, язык требовательно и ищуще ласкал его изнутри. Он стянул с ее бедер колготки. Она рвала ремень его брюк, прижимая его сильные, мускулистые бедра к себе. Их тела мгновенно слились в одно, словно два пылающих солнца, излучая вырвавшуюся наружу страсть. Они соединились в диком объятии, сплавились воедино и замерли, задыхаясь.

— Кэйт, дорогая, — наконец вымолвил он, — я не думал, что это случится так.

Она нежно прижала его голову к ложбинке между грудей.

— Мягкий полумрак и тихая музыка? Она обмотала прядь его волос вокруг пальца, как кольцо.

— Что-то в этом роде. — Он сжал ладонью ее грудь.

Словно яблоко, подумала она.

— Я не захотела ждать, — заверила она его и поцеловала в макушку.

— Я понял это сегодня утром, — признался он. Его большой палец нежно коснулся ее соска.

— Это было так заметно?

— Как флаги и знамена, Кэйт. Тебя видно насквозь. Твое простодушие дико возбуждает такого старого соблазнителя, как я.

— Ты вовсе не старый, дорогой, а я совсем не так простодушна, как ты думаешь. А позднее у нас будет мягкий полумрак?

— Хм… — произнес он, целуя ее грудь. — Я обещаю. Но теперь… — он сел, — ты поможешь мне готовить.

— Сейчас?

— Сейчас! — он поправил растерзанную одежду: сочно поцеловал ее в губы, помог подняться на ноги и повел вниз по лестнице.

На кухне он протянул ей длинный белый фартук.

— Закатай рукава, — сказал он, завязывая лямки фартука и целуя сзади ее в шею. — Для начала мы приготовим жаркое.

— Не раньше, чем ты одаришь меня настоящим поцелуем, — запротестовала Кэйт, повернувшись в кольце его рук.

— Это последний до ужина, — пригрозил он, — иначе мы никогда не поедим. Его губы были нежными и наполнили ее предвкушением блаженства. — А теперь, сказал он, отступив на шаг, — этот рецепт передавался в семье моей матери из поколения в поколение. Он не из поваренной книги, это фамильное блюдо никаких отвратительных соусов. Итальянская пища усугубляет жизнь, а не скрывает ее…

— Дорогой, ты снова читаешь лекцию. И как мы сможем готовить, если ты не отрываешь от меня своих рук?

— Не сможем, — признался он и вздохнул.

Потом положил несколько розмариновых листочков в мраморную ступку. Разотри их, пока я накрошу чеснок.

Когда обе задачи были выполнены, он сделал в куске телятины единственный разрез и раскрыл его, словно книгу.

— Теперь тщательно посыпь его розмарином, — сказал он, целуя кончики ее пальцев, — а я добавлю сюда чеснок. Передай мне эту мельницу для перца… я кручу ее… завязываю, а теперь мне нужен один из твоих нежных пальчиков, чтобы сделать узелки, пожалуйста. Отлично! Это начало для арросто ди вителло. Можешь повторить!

— Арросто, — начала Кэйт и запнулась.

— Произнеси со вкусом. Ты должна прозвенеть «р» кончиком языка. Аррррррррр!! Арррррр! Попробуй!

— Арррросто! Арросто ди вителло!

— Отлично! — Он быстро чмокнул ее, коснувшись кончиком языка ее губ.

— А разве допускается, чтобы повар вмешивал в свое дело посудомойку? — Она поцеловала его в подбородок. — Я думала, что должна дожидаться конца обеда.

— Ах, но это прерогатива повара. Кэйт почистила и нарезала картофель, а затем уселась на высокий табурет и стала наблюдать, как Джулио готовит лук и мясо. Он привносил в готовку ту же страстную энергию, что и в работу.

Они вместе накрыли стол в столовой и поставили подносы и блюда нагреваться у пылающего очага. Потом они отдыхали на кухне, окруженные ароматами запекающейся телятины и медленно закипающего лука. Каждые несколько минут Джулио вскакивал, чтобы подрегулировать пламя, полить жиром телятину, помешать картофель. Он двигался по кухне так умело, так экономно тратя энергию, что Кэйт подумала, что он, должно быть, самый элегантный повар в мире.

Он откупорил охлажденную бутылку граве.

— Это для начала… — Потом он повернулся, чтобы снять жаркое с огня и поместить его в нагретую духовку, и поставил на плиту чайник с водой. — Ты проголодалась?

— Умираю от голода. Когда я наблюдаю, как ты готовишь, у меня, кроме всего прочего, разыгрывается аппетит.

— Вот это уже моя Кэйт! — Он снова торопливо чмокнул ее, прежде чем обратил свое внимание на кусок горгонзолы, который он в кастрюльке растер со сливками. — А теперь мы отправимся в столовую. Зажги свечи, я приду через минуту.

Кэйт чинно уселась за длинный стол, накрытый сейчас только для них двоих. Как много поколений, размышляла она, сидели здесь при свете свечей? Если начинать от его прапрадеда, получается четыре, подсчитала она.

Неожиданно рядом с нею очутился Джулио. Он поцеловал ее в голову и поставил перед ней тарелку с макаронами.

— Это феттучине ал горгонзола, — сказал он, наливая в ее бокал вино и садясь напротив. — А теперь ешь.

Она взяла вилку и попробовала. Свежесваренные макароны были политы острым соусом из сыра и сливок.

— Нравится? — спросил он озабоченно.

— Это божественно. Думаю, что могла бы есть их всю жизнь. Во всяком случае, все, что я попробовала, мне нравится. Сливки снимают остроту сыра, не так ли?

Она закончила пробу в благоговейной тишине, а когда подняла взгляд, увидела, что он внимательно наблюдает за ней.

— Возможно, ты никогда не научишься готовить, как итальянцы, но уж ешь ты точно по-итальянски.

— А как едят итальянцы?

— С удовольствием, с жаром, с любовью. Кон аморе.

Он встал, чтобы убрать со стола, и положил руку на ее плечо, удерживая ее на месте.

— Сиди. Я подам.

Через несколько минут он вернулся с блюдом нарезанной ломтями телятины, маленькими кубиками поджаренного картофеля и миской кислосладкого лука.

— В этом доме, — сказал он, — мы подаем посемейному.

Он положил еду на ее тарелку и наполнил бокалы для них обоих.

— Все очень вкусно, — сказала она, — это самая замечательная пища, которую я когда-либо ела, а ты еще и раньше угостил меня такими блюдами…

Он счастливо улыбнулся.

— Вкусно, не правда ли? Хочешь еще кусочек телятины?

— О, я не в состоянии.

— Съешь это сенса пане, — сказал он, накладывая ей еще понемногу с каждого блюда.

— Что это означает?

— Сенса пане — без хлеба. Когда твоя итальянская мама так говорит, это значит, что ты можешь всегда справиться с добавкой, если будешь есть без хлеба.

Кэйт начала ощущать себя вовлеченной в какой-то древний ритуал, вкушая пищу, приготовленную с такой любовью этим феерическим человеком, который словно выложил перед ней все плоды земли. Казалось, он так свободно обращается с дарами всех времен года, словно пользуется покровительством матери-земли. И Кэйт даже почудилось, что они едят в фермерском доме.

Когда он сменил тарелки и принес салат, ей показалось, что он прочитал ее мысли.

— Теперь, когда мои родители живут в Италии, — сказал он, — моя мать получила возможность развести настоящий огород. Это именно то, по чему она остро скучала, после того как вышла замуж за моего отца и переехала в Нью-Йорк. Мой отец ухаживал за фруктовыми деревьями и, конечно, рисовал. Он тридцать лет преподавал здесь в «Лиге студентов искусства» рисунок. Через неделю после выхода на пенсию он купил у одной из кузин мамы крохотный фруктовый сад, а еще через два месяца они собрали вещи и переехали туда. Там очень красиво, вокруг живет еще много семей, так что они не одиноки.

— Это звучит, словно мечта стала явью.

— Так и есть. Мой отец всегда сохранял необычайно ясное представление о том, какой должна быть жизнь. А он очень настойчивый человек.