Жозе Эса де Кейрош - Преступление падре Амаро

• Название: Преступление падре Амаро
• Автор: Жозе Эса де Кейрош
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1991

Жозе Мария Эса де Кейрош (1845–1900) – всемирно известный классик португальской литературы XIX века. В романе «Преступление падре Амаро» Кейрош изобразил трагические последствия греховной страсти, соединившей священника и его юную чувственную прихожанку. Отец Амаро знакомится с очаровательной юной Амелией, чья религиозность вскоре начинает тонуть во все растущем влечении к новому священнику...

---

Мог ли он знать, укладывая свой костюм в обитый жестью баул, что через несколько недель снова окажется в полулиге от этих священников и этих сановников и будет с нежностью созерцать окно своей Амелии? Все это сделал чудак, сеньор из Пойяйса, который, кстати, вовсе не родился сеньором и не носил родового имени Пойяйсов, а был просто чудаковатым Богачом из Алкобасы: он купил родовое поместье у титулованных владельцев и, став собственником земли, унаследовал почетное звание сеньора, которым местные жители привыкли именовать помещиков из Пойяйса. Именно этот добрейший человек избавил Жоана Эдуардо от тягостей морской болезни и злоключений эмиграции, нечаянно встретив его в одной из контор, где молодой человек служил незадолго до отъезда. Сеньор из Пойяйса, старый клиент Нунеса, знал историю конторщика, был в курсе его героической публикации в «Голосе округа» и скандала на Соборной площади и уже давно воспылал горячим сочувствием к «богоборцу» Жоану Эдуардо.

Дело в том, что этот сеньор питал маниакальную ненависть к духовенству; читая, например, в газете корреспонденцию о каком-нибудь преступлении (даже если виновник был найден и уже осужден), он неизменно утверждал: «Если хорошенько покопаться в этом деле, то на дне непременно обнаружишь сутану». Ходили слухи, что причина столь глубокого отвращения к священникам коренилась в неприятностях, которые он перенес от первой своей жены, известной алкобасской святоши. Встретив Жоана Эдуардо в Лиссабоне и узнав о его близком отплытии, пойяйский сеньор загорелся новой идеей: привезти молодого человека обратно в Лейрию, поселить в Пойяйсе, сделать гувернером своих малолетних сыновей и тем нанести звонкую пощечину всему епархиальному духовенству. Он и впрямь считал Жоана Эдуардо безбожником, и это как нельзя лучше соответствовало его философическому плану воспитать своих малышей отчаянными атеистами. Жоан Эдуардо со слезами на глазах принял приглашение: оно означало прекрасное жалованье, почет, жизнь в семейном доме, полное восстановление репутации…

– О сеньор, я никогда не забуду всего, что вы для меня сделали!

– Да я же для своего удовольствия! Чтобы насолить этим негодяям! Мы завтра же едем.

В Шан-де-Масансе, не успев выйти из вагона, пойяйский сеньор радостно крикнул начальнику станции, который вовсе не знал Жоана Эдуардо и ничего не слышал о приключившейся с ним истории:

– Я везу его обратно! Он возвращается победителем! И натянет нос долгополым… И если потребуются судебные расходы, я возьму их на себя!

Начальник станции не удивился: во всем округе было известно, что сеньор из Пойяйса «немножко не того».

На другой же день после своего приезда в Пойяйс Жоан Эдуардо узнал, что Амелия и дона Жозефа живут в Рикосе.

Сообщил ему об этом аббат Ферран, единственный священник, с которым пойяйский сеньор разговаривал, которого пускал к себе в дом – «не за то, что он падре, а за то, что благородный человек».

– Я уважаю вас, сеньор Ферран, – говаривал он, – но презираю священника!

Добряк Ферран улыбался: он знал, что под маской твердолобого нечестивца скрывается человек с золотым сердцем, благодетель всех бедняков прихода…

Сеньор из Пойяйса, как и аббат Ферран, был страстным любителем книг и неутомимым спорщиком; иногда между двумя приятелями возникали громоподобные дискуссии об истории, ботанике, разных видах охоты… Когда аббат в пылу спора припирал чудака к стенке, тот грозно вопрошал:

– Вы это говорите как священник или как джентльмен?

– Как джентльмен.

– Тогда я принимаю ваше возражение. В нем есть смысл. Но если бы я услышал что-нибудь подобное от священника, я бы переломал ему кости.

Иногда, желая позлить аббата, пойяйский сеньор показывал ему Жоана Эдуардо, хлопал его по плечу, как любитель лошадей похлопывает любимого рысака, и восклицал:

– Вот полюбуйтесь на этого молодца! Одного из ваших он уже поколотил. И еще укокошит двух-трех… А если попадет под суд, то я его выкуплю и избавлю от виселицы!

– Это не так уж трудно, почтенный сеньор, – посмеивался аббат, спокойно втягивая в ноздрю понюшку табака, – в Португалии давно нет виселиц…

Сеньор из Пойяйса приходил в бурное негодование:

– Нет виселиц? Правильно! А почему их нет? Потому, что у нас свободное правительство и конституционный монарх! А если бы долгополые одержали верх, то на каждой площади торчало бы по виселице, а на каждом углу пылал бы костер! Ответьте мне на один вопрос, сеньор Ферран: вы явились в мой дом, чтобы защищать инквизицию?

– О сеньор, я об инквизиции и не заикался…

– Не заикались, потому что боитесь! Вы отлично знаете, что я бы пырнул вас ножом!

Все это сопровождалось оглушительными криками, стремительными скачками, беготней по комнате, так что воздух вихрился ураганным ветром от широких пол его желтого халата.

– В душе он кроток как ангел, – говорил аббат Жоану Эдуардо, – и способен отдать последнюю рубашку даже священнику, если узнает, что тот терпит нужду… Вы попали в хороший дом, Жоан Эдуардо… А на его выходки не надо обращать внимания…

Аббат Ферран вскоре проникся глубокой симпатией к Жоану Эдуардо. Услышав от Амелии знаменитую историю о заметке, он счел нужным, по его любимому выражению, «полистать страницы этой души». Они несколько вечеров беседовали, гуляя по лавровой аллее Пойяйса и в аббатстве, куда Жоан Эдуардо ходил за книгами; вместо «истребителя долгополых», как аттестовал молодого человека пойяйский сеньор, аббат нашел доброго, чувствительного юношу, преисполненного самой возвышенной веры, мечтавшего о мирной семейной жизни и превыше всего ценившего честный труд. И тогда аббату пришла в голову мысль, которую он счел явленной волей господа, так как мысль эта осенила его после долгой молитвы перед святыми дарами. Заключалась она в том, чтобы все-таки поженить Жоана Эдуардо и Амелию. Будет совсем нетрудно побудить слабое и нежное сердце молодого человека простить бывшую невесту; бедная девушка после стольких страданий излечится от своей страсти, которая проникла в ее душу, точно дыханье демона, умчав в пучину ада ее волю, душевный мир и целомудрие, и обретет в союзе с Жоаном Эдуардо на всю остальную жизнь покой, довольство, тепло, уют домашнего очага, тихое пристанище и очищение от прошлого. Аббат не говорил ни ему, ни ей об этом плане, умилявшем его до глубины души. Да и не время было теперь, когда она носила ребенка от другого. Но старик любовно готовил их к этому исходу, особенно когда бывал у Амелии: он рассказывал, о чем говорил с Жоаном Эдуардо, повторял ей его разумные речи, описывал, как нежно он печется о маленьких мальчиках из Пойяйса.

– Он славный юноша, – говорил старик, – и создан для семейной жизни… Это один из тех, кому женщина может доверить свою судьбу. Если бы я не был священником и имел бы дочь, я бы отдал ее за такого человека.

Амелия краснела и не говорила ни слова.

Она уже не могла опровергнуть эти похвалы прежними доводами о клеветнической статье и о безбожии. Аббат Ферран одним словом отмел их как чистейший вздор.

– Я читал эту статью, сеньора. Молодой человек выступил не против священников, а против фарисеев!

Но чтобы смягчить суровость этих слов – самых недобрых, которые ему привелось сказать за многие годы, – он прибавил:

– Конечно, он виноват… Но раскаяние его искренне. Он заплатил за свои ошибки слезами и голодом.

Амелия была растрогана.

Примерно в это же время в Рикосу стал наезжать и доктор Гоувейя: с наступлением холодных осенних дней состояние доны Жозефы ухудшилось. Сначала Амелия пряталась в своей комнате, дрожа при мысли, что доктор Гоувейя, их домашний врач, человек, никому не дающий спуску, заметит ее беременность. Но все же ей пришлось в конце концов выйти к нему, чтобы выслушать инструкции насчет лекарств и диеты для доны Жозефы. Провожая доктора на крыльцо, она похолодела от страха; он остановился, повернулся к ней, поглаживая свою белую бороду, и сказал с улыбкой:

– Ведь я говорил твоей матери, что тебя надо поскорей выдать замуж!

Слезы брызнули у нее из глаз.

– Ну, ну, девочка, я вовсе не собирался тебя ругать. Ты повинуешься природе – и права. Природа велит рожать, а не выходить замуж. Замужество – дело казенное…

Амелия смотрела на него непонимающим взглядом; две крупные слезы медленно ползли по ее лицу.

Он отечески похлопал ее по щеке:

– Я хочу сказать, что меня как слугу природы это радует. С моей точки зрения, теперь ты делаешь нечто полезное и нужное. Но поговорим о более существенных вопросах. – Тут доктор дал ей необходимые указания. – А в случае надобности, если ты не будешь знать, что делать, пошли за мной.

Он стал спускаться с лестницы; Амелия остановила его и сказала со страхом и мольбой:

– Ради Бога, сеньор доктор, не рассказывайте никому в городе…

Доктор Гоувейя остановился: