Александр Этерман - Драма, жанр

• Название: Драма, жанр
• Автор: Александр Этерман
• Жанр: Русская классическая проза

---

Этерман Александр Драма, жанр

Александр Этерман

Драма, жанр

1

Будучи в затруднении ? как резоннее развязать драму ? я нечаянно выпустил из рук увесистый том Аристотеля. Думал, на стол, вернее, на мирно лежавшее по левую руку тысячестраничное произведение одного старинного компилятора, а вышло иначе ? на верхний левый угол компьютерной клавиатуры. В результате Аристотель беззвучно расстрелял чистую экранную страницу фразой юююююююююююююююю, бесконечной бессмысленной последовательностью, которую мне пришлось оборвать, отпихнув в сторону ''Метафизику'', вырвав клавиатуру из ее объятий, чтобы на виртуальной странице осталось место для иных слов, для тех, которые я сейчас напишу, однако же, строкой небезразличной, птичьим голосом, зазвучавшим в моей голове как соловьиная трель. Поскольку вообразить поющего Стагирита невозможно, я мысленно принес ему извинения. В самом деле, такой строки, даже беззвучной, нет в его дошедших до нас сочинениях. Впрочем, ни неудовольствия, ни смущения я не испытал, как не испытал бы их сканер, через который прокатили случайную страницу ''Риторики''. Трель мне понравилась, так восхитило Тартини скрипичное произведение, которое ему не удалось запомнить. Абсолютная точность воспроизведения требует аккуратного обращения с инструментарием ? не только с первоисточником.

С другой стороны ? предательская мысль ? а не было ли в Стагире театра? Кажется, был. В таком случае, беру свои слова обратно: нетрудно вообразить поющего стагирита. Даже целый хор стагиритов. Даже отчаянно фальшивящий. Да простится мне непочтительность.

О театре я вспомнил не случайно. Насмотревшись (по телевизору) убийств, мордобоя, пыток, я закрыл глаза и задался вопросом о жанре. ''Рамбо'', ''Тит Адроник''. ''Макбет'', ''Молчание ягнят''. Терей, DHL. DHL. Не напрасно ли я их мешаю? Стоит ли кровь крови? Химия ли? Кто придумал дуаль? В опасном списке сочинители, антрепренеры, актеры, зрители, критики, потомки, рабочие сцены. Еще кто-нибудь? Конечно. Стены, которые, единственные, отчасти уцелели.

2

В цивилизованной Европе, где безнаказанно муху не убьешь, где телесные наказания и собачьи бои под запретом, где (даже в Англии) законопослушные граждане довольствуются бегами, к немалому удивлению, все еще практикуется бой быков. Исключение из доброго правила? Нет ? ибо жажда крови неистребима и прорывается в самых неподходящих местах. Во многих странах, почти всюду дозволены профессиональный бокс, борьба без правил и лицензионная охота, отстрел ''лишних'' лосей, лис и куропаток. Оттого-то римляне недолго довольствовались греческим театром, но в свой час, вовсе не при Фибие, внесли в общественный репертуар бои гладиаторов, а испанцы, пресытившись аутодафе, на радость Хемингуэю, не в древности, не в средние века, но завершив реконкисту и открыв Америку, заново изобрели тавромахию. Давайте спросим ? отчего гуманное правительство в Мадриде не запретит эту кровавую забаву, напоминающую чувствительному наблюдателю красиво нарисованные, густо убранные человеческими костями минойские игры? Да оно оторваться не в силах! Мне тоже совестно сидеть на трибуне, не отводя глаз от схватки, и изо всех сил сочувствовать невинной жертве ? быку. Собственно, оттого же просвещенные британцы не убирают со сцен своих театров трагедии Шекспира, ограничившись его же комедиями. В самом деле, чем лучше Отелло, закалывающийся, предварительно задушив Дездемону, или отравившийся Ромео, уводящий за собой зарезавшуюся Джульетту, или идеальная,Гамлет, ах, Гамлет, ах, Офелия, ах, Гертруда, ах, Лаэрт ? дивная симметрия, жуткий пример детям, вроде окровавленного быка и продырявленного матадора. То ли дело упившийся Фальстаф или защекотанный Калибан!

Стало быть, первый вывод не требует особой изобретательности: реальная кровь на арене и призрачная, кетчуп, на театральной сцене ? одной и той же природы. Реальность сцены, арены, ринга, экрана - посюсторонняя реальность, в равной степени преследующая зрителя ? до самого конца представления. Потом он идет домой, доживая, дожевывая перипетии спектакля, пьет горячее молоко и ложится спать. Подлинные результаты драмы занимают его не больше, чем прочая бутафория. Какая разница, что сделают с тушей убитого быка, да еще на ночь глядя? Перевяжут тореро или смоют грим с актерского лица? Все одно, с той разницей, что на гладиатора, быка, боксера можно держать пари всякий раз, когда они появляются на арене, а на Макбета или Чапаева - только однажды, когда видишь их в первый раз. Впрочем, кто же, имея выбор, смотрит Макбета дважды?

3

Фальшивая цитата красноречивее подлинной. Решив ? в своих целях ? возродить посвященную комедии 2-ю часть ''Поэтики'' Аристотеля, Умберто Эко начинает ее таким (вымышленным) образом: ''В первой части мы говорили о трагедии, как она посредством сострадания и страха совершает очищение подобных страстей. Теперь же, как обещано, скажем о комедии (а также о сатирах и мимах): о том, как комедия, извлекая приятное из смешного, тоже способна очищать подобную страсть. До какой степени подобная страсть заслуживает внимания ? мы говорили уже в книге о душе, заметив, что единственный среди всех животных ? человек одарен способностью смеяться. Определим же, какому виду поступков подражает комедия, затем рассмотрим средства, которыми она вызывает смех, и эти средства суть действие и речь. Покажем, как в действии смешное рождается от уподобления лучшего худшему и наоборот, от неожиданного обмана, от всего невозможного и противоречащего законам природы, от незначительного и непоследовательного, от принижения характеров, от употребления площадных и непристойных пантомим, от нарушения гармонии, от выбора наименее достойных вещей. Затем покажем, как смешное в речи происходит от двусмысленности, то есть от употребления сходных слов для различных вещей и различных слов сходных вещей, от заикания и путаницы, от игры словами, от уменьшительных слов, от погрешностей выговора и от варваризмов...''

Все? Нет еще. Упомянуты и бесстыдные камни, катящиеся по равнине, и цикады, которые будут петь с земли, и достопочтенные фиги. Эко утверждает, что эти примеры приводятся Аристотелем в 1-й книге ''Поэтики'' и в ''Риторике'', но в ''Поэтике'' уж точно ничего подобного нет. Что еще хуже, герой Эко берется пересказать 2-ю часть ''Поэтики'' ''почти целиком''. Комедия рождается в komai, то есть в крестьянских селениях как завершение трапезы или торжества. Она не должна кончаться смертью персонажей. Она вызывает смех и иногда обучает людей ? то ли посредством остроумных загадок, то ли показывая вещи неправильно и этим побуждая внимательнее рассмотреть предмет. ''Так истина добывается через показывание людей и мира худшими, нежели они есть или мы о них думаем, и во всяком случае гораздо худшими, нежели они выводятся в героических поэмах, трагедиях, житиях святых''.

4

Я говорил уже, что Эко скорее иронизирует, нежели теоретизирует, и вовсе не отождествляет себя со своим героем. Поэтому он доводит до нас не только удачные находки, которые, разумеется, заносятся на его счет, но и неудачные, отчасти присущие герою, отчасти отвечающие сюжетным надобностям. Тем не менее, меня больно удручает вневременность его рассуждений. Так, он утверждает, что в первой части ''Поэтики'' разъясняется, как трагедия совершает очищение таких страстей, как страх и сострадание. Увы исследователи Аристотеля уже два тысячелетия ломают голову над вопросом, отчего он не выполнил свое обещание разъяснить, что такое катарсис и как он совершается (нам еще придется к этому вопросу вернуться). Далее, я не напрасно выделил в пассаже Эко-Аристотеля слова ''смех'' и ''подражание''. Первое появляется 5 раз, второе ? лишь однажды. Однако в настоящей ''Поэтике'' слово ''подражание'' (mimeseis) появляется сотни раз, а слово ''смех'' - всего раза три-четыре, да и то побоку. Недаром: реальный Аристотель убежден, что ''сочинение - это, в целом, не что иное, как подражания'', а ''смешное есть некоторая ошибка и уродство, но безболезненное и безвредное''. Подражание. Значит, ''абсолютной идеей'' культуры является объект подражания, культовая, в отличие от физической, реальность, выпускаемая затем на сцену в карманном варианте. Мало того, он, как и другие древние, как Платон, полагает, что эта реальность обретает свое полное воплощение в политической деятельности, а вовсе не на театральных подмостках. В ''Политике'' (III,7,1) он пишет: ''Если конечной целью всех наук и искусств является благо, то высшее благо есть преимущественная цель самой главной из всех наук и искусств, именно политики''. Еще хлеще: Плутарх впоследствие отмечает (сегодня мы сказали бы ? цинично отмечает ? но и это анахронизм), что в классические времена примат политики рассматривался как филологический трюизм, трюизм титулования: ''...По-видимому, Фалес был тогда единственным ученым, который в своих исследованиях пошел дальше того, что нужно для практических потребностей; все остальные получили название ученых за свое искусство в политических делах''. Древним - в отличие от Эко ? и в голову бы не пришло, что искусство или наука, иными словами ? театр может представлять угрозу (или даже представляться угрозой) государственному строю. Театр играл для них, самое большее, ту же роль (еще одно выражение, невозможное в древнем мире), скажем иначе ? исполнял ту же функцию, что баня на Руси или футбольный стадион в Англии - функцию экстатической разрядки. Кроме того, Аристотель не усматривает между жанрами ? комедией и трагедией ? ментальной асимметрии, а только социальную. Так, например, ему не пришло бы в голову запретить постановку комедий или гонять с утра до вечера ''Лебединое озеро'' в день смерти архонта. Между тем, опасная асимметрия появляется на свет, а смех становится первостепенной общественной, а если угодно, то и политической категорией лишь когда драма перестает быть таковой, а театры приравниваются к стадионам и исчезают вместе с ними. Смех, смеховая культура, а не комический интеллигентный, умеренный театр Аристотеля. Вернее, не смех ? улыбка - ухмылка - усмешка, а хохот. Презираемый Аристотелем животный хохот.