Лазарь Бронтман - Дневники 1932-1947 гг

• Название: Дневники 1932-1947 гг
• Автор: Лазарь Бронтман
• Жанр: Биографии и Мемуары

Лазаря Бронтмана современники называли «королём московских журналистов» — и за ироничным звучанием этого неофициального титула скрывалось весьма много настоящего. Бронтман четверть века жил и работал в самой, что ни на есть, гуще событий, бесперебойно поставляя советскому читателю передовицы (псевдоним Лев Огнев). Во время «бума рекордов» 30-х годов Бронтман, по долгу службы и, как можно понять из дневников, из-за собственной любознательной натуры, побывал везде — освещал строительство первых линий метро, участвовал в знаменитом автопробеге Москва-Каракумы-Москва, был в экспедиции под руководством Ушакова в Арктике, искавшей земли Джиллиса и Санникова, потом — посетил Северный полюс, дрейфовал на одной льдине с Папаниным (а до того принимал участие в спасении седовцев); тесно дружил с лётчиками-испытателями ЦАГИ, с Коккинаки, Чкаловым, освещал стратосферную эпопею. Перед войной Л. Бронтман был назначен начальников информационного отдела «Правды». Потом — четыре года войны, без прикрас отображённые в дневниках. Масса интереснейших малоизвестных деталей об интереснейших известных событиях. И, на протяжении всего этого времени, описания встреч со знаменитыми людьми, в т. ч. Сталиным, Калиныным, Молотовым, Головановым, Василием Сталиным, Чкаловым, Громовым, Папаниным и многими другими. Эти дневники — ранее не публиковавшиеся замечательный документ эпохи.

---

Борис Ильич Збарский — основной автор метода бальзамирования тела Ленина. Он и покойный академик В.П. Воробьев и провели эту гигантскую работу. Суть ее изложена в книжке Збарского «Мавзолей Ленина», которую он и подарил мне с авторской надписью. За эту работу его наградили двумя орденами Ленина, двумя Трудового Знамени, знаком Почета. 26 или 27 июля этого года ему присвоили звание Героя Соц. Труда и дали третий орден Ленина. Он лауреат Сталинской премии, действительный член Академии Медицинских наук, профессор.

Встретил он меня очень приветливо, усадил, предложил на выбор трубку, папиросы, сигары, сигареты.

— Честерфилд? — спросил я.

— Нет, мексиканские. Но не хуже!

Закурили. Я сказал, что хотели бы к открытию дать беседу или статью. Он задумался. Я глядел на него и удивлялся. Ему 60 лет, но можно дать 45–50. Среднего роста, плотный, широкий, очень подвижный, энергичный, правда седой, но волос много, волевое широкое лицо, живые глаза. Серый, отлично сидящий костюм. Чем-то неуловимо напоминает Капицу, м.б. внутренним излучением силы (физической и интеллекта).

— Я готов всегда дать беседу или статью, это несложно. Материал у меня весь в голове, и я его за час продиктую стенографистке. Но тут есть один момент: можно ли касаться эвакуации тела? Вопрос этот может разрешить только т. Берия — он председатель правительственной комиссии по эвакуации. Сможете ли вы с ним договориться? Правда, сейчас — это история, но раньше шло лишь строгое запрещение.

— Когда было эвакуировано тело?

— 3 июля 1941 года. Еще в конце июня меня вызвали т.т. Коганович и Микоян и сказали, что так как есть опасность воздушных налетов, то правительство считает необходимым эвакуировать тело Ленина. Мне предложили подготовить проект постановления. Мы написали такой проект и дали т. Берия. Место эвакуации мы обозначили точками. Меня вызвал С.С. Мамулов — помощник Берия и сказал, что Лаврентий Павлович спрашивает: какой я предлагаю город? Я ответил, что я считаю наиболее подходящими университетские города на Волге: Куйбышев, Саратов или даже Свердловск, там есть лаборатории, ученые, заводы — все это может понадобиться. В 2 ч. утра 3 июля мне позвонил комендант Кремля и попросил приехать. Я приехал. Он показал мне постановление, подписанное т. Сталиным и датированное 3 июля. Предлагалось эвакуировать тело Ленина 3 июля в 7 ч. вечера и стоял город — Тюмень. Ни таких сжатых сроков, ни этого города мы не предполагали. Очевидно, т. Сталин советовался с военными о том, до куда могут летать самолеты и, кроме того, хотел выбрать наиболее тихий, медвежий угол. В постановлении предлагалось выехать и мне. И вот в 7 ч. вечера 3 июля мы уехали.

— Очевидно, перевозка была связана с большими техническими и научными трудностями?

— О, с громадными. В мавзолее тело 17 лет лежало неподвижно, а тут его надо было везти и на машине, и несколько суток поездом. В мавзолее оно сохранялось при неизменной температуре в 16 градусов (правда, она нами была выбрана довольно случайно, но сохранялась строжайше, ее регулировали зимой и летом особые приборы и целый штат постоянно следил за термометрами). А 3-го июля на улице была адская жара, 37 град. в тени, такая же жара в вагонах и в самой Тюмени. О, мы натерпелись страхов и намучились. Но наш метод выдержал все испытания.

— Ждали ли вас в Тюмени?

— Там об этом не знала ни одна душа. Мы прибыли туда своим большим поездом с войсками охраны, вызвали на вокзал представителей власти и объявили им решение правительства.

— Представляю, как они растерялись!

Збарский смеется.

— Заняли мы там небольшой домик и вели там всю работу. Конечно, через полгода о прибытии тела Ленина знали все жители города, они собирались толпами. Перед домиком всегда стояли люди.

— Вы допускали их к телу?

— Нет. В декабре 1943 года в Тюмень приезжала правительственная комиссия, назначенная по моей просьбе. Возглавлял ее нарком здравоохранения СССР Г.А. Мителев, члены — академики А.И. Абрикосов, Н.Н. Бурденко и Л.Н. Орбели. Они признали, что «тело Ленина за 20 лет не изменилось. Оно хранит облик Ильича, каким он сохранился в памяти советского народа». Комиссия признала, что можно твердо говорить, что наш метод позволит сохранить тело Ленина века, даст возможность видеть его многим поколениям.

— Когда вы привезли тело обратно?

— В апреле 1945 года. К 1 мая мы предложили открыть доступ в мавзолей, но нам сказали, что еще рано. И вот позавчера, 12 сентября, т. Сталин подписал постановление об открытии мавзолея. В нем два пункта: 1. Открыть доступ в мавзолей с воскресения 16 сентября. 2. Поручить комендатуре Кремля и нам установить дни и часы посещений. Вообще же все постановления, связанные с работой над телом Ленина, подписывал лично т. Сталин.

— Были ли члены правительства в мавзолее?

— т. Молотов был три раза. Очень часто бывал т. Берия. Были и другие. т. Сталин еще не был. Перед самым отъездом из Москвы был румынский премьер Гроза — он очень просил об этом, и ему разрешили. Сопровождал его т. Вышинский.

Мы договорились, что я поговорю с Поспеловым о характере беседы, и на том закончили нашу встречу. Перед уходом я попросил разрешения осмотреть кабинет.

— Пожалуйста, — ответил Збарский. — Вот портрет Дзержинского, с которым мы вместе начинали эту работу.

На портрете надпись: «Борису Ильичу Збарскому. На память суровых времен (кажется, там стояли еще слова „1924 года“ — Л.Б.) Ф. Дзержинский.». Над этим портретом — портрет Ленина: открытый, прямой, в пиджаке и галстуке, с откинутой назад головой (этот портрет воспроизведен на титульном листе книжки Збарского).

— Я считаю этот портрет наиболее удачным, — ответил Збарский на мой вопрос. — У меня есть очень много снимков Ленина, в том числе малоизвестных. Вы знаете, например, его снимок с кошечкой под рукой? («нет»). Нам ведь пришлось очень тщательно изучать все снимки, чтобы добиться наибольшего сходства. Так вот, этот портрет я считаю наиболее удачным и похожим. Между прочим, почти на всех снимках Ленин снят в пиджаке, с галстуком, а в мавзолее он во френче. Это многим бросается в глаза. Я помню, Бернард Шоу как только вошел, остановился и спросил меня по-французски: «почему он в военном?». Сейчас, по возвращении, мы ставили вопрос о том, чтобы переодеть тело, нам сказали — не надо, все уже привыкли.

Я уехал в редакцию, рассказал Поспелову. Он долго думал, но на следующий день сказал, что, по его мнению, эвакуационного периода в беседе касаться не надо.

В воскресенье я вместе с Марусей Калашниковой поехал в мавзолей. Шел мелкий дождь, нас впустили внутрь. Там был Збарский, Лидия Алексеевна Фотиева (личный секретарь Ленина), журналисты — в том числе, Петя Белявский — из «Известий», Анна Караваева, которая должна была писать очерк для нас, писатель Юрий Либединский и другие. Познакомили меня с профессором скульптуры Борисом Ивановичем Яковлевым — высоким, седым и желчным человеком, автором проекта нового саркофага. Он хорошо сказал мне об ответственности этого дела: «художник ложится под свой памятник».

И вот мы вошли. Светлый зал «могильного зала», недвижные часовые в изголовье и ногах Ленина, часовые вокруг. Мягкий свет, невидимый. Стеклянные стены саркофага не видны. Кажется, что Ленин лежит прямо на ложе. Живой, вот только заснул. Закрыты глаза, огромный лоб, чуть розовато-желтая кожа лица и рук, левая рука свободна, правая — сжата в кулак (как после объяснил Збарский, это — конвульсия удара, парализовавшего правую половину тела). Темно-зеленый френч со значком члена ВЦИК, ноги прикрыты черным знаменем на котором видны буквы «РКП (б)». Это знамя ЦК РКП(б), которое было возложено на гроб Ленина. По бокам — бронзовые знамена саркофага, в изголовье — герб СССР.

Мы простояли минут десять. Фотиева сказала:

— Он такой, каким его помню в постели в первые минуты после смерти. Сходство поразительное. Даже улыбка сохранилась.

Мы вышли. На площади уже стоял хвост очереди. Это были работники завода «Красный Пролетарий», которые делали саркофаг. Им разрешили придти первыми. Мы прошли с ними еще раз. И снова тоже ощущение: вечности и величия. Впереди меня шло двое ребятишек: 10-тилетний вел за руку малыша лет 5–6, одетого в легкую, донельзя истрепанную кофту, без шапки, голые ноги в галошах, стоптанных до верху. Шли молча, как-то свято.

Вечером я приехал со стенографисткой к Збарскому. Он дал беседу (стенограмма ее и обработки литературная — см. в архиве). Из не записанного в стенограмму стоит отметить:

— Сложной ли была научная работа в эвакуационный период? — спросил я.

— Еще бы! Очень. Особенно — в момент перевозок.

— Где ваша лаборатория?

— Постановлением правительства созданы две лаборатории. Одна при мавзолее, сбоку от могильного зала. Мы имеем возможность перевозить туда тело. Вторая — большая, отдельно. Там мы проводим всю исследовательскую работу, готовим себе смену, ведь за телом нужно будет следить века.