Мисима Юкио - Запретные удовольствия

• Название: Запретные удовольствия
• Автор: Мисима Юкио
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-9524-1906-2, 978-5-9524-2787-7

Старому писателю женщины приносили только разочарования, боль и горе. На берегу моря, в минуту душевного разлада, он встречает прекрасного юношу Юити Минами, которого мучает тайная страсть - стремление к однополой любви. Из Юити писатель намерен создать орудие для отмщения всем женщинам, когда-то причинившим ему страдания. Но и на самом дне содомского разврата к юноше не пристает ни грязь, ни пошлость этого мира. Словно облако - холодный, легкий и равнодушный, - скользит он по стране людей.

---

– Хорошо, если вы так хотите, сэнсэй.

Рыбачьи факелы [134] метались на взморье. Юити и Сунсукэ погрузились в неловкое молчание.

Желтая рубашка Кавады появилась из темноты, впереди шел мальчик с пивом и стаканами на серебряном подносе. Сунсукэ старался казаться равнодушным. Кавада возобновил спор, который они вели до этого, и Сунсукэ отвечал ему вызывающе, с циничным видом. Казалось, эта дискуссия со всеми её спорными вопросами не закончится никогда, но через некоторое время усиливающийся холод прогнал всех троих в фойе отеля.

Той ночью Кавада и Юити планировали остаться в гостинице. Кавада подбивал Сунсукэ тоже остаться на ночь в отдельном номере, зарезервированном специально для него, но тот твердо отказался. Ничего не оставалось, как приказать шоферу отвезти Сунсукэ назад в Токио. В машине колено старого писателя болезненно пульсировало под пледом из верблюжьей шерсти. Шофер даже услышал, как он один раз охнул, и в удивлении остановил машину. Сунсукэ велел ему не беспокоиться и ехать дальше. Из внутреннего кармана он вытащил своё любимое лекарство, препарат морфина павинал, и принял немного. От наркотика Сунсукэ погрузился в дремотное состояние, но препарат облегчил его душевную боль. Его рассудок, не задерживаясь мыслью ни на чем, погрузился в бессмысленный процесс подсчета дорожных фонарей. Его негероическое сердце вспомнило странную историю о том, что Наполеон на марше никак не мог удержаться от подсчета окоп вдоль дороги.

Глава 27. ИНТЕРМЕЦЦО

Минору Ватанабэ было семнадцать. Короткий взгляд на правильном чистом круглом лице, красивая улыбка, от которой появлялись ямочки на щеках. Он был второкурсником в одном из высших учебных заведений повой системы. Жестокая бомбардировка в конце войны, десятого марта, превратила в пепел расположенную в деловой части города бакалейную лавку, которая служила домом его семейству. Родители и младшая сестра сгорели заживо. Выжил только Минору. Его привезли в дом родственников в Сэтагая. Глава семейства – чиновник в министерстве социального обеспечения, для которого было непросто взять на себя дополнительные расходы даже на маленького Минору.

Когда Минору исполнилось шестнадцать лет, он получил по объявлению работу в кофейне. После школы он обычно шел туда и с удовольствием работал пять или шесть часов до десяти вечера. Перед экзаменами ему позволяли уходить домой в семь. Платили хорошо.

Правда, хозяин Минору очень заинтересовался им. Звали его Фукудзиро Хонда. Это был мужчина средних лет, худоба которого вызывала жалость, спокойный, правильный. Жена оставила его за пять-шесть лет до этого, и он так и жил один на втором этаже над кофейней. В один прекрасный день он зашел к дяде Минору в Сэтагая и попросил позволения усыновить Минору. Дядя недолго колебался. Процедура усыновления завершилась быстро, и Минору стал носить фамилию Хонда.

Минору все еще помогал в кофейне время от времени, но только потому, что находил это интересным. Он жил своей студенческой жизнью, время от времени ходил со своим приёмным отцом или в театр, или в кино. Фукудзиро любил традиционный театр, но когда он выходил с Минору, то терпеливо смотрел шумные комедии или вестерны, которые нравились Минору. Он покупал ему одежду, купил коньки. Минору правилась такая жизнь. Дети его дяди, когда им случалось встречаться, завидовали ему.

Тем временем в характере Минору произошла перемена.

Его улыбающееся лицо не изменилось, но у него появилась склонность к уединению. К примеру, когда он шел в зал патинко [135], то предпочитал идти туда один. Бывали случаи, когда он пропускал учебу и часами мог стоять перед игровым автоматом. Он не особенно общался со своими школьными приятелями.

Его, обладающего болезненной чувствительностью, преследовали непреодолимые страхи и отвращение и бросало в дрожь при мыслях о своей будущей греховности. Его жгла навязчивая идея, что рано или поздно он плохо кончит. По ночам, когда он видел экися – предсказателей судьбы, сидящих под светом своих тусклых фонарей где-нибудь в тени речного берега, его переполнял страх. Он думал, спеша пройти мимо, что на его челе наверняка можно прочесть будущее, полное несчастий, преступлений и пороков.

Однако Минору любил своё чистое улыбающееся лицо. Казалось, его будущее отражалось в чистой линии белых зубов, когда он смеялся. Его взгляд опровергал его порочность, а глаза были даже красивыми. Отражение, возникавшее в зеркалах под неожиданными углами, установленных на поворотах улиц, показывало изящную мальчишескую шею с аккуратно подстриженными волосами. Тогда он чувствовал, что может расслабиться до тех пор, пока его внешность не изменится, но эта отсрочка не долго продлится.

Минору попробовал сакэ, он погрузился в мир детективов, он также научился курить. Ароматный дым, проходящий через легкие, вызывал у него чувство наслаждения, будто еще не познанные эмоции стремились вырваться из глубин его «я». В дни, когда он терял рассудок от отвращения к самому себе, он молил Бога, чтобы война началась снова, он представлял огромный город, окутанный пожарищем. Ему казалось, что посреди этого всесожжения он снова сможет встретиться с умершими родителями и сестрой.

Минору любил преходящую суету и в то же время безнадежные звездные ночи. Он фактически снашивал пару ботинок за три месяца, бродя по ночам по окрестностям.

Он обычно возвращался с учебы, съедал ужин и переодевался в спортивную одежду. Он не показывал носа в кофейне до середины вечера. Его приёмный отец был обеспокоен и тайно следил за ним, но то, что мальчик ходит повсюду один, снимало все подозрения, какие только он мог питать. От облегчения и от печального осознания, что при такой разнице в возрасте он не может стать мальчику старшим другом, Фукудзиро сдерживал своё недовольство и позволял ему делать что хочется.

В один из дней летних каникул, когда небо закрывали тучи и было слишком холодно, чтобы пойти на пляж, Минору надел красную гавайскую рубашку с белыми пальмами и ушёл под предлогом навестить родственников в Сэтагая. Красная рубашка неплохо гармонировала со светлой кожей мальчика.

Он решил, что пойдет в зоопарк. Он вышел из метро на станции «Уэио» и прошел под статуей Сайгё-сан [136]. В этот момент солнце выглянуло из-за туч. Высокая гранитная лестница сверкала.

Минору прикурил сигарету, поднимаясь по ступеням. Пламя спички едва было видно в ярком солнечном свете. Переполненный радостью, что у него появилась возможность побыть в одиночестве, он почти взлетел вверх по ступенькам.

В парке Уэно людей было немного. Он купил билет с цветной картинкой, изображающей спящего льва, и прошел через ворота. Минору не обращал внимания на стрелки, указывающие порядок осмотра. Он шел, куда несли ноги. На жаре запах животных казался столь же глубоко интимным, как запах его собственных постельных принадлежностей.

Перед ним оказалась клетка с жирафом. На презрительную морду жирафа вдоль шеи и к спине спускалась тень от облака. Солнце спряталось. Прохаживаясь, жираф хвостом отмахивался от мух. Он делал каждый шаг словно для того, чтобы потрясти воображение того ремесленника, который собирал в одно целое его величественный скелет. Потом Минору увидел полярного медведя, изнемогающего от жары, который, как обезумевший, снова и снова плюхался в воду и опять выбирался на бетонный выступ.

Минору пошел по какой-то тропинке и нашел место, откуда можно было смотреть на другую сторону пруда Синобадзу.

Сверкающие автомобили мелькали на дороге, идущей по краю пруда. С часовой башни Токийского университета с южной стороны Гиндзы то здесь, то там от неровного горизонта отражалось летнее солнце. Здание блестело, словно сделанное из кварца. Воздушный шар с рекламой универмага «Уэно» лениво висел в воздухе, от утечки газа он потерял былую округлость. Шар парил как раз над мрачным строением самого универмага.

Здесь был Токио. Отсюда простирался романтический вид на город. Все бесчисленные улицы, которые юноша исходил так усердно, скрывались внутри этой панорамы. Многие ночи странствий стерлись без следа. Однако не было и признака освобождения от необъяснимых страхов, преследовавших его в воображении.

Трамвай, следующий от Сисикэн-тё, загрохотал у него под ногами, огибая кромку пруда. Минору продолжил путешествие по зоопарку.

Запах животных доносился издалека. Самым вонючим местом было жилище гиппопотамов. Бегемот Дэка и бегемотиха Дзабу купались в грязной воде – видны были только их морды. Две крысы курсировали в клетку и обратно к кормушке с зерном, когда смотрителя не было рядом.

Слон захватывал хоботом пучки сена и заталкивал их в рот. Не успевал он его прожевать, как уже тянулся за следующей порцией. Время от времени он забирал слишком много и тогда поднимал колоннообразную переднюю ногу и сминал избыток об пол.