Густав Эмар - Чистое сердце

• Название: Чистое сердце
• Автор: Густав Эмар
• Жанр: Прочие приключения

---

Молодой человек задумчиво, с печальной улыбкой следил за охотником. Когда обед был кончен и трубки зажжены, Чистое Сердце, жестом попросив мать и Эусебио выйти из комнаты, повернулся к канадцу.

— Гость мой, — сказал он ему почтительно, — мы ведь давние друзья, хотя и знакомы друг с другом не очень давно, не так ли?

— Конечно, Чистое Сердце. В прерии и дружба, и вражда быстро стареют, а мы встретились при таких обстоятельствах, когда люди в несколько минут оценивают один другого.

— Позвольте задать вам один вопрос, — сказал Чистое Сердце.

— Пожалуйста! — ответил охотник.

— Но скажите сначала, — продолжал молодой человек, — обещаете ли вы ответить на него?

— Почему же нет? — спокойно проговорил Транкиль.

— Quien sabe! — как мы, испано-американцы, выражаемся, — заметил с улыбкой молодой охотник.

— Ба-а! — беспечно протянул канадец. — Задайте ваш вопрос, я не думаю, что на него невозможно ответить.

— Но если вы увидите, что это так?

— Я не могу такого предположить. Вы слишком умны и откровенны, чтобы делать такие ошибки. Итак, говорите смело.

— Я так и сделаю, если позволите… Итак, слушайте. Я вас слишком хорошо знаю (вернее, думаю так), чтобы предположить, что вы приехали сюда с единственной целью навестить меня, тем более, что не сегодня-завтра мы все равно встретились бы в прериях. Из этого следует, что вы предприняли поездку с вполне определенной целью. Какой-то очень серьезный повод заставил вас искать свидания со мной.

Транкиль молча кивнул головой.

После минутного молчания, во время которого Чистое Сердце напрасно ждал ответа собеседника, он снова заговорил:

— Вот уже два дня, как вы здесь. Несколько раз вам представлялась возможность поговорить со мной откровенно, и скажу кстати, что я ждал этого с большим нетерпением. Я предвидел, что дело касается услуги, которую я должен буду вам оказать. Я был заранее счастлив доказать делом уважение, которое к вам питаю. Между тем вы продолжали хранить молчание и даже, напротив, старались избежать объяснений. Поведение ваше в отношении меня совершенно переменилось. Словом, со вчерашнего дня вы не тот человек, которого я знал: тот не знал колебаний, всегда открыто и смело говорил что думает, какие бы последствия это ни влекло за собой. Разве я ошибаюсь? Отвечайте, охотник.

Канадец некоторое время казался смущенным. Вопрос, заданный ему так прямо, странным образом приводил его в смущение. Наконец он решился, поднял голову и сказал, глядя прямо в глаза собеседнику.

— Что ж, я не могу этого отрицать. Вы правы, Чистое Сердце. Все, что вы сказали, совершенная правда.

— А! — воскликнул молодой человек удовлетворенно. — Так я не ошибся! Я рад, что это выяснилось.

Канадец пожал плечами, как человек, который рад доставить удовольствие собеседнику, хотя не понимает, чем именно.

Чистое Сердце продолжал:

— Теперь, во имя дружбы, которой мы связаны, я требую, чтобы вы были откровенны со мной. Без задней мысли, без всяких изворотов признайтесь, по какой причине вы поступили таким образом.

— Причина эта лестна для тебя, Чистое Сердце, поверьте мне.

— Я в этом убежден, мой друг, тем не менее я хочу ее знать.

— В таком случае, — сказал старик-охотник с интонацией человека, принявшего известное решение, — зачем мне хранить от вас тайну, тем более, что я пришел просить вашей помощи. Вы узнаете все! Я — всего лишь неотесанный траппер, который воспитывался в глуши. Я благоговею перед Богом и люблю свободу до безумия. Я всегда старался делать добро своему ближнему и, по мере возможности, за зло платить добром, — вот, в двух словах, весь мой нравственный мир.

— Все это истинная правда! — убежденно сказал на это Чистое Сердце.

— Благодарю! Благодарю от души, я вам верю! Но все остальное в жизни осталось мне совершенно неизвестным. Пребывание в пустыне развило во мне только инстинкты диких животных, не дав той тонкости чувств, которую развивает даже у самых диких натур городская цивилизация.

— Признаюсь, я не совсем понимаю истинный смысл ваших слов.

— Сейчас поймете. С первой минуты как я вас увидел, при первых произнесенных вами словах, я помимо воли почувствовал влечение к вам. Вы стали моим другом за те несколько дней, которые мы прожили вместе, разделяя постель под открытым небом, подвергаясь одним и тем же опасностям, испытывая одни и те же радости и печали. Мне казалось, что я оценил вас по достоинству, и мое расположение к вам возросло. А потому, когда мне понадобился верный и преданный друг, я тотчас же вспомнил о вас, и, не долго думая, немедленно отправился в дорогу, чтобы увидеться с вами.

— Вы отлично сделали.

— Я это знаю, — ответил Транкиль с увлечением. — Но когда я переступил порог этого скромного домика, мысли мои приняли совершенно иное направление. У меня появилось сомнение, — не в вас (это было бы невозможно), но относящееся к вашему положению. Словом, оно касалось вашего таинственного образа жизни. Я задал себе вопрос: какие обстоятельства могли заставить такого человека, как вы, поселиться в поселке краснокожих и принять их обычаи, жестокие и резко отличающиеся от наших. При взгляде на вашу мать, такую красивую и добрую, на вашего слугу, относящегося к вам с такой преданностью, на то, как вы живете у себя дома, я подумал, что, наверное, какое-нибудь несчастье неожиданно обрушилось на вас и заставило вас некоторое время жить в изгнании. Но я в то же время понял, что мы с вами не ровня, что существует черта, разделяющая нас, и тут-то я почувствовал себя стесненным в вашем обществе. Вы не вольный охотник, не имеющий иного дома, кроме непроницаемого свода девственных лесов, и иного достояния, кроме ружья. Словом, вы не тот товарищ, не тот друг, с которым я с радостью делился в пустыне всем, что имел. Я не вправе держаться как равный с тем, кого случайное несчастье приблизило ко мне и кто впоследствии, без сомнения, пожалеет об этой дружбе, зародившейся случайно. Поэтому, продолжая по-прежнему любить и уважать вас, я стану на ту ступень, на которой мне надлежит находиться по отношению к вам.

— И это должно означать? — спросил резко Чистое Сердце.

— Что при невозможности быть вашим товарищем и не желая сделаться вашим слугой, я удалюсь.

— Вы с ума сошли, Транкиль! — с горестью воскликнул молодой человек. — То, что вы говорите мне, не имеет смысла, и ваши доводы несостоятельны!

— Тем не менее… — отважился сказать канадец.

— О! — продолжал тот возбужденно. — Я ведь дал вам высказаться, не так ли? Я выслушал вас, не перебивая. Теперь — моя очередь. Вы, сами того не зная, причинили мне самое большое огорчение, какое могли — вы дотронулись до незажившей и все еще кровоточащей раны, заставили меня вспомнить то, что я напрасно стараюсь забыть и что составляет несчастье всей моей жизни.

— Я?! — воскликнул охотник с ужасом.

— Да, вы! Но не беда! Кроме того, вы действовали слепо, сами не зная, куда заведет вас путь, по которому шли, а потому я не ставлю вам это в вину и впредь не поставлю. Но есть вещь, которая для меня выше всего, которой я дорожу больше жизни, это — ваша дружба! Я не могу согласиться потерять ее. Откровенность за откровенность: вы узнаете, кто я и какова та причина, которая привела меня в прерии, где мне суждено жить и умереть.

— Нет! — ответил Транкиль коротко. — Я не имею ни малейшего права на вашу откровенность. Вы говорите, что я без умысла причинил вам большое огорчение. Эта сердечная боль только увеличится при вашем призвании. Клянусь вам, Чистое Сердце, я не стану вас слушать.

— Это необходимо для вас и для меня, мой друг — таким образом мы лучше поймем друг друга. Тайна, которую я скрываю в своем сердце, — добавил он с грустной улыбкой, — тяготит меня, и было бы большим утешением поверить ее истинному другу. А кроме того, мне пенять не на кого. Обрушившееся на меня несчастье, или, вернее, наказание (это слово мне нравится больше) выпало на мою долю вполне заслуженно, хотя, возможно, оно слишком жестоко, и упрекать за это я могу только себя самого. Жизнь моя — долгое искупление прошлого; к несчастью, меня приводит в ужас мысль, что настоящего и даже будущего будет недостаточно, чтобы искупить его.

— Вы забыли о Боге, сын мой! — сказал торжественный голос. — Непогрешимый Бог будет вашим судьей. Когда Он сочтет ваше искупление достаточным, Он сумеет его прекратить.

И Хесусита, уже несколько минут прислушивающаяся к разговору двух собеседников, положила свою нежную белую руку на плечо сына, взглянув на него с великой любовью, присущей только матерям.

— О, я неблагодарный! — воскликнул молодой человек с горечью. — В своем бесконечном эгоизме я на минуту забыл о вас, которая покинула все ради меня.

— Рафаэль, ты — мой первенец. То, что я сделала девять лет тому назад, я сделала бы и теперь. Но пусть сказанное мной послужит тебе утешением. Я горжусь тобой, сын мой, и, хотя ты причинил мне много горя в прошлом, сейчас ты принес столько же радости. Разве все индейские племена, населяющие бескрайние прерии, не питают к тебе уважения, граничащего с благоговением? Разве имя, которое дали тебе эти первобытные люди, не служит синонимом чести? Разве ты, наконец, не Чистое Сердце — человек, слово которого имеет силу закона, человек, которого уважают и любят друг и недруг. Чего же большего ты хочешь?