Лазарь Бронтман - Дневники 1932-1947 гг

• Название: Дневники 1932-1947 гг
• Автор: Лазарь Бронтман
• Жанр: Биографии и Мемуары

Лазаря Бронтмана современники называли «королём московских журналистов» — и за ироничным звучанием этого неофициального титула скрывалось весьма много настоящего. Бронтман четверть века жил и работал в самой, что ни на есть, гуще событий, бесперебойно поставляя советскому читателю передовицы (псевдоним Лев Огнев). Во время «бума рекордов» 30-х годов Бронтман, по долгу службы и, как можно понять из дневников, из-за собственной любознательной натуры, побывал везде — освещал строительство первых линий метро, участвовал в знаменитом автопробеге Москва-Каракумы-Москва, был в экспедиции под руководством Ушакова в Арктике, искавшей земли Джиллиса и Санникова, потом — посетил Северный полюс, дрейфовал на одной льдине с Папаниным (а до того принимал участие в спасении седовцев); тесно дружил с лётчиками-испытателями ЦАГИ, с Коккинаки, Чкаловым, освещал стратосферную эпопею. Перед войной Л. Бронтман был назначен начальников информационного отдела «Правды». Потом — четыре года войны, без прикрас отображённые в дневниках. Масса интереснейших малоизвестных деталей об интереснейших известных событиях. И, на протяжении всего этого времени, описания встреч со знаменитыми людьми, в т. ч. Сталиным, Калиныным, Молотовым, Головановым, Василием Сталиным, Чкаловым, Громовым, Папаниным и многими другими. Эти дневники — ранее не публиковавшиеся замечательный документ эпохи.

---

— По трудодням, — ответил Сталин.

9 марта.

Сегодня ушел обедать в 11 ночи и решил остаться дома — болела голова. Лег в 2. Только уснул — звонок. Поспелов просит прийти в редакцию.

— Срочное дело. Можете?

Пришел.

— Надо написать о репатриации военнопленных союзных армий. Задание т. Молотова. Вас ждет генерал Голубев.

Поехал. Генерал-лейтенант Голубев — зам. уполномоченного СНК СССР по репатриациям. Маленький кабинет. Толстый широкий генерал, две линии нашивок, широкое лицо, покоробленное у губы и на щеке шрамами. Когда встал — великан. Сидел еще помощник уполномоченного генерал-майор Басилов, низенький, худощавый, усатый, приветливый.

Говорили часа два. Рассказали интересные вещи. Буду писать в номер. Потом Голубев начал расспрашивать меня, где я бывал. Я рассказал.

— Много видите вы, журналисты. Как вы обеспечены?

— По разному.

— Ну вот вы, например.

— 3000–3500.

— Столько, сколько командир корпуса.

Рассказал, что командовал армией. Под Москвой, у Подольска в 1941 г., брал потом Медынь, Духовщину и пр. Был тяжело ранен («накрыло нас десять человек огнем — восемь убито») и попал сейчас сюда.

— Обо мне много писали. Как бы достать — память!

Я обещал помочь.

Помнит меня по газете, помнит ребят, которые к нему приезжали Белявского, Лидова, Курганова.

Расстались друзьями.

Сегодня напечатана опять моя передовая «Удары Красной Армии по врагу».

Получили сообщение, что Костя Тараданкин награжден орденом Отечественной войны 2-ой степени. Наконец-то!

20 марта 1945 г.

В 12, когда я еще спал, позвонил Гершберг.

— День отличный. Звонил мне Яковлев. Приглашает к нему на аэродром, посмотреть послевоенную авиацию. Едет Заславский. Поедем, а! Через полчаса он пришлет машину.

Поехали. Приехали на завод. Вышел Яковлев, сели в другую машину, поехали на аэродром. Он в генеральской форме, с ленточками орденов (восемь, в два ряда). День солнечный, веселый, хотя и 10о мороза.

Еще дорогой Яковлев говорит:

— У меня сегодня одно очень большое событие. Скажу после.

На аэродроме проезжаем мимо красноватых истребителей.

— Это новые Микояновские, — поясняет Яковлев.

— А вот и Яки!

Сошли. Целое племя новых пассажирских машин.

Первый стоит Як-8 — изящная серая двухмоторная машина. Назначение внутриобластные перевозки. «Маленький Дуглас». Два мотора «М-11» по 150 л.с., моторы закопчены. Внутри скромно, но хорошо отделано. Яковлев предложил пройти, сесть. Деревянные удобные кресла с подзатыльниками. Шесть пассажирских мест. Уборная (просторная — я сразу вспомнил теснейшую на дирижабле «В-3», из которой высовывалась половина командира корабля). Регуляция воздуха — теплый/холодный. Серый сплошной коврик.

— Садись в пилотское кресло, — предложил Яковлев.

Я сел. Два кресла, двойное управление. Отличный обзор. Скорость 220, дальность 1000, за счет дополнительных баков — 1500. Стоимость 100–150 тысяч.

— Тебе ее заказывали?

— Нет. Мне никто не заказывал ничего, но конструктор и не может ждать. Я хотел сделать машину, промежуточную между большими аэродромами. Эта садится, где угодно.

Рядом другая — «Як-14». Одномоторная, тот же «М-11». Моноплан тоже, но крыло над кабиной, поэтому — подкосы. Это — настоящий воздушный автомобиль. И все сделано под автомобиль. Широкая дверка, четыре места, как в машине, садиться так же. Приборная доска, как в машине, и даже ящички по бокам. На доске — витая надпись «Яковлев» и «№ 14».

— Земной человек плохо себя морально чувствует в самолете. А тут все привычно, как в машине. Этот стиль много значит. Поставил даже глушитель, чтобы и мотор работал по-автомобильному. Послушай!

Запустили (запуск из кабины!). Звук очень приглушенный, чуть громче авто. В кабине можно свободно разговаривать. Скорость — около 200, посадочная — 65. Багажник сзади, на 2–3 чемодана, за сиденьями — место для портфелей, свертков. Обзор — чудо.

— Это настоящий автомобиль личного пользования. Таких много в Америке. Стоимость будет не больше «Эмки». Сейчас она полетает.

Подошел летчик, молодой, скромный, деловой, высокий рост, кожанка.

— Познакомьтесь, Расторгуев. Сегодня — юбиляр. Летал утром и поставил не то союзный, не то мировой рекорд скорости.

Поздравили.

— На чем?

— На моей новой машине.

— Все документировано? По треугольнику? — спросил я. — По правилам ФАИ? Комиссары были?

— Все чин чином, — отвечал летчик. — Летал полчаса. Можно подавать официально, а аэроклуб.

— Так об этом надо написать!

— Погоди, рано. Машина — особая.

— А что особого?

— Вот увидишь после.

Расторгуев сел в «Як-14» и улетел. Прошел низко над нами. Мотора почти не слышно. Идет, как по ниточке. Малый вираж и снова строго горизонтально. Управляемость и послушность отменные.

Пошли дальше.

— Вот вам нужны в «Правде» несколько таких машин, как 14-ая, — сказал Яковлев.

— Нет. Такие — само собой. Мне лично нужна машина с радиусом в 1500–2000. И скоростью в 400, - сказал я. — Мне надо в один день успевать в Берлин и обратно — к выходу номера.

— Так вот тебе «Курьер», — ответил Яковлев. — Скорость 600, дальность 2000. Устраивает? Это будет пассажирский экспресс.

Мы вошли в ангар.

Длинный красный самолет, красная сигара. Это и есть «курьер» переделанный «Як-9», бывший истребитель, вооружения сняты, добавлено 2-ое место.

— Садись в кабину, приноровись, удобно?

Я залез. Никое, очень удобное сиденье, откидной столик, слева высотомер, справа — саф. Летчик не отгорожен, можно его толкать, хороший обзор. Даже сидя в самолете, я чувствовал себя уже летящим с большой скоростью.

— Хороша! — сказал я.

— Вот — пожалуйста. Я согласен дать ее тебе в полет, когда понадобится. Все испытания прошла. Позвони, когда будет нужно!

Вышли из ангара. Около стояла красная машина, одномоторная, похожая на иглу с несколько толстым хвостом.

— Это и есть сегодняшний юбиляр. Реактивный самолет. Взлет с обычным мотором, на высоте — включает реактивный.

— Сколько он работает.

— Около получаса. Вполне достаточно для воздушного боя. Но для него у меня сделан и другой самолет — «Як-3» с новым мотором. Будет самый быстроходный истребитель мира. Вот он стоит в ангаре. А рядом — «УТ-2», сейчас всюду обучают на нем.

— А ангар у тебя давно?

— Нет. Раньше у меня не было. Все самолеты стояли под открытым небом. Бился, ничего не могу сделать. Сказал т. Сталину. Он сразу, не переспрашивая никого, сказал — дать! Дали мне, Микояну, Лавочкину.

Подошел худощавый, невысокий, веселый летчик, на вид — лет 35, в кожанке, генеральские погоны.

— Федрови.

Заславский говорит: хорошо бы полетать хоть на одной из виденных.

— Давайте я вас покатаю, — засмеялся Федрови. — Как раз сейчас полечу.

— На чем?

— «Мессер-108». Новый. Испытываю, что он такое. Прошу!

Но Яковлев запротестовал: «Некогда». Видимо, не хотел отвечать за нас.

Поехали на завод. Зашли в кабинет. В камине — дрова горят, уютно. Сели.

— А я с этим камином натерпелся. Начал строить этот корпус, запроектировал камин, широкую лестницу. С стройинспекция не утверждает, говорит — по нормам не полагается. И ни в какую!

Работает у меня подарочная группа (пепельницы с самолетами). Так часто делаю то одному, то другому подарочный самолет для ребят. И вот случилось: Рузвельт прислал Сталину свой портрет. Сталин ответил тем же, а рамку для портрета — строгую, художественную — мы делали. Я вот давно думаю над тем, чтобы вещи делать не только правильные, но и красивые. Ведь изуродовали Москву новыми безобразными домами. Хочу написать об архитектуре архитектора услыхали, Христом Богом просят написать, помочь им прошибить косность. Хочу написать и о театре. Вот я, конструктор, дал за время войны столько-то новых самолетов. А что дал Большой театр? Один спектакль «Иван Сусанин», да и то испортил его. Говорил я об этом с Поспеловым — и об архитектуре, и о театре, а он боится что ли?

Позвали завтракать. Маленькая столовая, тут же — при кабинете. Чудный сервиз. На столе — коньяк «КС», водка, Мукузани, Цинандали. Легкая закуска, печеная картошка, заливная осетрина, горячая рыба, ромштекс, кофе с яблочным пирогом. Великолепно и вкусно.

После завтрака — опять в кабинет. Заславский завел разговор о механизме творчества, спросил — где Яковлев работает.

— Я работаю здесь, в кабинете, больше у меня рабочей комнаты нет. Иногда фотографы требуют, чтобы я снялся за чертежной доской, за расчетами. Я им говорю, это же враки. Я даю идею, основное решение проблемы, а дальше дело, пожалуй, техники. При современном оснащении нас расчетной наукой и при нынешних знаниях авиации, да плюс еще наш опыт — технически грамотные идеи можно обосновать быстро. Этим и занимаются мои помощники. Но одних знаний недостаточно. Нужна творческая интуиция. Вот есть такой авторитет в области аэродинамики — проф. Пышнов, ты его, Лазарь, знаешь хорошо. Сколько раз он пытался создать машину, а не получается. Как я творю. Мне необходимы ощущения. Я разговариваю с вами, с другими людьми, бываю в театре, на заседаниях, а мысль все время где-то подсознательно работает. И мне необходимо общаться с людьми. Если бы меня заперли на три месяца в комнату я бы ничего не создал и захирел.