Сельма Лагерлёф - Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

• Название: Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции
• Автор: Сельма Лагерлёф
• Жанр: Детская образовательная литература
• Год: 1991

Задуманная как учебник шведской географии, эта книга вот уже более века находит новых читателей по всему миру среди детей и взрослых. В России давно завоевал популярность сокращенный пересказ волшебной истории о мальчике, отправившемся с гусиной стаей в Лапландию.

Полная верcия «Удивительного путешествия Нильса Хольгерссона…» — это новое знакомство с любимыми героями, народные предания и занимательная география.

---

Этого орел, само собой, стерпеть не мог и начал давать сдачи, хоть и не в полную силу.

Мальчик спал там же, где и Акка с дикими гусями, как вдруг услыхал, что его зовет Пушинка.

— Малыш-Коротыш! Малыш-Коротыш! Мортена-гусака когтит насмерть орел!

— Бери меня к себе на спину, Пушинка! И отнеси скорее к нему! — попросил мальчик.

Когда они прилетели, Мортен-гусак, окровавленный и истерзанный, все еще бился с орлом. Сражаться с хищником мальчик был не в силах, и ему ничего не оставалось, как позвать на помощь.

— Лети быстрее, Пушинка! Зови сюда Акку и диких гусей! — закричал он.

Услыхав эти слова, орел тут же утихомирился.

— Кто называет здесь имя Акки? — спросил он.

А увидав Малыша-Коротыша и заслышав гоготанье диких гусей, он взмахнул крыльями.

— Скажи Акке, что я никак не ожидал встретить ее или кого-нибудь из ее стаи здесь, в открытом море! — заклекотал он и, гордо паря в воздухе, быстро улетел прочь

— Это тот самый орел, который однажды отнес меня обратно к диким гусям! — удивленно глядя ему вслед, сказал мальчик.

Дикие гуси намеревались пораньше улететь со шхеры, но вначале им все же хотелось подкрепиться на пастбище. Пока они щипали травку, к Пушинке подлетела птица — чернеть.

— Поклон от твоих сестриц! — молвила она. — Они не смеют показаться на глаза диким гусям, но просили напомнить тебе, чтобы ты не улетала со шхеры, не повидавшись со старым рыболовом!

— И правда, надо его навестить! — всполошилась Пушинка.

Но она была уже так напугана, что не решилась отправиться одна, и попросила белого гусака с Малышом-Коротышом проводить ее до рыбачьей хижины.

Дверь была отворена настежь. Пушинка вошла в хижину, а спутники ее остались за дверью. Через секунду они услыхали, что Акка подает знак отправляться в путь, и позвали Пушинку. Серая гусыня вышла из лачуги и помчалась вместе с дикими гусями со скалистого островка.

Они пронеслись уже довольно далеко над шхерами, когда мальчику вдруг показалось странным, как летит дикая гусыня. Пушинка летела обычно тихо и легко. А эта гусыня с шумом рассекала воздух тяжелыми ударами крыльев.

— Акка, вернись! Акка, вернись! — закричал мальчик. — Это не та гусыня! Это — вовсе не Пушинка! С нами летит Прекраснокрылая!

Не успел он произнести эти слова, как серая гусыня издала такой отвратительный и злобный крик, что все поняли, кто она. Акка и другие гуси повернулись к ней, но серая гусыня, кинувшись к белому гусаку, схватила Малыша-Коротыша и, держа его в клюве, ринулась прочь.

Началась стремительная охота среди шхер. Прекраснокрылая летела быстро, но дикие гуси уже настигали ее, и у нее не оставалось надежды ускользнуть.

Внезапно они увидели, как внизу, с моря, курится вверх легкий белый дымок; до них долетел звук выстрела. Разгорячившись, гуси не заметили, что мчались прямо над лодкой, где сидел какой-то одинокий рыбак.

Выстрел, правда, не задел никого, но как раз здесь, над лодкой, Прекраснокрылая раскрыла клюв и выронила Малыша-Коротыша в море.

XXXVII СТОКГОЛЬМ

Суббота, 7 мая

Несколько лет тому назад служил в Скансене,[40] гигантском парке под Стокгольмом, где собрано столько разных диковин, невысокий старичок по имени Клемент Ларссон, родом из Хельсингланда. А в Скансен он пришел, чтоб подзаработать, играя на своей скрипке старинные народные песни. Но за скрипку он брался чаще всего только после обеда. Утром же обычно сидел сторожем в одном из чудесных крестьянских домов, что свезли в Скансен со всех концов страны.

Сначала Клемент думал, что теперь, на старости лет, ему живется куда лучше, чем он когда-либо мечтал. Но потом он начал страшно тосковать, особенно во время сторожевой службы. Хорошо еще, если в дом, чтобы осмотреть его, заходили посетители. Но порой Клементу приходилось долгими часами сидеть там одному. Тогда он с тоской вспоминал родные края и даже боялся, что ему придется отказаться от места. Однако Клемент был очень беден и знал, что дома он будет только в тягость приходу, и потому терпел свою теперешнюю жизнь, хотя с каждым днем чувствовал себя все несчастнее и несчастнее.

Однажды после полудня, в начале мая, у Клемента выдалось несколько свободных часов. День стоял погожий, и старик отправился погулять по крутому склону, который ведет вниз со Скансена. И встретил там рыбака со шхер, который шел с плетеным мешком за спиной. Этого молодого бойкого парня Клемент видел уже не в первый раз. Рыбак обычно приходил в Скансен и приносил морских птиц, которых ему удавалось поймать.

На этот раз рыбак, остановив старика, спросил, дома ли управитель Скансена; Клемент ему ответил и в свою очередь полюбопытствовал, какая на этот раз добыча у рыбака в мешке.

— Можешь сам поглядеть, Клемент, — ответил рыбак, — если в благодарность за это дашь мне добрый совет — сколько можно запросить за эту диковину.

И он протянул мешок Клементу. Тот заглянул туда раз, потом другой, и в испуге отпрянул назад.

— Боже ты мой, Осбьёрн! — воскликнул он. — Откуда он взялся?

Клементу тотчас вспомнилось, как в детстве матушка рассказывала ему о малом народце, о домовых, которые живут под половицами в доме, и стращала — мол, ничего нельзя брать без спросу или быть неслухом, а не то домовые рассердятся. Когда же Клемент вырос, он счел, что матушка придумала всех этих маленьких человечков-домовых, чтобы держать сына в узде. А теперь, выходит, матушка вовсе ничего не сочиняла, ведь в мешке Осбьёрна лежал самый настоящий домовой!

В душе Клемента еще жили остатки детских страхов, и когда он заглянул в мешок, то почувствовал, как по спине у него забегали мурашки. Осбьёрн заметил, что старик боится, и рассмеялся. Однако Клементу было не до смеха.

— Расскажи мне, Осбьёрн, где ты его раздобыл? — серьезно попросил он.

— Я вовсе не искал его, поверь мне, — сказал рыбак. — Он сам невесть откуда взялся. Я вышел в море на рассвете и захватил с собой в лодку ружье. Только я успел отчалить от берега, вижу — летят с востока дикие гуси и отчаянно так гогочут. Я выстрелил, но промахнулся и ни в одного из них не попал. А вместо гусей шлепнулся вниз вот этот человечек. Он упал в воду так близко от лодки, что мне оставалось только протянуть за ним руку.

— Но ты не подстрелил его, Осбьёрн?

— Да нет же, он цел и невредим! Правда, выкупавшись в море, он, сдается, немного не в себе. Ну, я изловчился и парусиновой ниткой связал ему руки и ноги, чтоб он не смог удрать. Видишь ли, я сразу подумал: эта диковина ну прямо для Скансена!

Удивительно, но, услышав от рыболова, как он поймал малыша, Клемент не на шутку испугался. Ему пришло на память все, что он в детстве слышал о маленьком народце, о том, как он добр к друзьям и как мстит недругам. Матушка сказывала, будто тем, кто пытается удержать домового в неволе, несдобровать.

— Отпустил бы ты его на волю, Осбьёрн, — сказал он.

— Меня и так чуть не заставили отпустить его, — признался рыбак. — Знаешь, Клемент, дикие гуси преследовали меня до самого дома, а потом все утро кружили над шхерой и страшно гоготали — видать, хотели отнять малыша. Мало того, все пернатые — и чайки, и морские ласточки, и прочие малявки, на которых и пороха-то тратить жалко, — слетелись со всех сторон, опустились на шхеру и давай орать. Ну и шум подняли! А когда я вышел из дому, они как налетят на меня и давай махать крыльями. Ничего не поделаешь, пришлось вернуться. Жена умоляла меня отпустить малыша на волю, но я заупрямился. Нет, думаю, будь по-моему, его место здесь в Скансене. Выставил я в окошко одну из кукол моих детишек, а домового запрятал поглубже в мешок и пустился в путь. А птицы, верно, подумали, что это он стоит в окошке; они дали мне отплыть, не стали меня преследовать.

— Он ничего не говорит? — спросил Клемент.

— Вначале он пытался было прокричать птицам какие-то слова, но мне это не понравилось, и я засунул ему в рот кляп.

— Разве можно с ним так обращаться? Эх, Осбьёрн, — укоризненно покачал головой Клемент. — Неужто ты не понимаешь, что это — нечисть?

— Ума не приложу, что он за птица, — спокойно ответил Осбьёрн. — По мне, пусть думают другие. А мне бы только хорошенько заплатили за него, и ладно! Скажи-ка лучше, Клемент, как по-твоему, сколько мне даст за него господин Доктор из Скансена?

Клемент долго не отвечал. На него напал ужасный страх. Ему вдруг представилось как наяву, будто матушка стоит рядом и внушает ему, совсем крохе, чтобы он всегда был добр к малому народцу.

— Не знаю, Осбьёрн, сколько тебе заплатит господин Доктор из Скансена, — произнес он наконец. — Но если ты отдашь малыша мне, я заплачу тебе двадцать крон.

Услыхав про такие большие деньги, Осбьёрн в изумлении поглядел на музыканта. Клемент, верно, думает, что малыш обладает какой-то тайной властью и может ему пригодиться, решил он. А неизвестно еще, припишет ли малышу волшебную силу господин Доктор и даст ли за него такую дорогую цену… И рыбак пошел на сделку с Клементом.