Антон Абрамкин - Рубеж

• Название: Рубеж
• Автор: Антон Абрамкин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Но восстал некий Ангел на Самаэля, не желая гибели мира, который сотворил Святой, благословен Он. И воскликнул Восставший: "Горе вам, живущим на земле и на море! Потому что к вам сошел Самаэль в сильной ярости. Склонились вечерние тени, тени смертные, ибо право господствовать над ними передано ангелам, князьям народов. Благо же мне принять смерть в огне чистого золота, пылающего там, откуда искры рассыпаются во все стороны!" Ангел вострубил, и увидели все звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладязя бездны. Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи, и помрачилось солнце и воздух. Царем над собою она имела ангела бездны, имя ему по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион. И произошла на небе война: Самаэль и ангелы его воевали против Восставшего, и не устоял он, и не нашлось уже для него места на небе. И повержен был, и низвержен на землю. Тогда содрогнулись сфиры, и задрожали небосводы, и взволновалось великое море, и затрепетал Левиафан, и намерелась вселенная перевернуться. Когда же Восставший увидел, что низвержен на землю, то начал преследовать жену, которая родила ему младенца мужского пола. И нарекли его Денница, звезда утренняя. Младенец родился нам - сын дан нам; владычество на раменах его, и нарекут имя ему чудный, советник, бог крепкий, отец вечности, князь мира. Умножению владычества его и мира его нет предела в царстве его, чтобы ему утвердить его и укрепить его судом и правдою отныне и до века. И младенец играл над норою аспида, и дитя протянуло руку свою на гнездо змеи. - Видел я сынов восхожденья, и мало их. Если их тысяча - я и сын мой из них. Если их сто - я и сын мой из них. Если двое их - это я и сын мой. - Могу я избавить весь мир от суда с того дня, когда я был сотворен, до нынешнего. А если отец мой со мной - со дня, когда был сотворен мир, до нынешнего. А если будут товарищи наши с нами - от дня сотворения мира до конца времен... Самаэль же, предводитель Крылатых, приблизился к нему и поклялся клятвой, услышанной им позади Завесы, что погубит младенца. И говорил он в сердце своем: "Взойду на небо, выше звезд Божьих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоту облачные, буду подобен Всевышнему". И в тот же час ударил ударами триста девяносто небосводов, и они содрогнулись, и затрепетало все перед ним. И пролил Самаэль слезы ярости, и упали эти жгучие, как огонь, слезы в глубины великого моря, и возник из этих слез древний Змей, Повелитель Хаоса, и поднимался и обещал поглотить все воды Мироздания, и вобрать их в себя в тот час, когда соберутся все народы, землю же сжечь дыханием своим. XI Зачем мятутся народы и племена замышляют тщетное? Восстали на них ангелы, цари земли, и князья ангелов совещаются вместе против мира, сотворенного Святым, благословен Он. "Расторгнем узы миров и свергнем с себя оковы их". И сказали они Самаэлю, князю своему: "Ты поразишь их жезлом железным; сокрушишь, как сосуд горшечника. Ты дивно велик, ты облечен славою и величием; ты одеваешься светом, как ризою, простираешь небеса, как шатер; устраиваешь над водами горние чертоги твои, делаешь облака твоею колесницею, шествуешь на крыльях ветра. Ты творишь ангелами твоими духов, служителями твоими - огонь пылающий". XII Денница же встретил Змея, который полз с открытой пастью и сжигал землю в прах. И сомкнул руки свои на голове змея. Замер змей, поникла пасть его. И молвил ему Денница: "Змей, ступай и скажи Самаэлю, вождю Крылатых, что я нахожусь во вселенной. Я есмь Денница, звезда светлая и утренняя". XIII Кто идет в червленых ризах, столь величественный в Своих одеждах, выступающий в полноте силы Своей? "Я - Денница, изрекающий правду, сильный, чтобы спасать". Отчего же одеяние твое красно, и ризы у тебя, как у топтавшего в точиле? "Я топтал точило один, и из народов никого не было со мною, и я топтал их в гневе моем и попирал их в ярости моей; кровь их брызгала на ризы мои, и я запятнал все одеяние свое, ибо день мщения - в сердце моем, и год моих искуплений настал. Я смотрел, и не было помощника, дивился, что не было поддерживающего; но помогла мне мышца моя, и ярость моя - она поддержала меня; и покарал я врагов в гневе моем, и сокрушил их в ярости моей, и вылил на землю кровь их, и смел Рубежи между мирами, словно плотину из песка". XIV Спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою. Рубежи отныне не будут запираться днем; а ночи там не будет. И когда соберутся народы на месте, называемом Армагеддон, и начнется великая битва, и упадет звезда Полынь в воды рек, то увидят люди новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля уже миновали, и прежнего мира уже нет. И сказано обо всем этом словами этими в Книгах Священного Писания: Берейшит, иначе Бытие, Тегилим, иначе Псалтырь, в Книгах великих пророков Исайи, Иеремии и Софрония, Благой Вести от Иоанна и в его же Откровении, в книге Коран, в толкованиях мудрецов Мишны и в великой книге Зогар, что значит "Сияние", а для сведущих - "Опасное Сияние". И разумеющие их воссияют, как сияние небосвода, а приводящие к праведности многих - как звезды в вечности века...

Бились стрелки часов на слепой стене, Рвался - к сумеркам - белый свет. Но, как в старой песне: Спина к спине Мы стояли - и ваших нет!

А. Галин

Книга написана на собственный фантазiи авторов. Не содержитъ богохульствiй. Одобрена цензурой.

Часть первая.

ЧУМАК И ГЕРОЙ

ПРОЛОГ НА ЗЕМЛЕ

Охали, крестились, переминались с ноги на ногу, топтали и без того нечистый, слежавшийся снег. Мерзлая земля поддавалась тяжело. Взопревшие мужики отступали, пропуская к яме других, свежих; отец Гервасий вычитывал молитву, сперва укоризненно и громко, потом все более невнятно и хрипло - осип батюшка. По низкому небу стелился черный дымный хвост. Бесовскую хату пожгли вместе с барахлом, вместе с оскверненными образами. Похороны наоборот. И поп, и люди, и заступы, только не в яму ложится земля - летит из ямы. Не камушки стучат по крышке гроба - сапоги топчутся, и не скорбь на лицах - страх да еще угрюмая радость: дождалась, проклятущая ведьма! - И как она с погоста-то ходила? Землищи-то! - Известно как. У ей чорт в полюбовниках! - Постыдились бы, соседка, поминать-то! Свят-свят... Обнажились доски. - С домовиной доставай! Поднатужься! Поднатужились. Кинули на снег кожухи, взялись за веревки, выпучили глаза: раз-два! Взяли! Бабы, толпившиеся поодаль, отшатнулись. Множество рук вскинулось в суетливом крестном знамении - земля, отпуская гроб, скрежетнула, будто зубами. Одна веревка лопнула, но прочие не подвели. Вывалили домовину на снег. - Слышь, сосед, вроде воет чего-то? - Волки? - Нет, сосед. Это что-то не то воет... - Бог с вами, сосед!.. Пошел в ход плотничий инструмент. Затрещала, поддалась домовина запечатанная по обычаю до Страшного Суда; так сталось, что Ярина Киричиха попала на суд много раньше времени... Отец Гервасий возвысил голос. Вдова Киричиха с деревянным стуком грянулась оземь. Темные руки, сложенные на груди, будто молили о пощаде. Судьи молчали и сопели. Острый кол заранее был вытесан из молодой осины; кузнец Вакула примерился - и ударил молотком; острие без труда погрузилось во впалую грудь мертвеца, и только окоченевшие руки судорожно дернулись: "За что?!" Содрогнулась земля - так, словно перевернулись в истлевших гробах все покойники на погосте. Качнулись кресты, спугивая ворон; тем, кто собрался сегодня на кладбище, в одночасье послышался хрипловатый детский голос: - Я спасу!.. Осекся отец Герсавий. Мельничиха Лышка, стоявшая поодаль, дала подзатыльник малолетнему внуку, невесть как оказавшемуся на погосте в этот страшный час; кузнец Вакула снова ударил молотком - и едва не промахнулся, чего с ним отродясь не случалось... - Я спасу! Повеяло дымом - запахом беды. Чумак Гринь, старший сын вдовы Киричихи Мамочка родная... Ох, мамочка!.. Гринь сидел на земле, голой, бесснежной, теплой земле. Бурые комья, будто вывороченные огромным тупым плугом, понемногу осыпались, кое-где извивались хвосты потревоженных червей. Дальше росла трава, зеленое дерево, зимы как не бывало, страшного замка как не бывало, и никогда не было ни рушниц, ни гармат, ни сечи на ступенях, ни криков умирающих. Он, Гринь, пятилетний мальчик, пас корову и заблудился, перегрелся на солнышке, вот ему и примерещилось страшное, про которое дядька-запорожец рассказывал! Он пошевелился. Огляделся, желая увидеть мирно пасущуюся корову. Лето. Негустая, нестарая роща. В изобилии свален бурелом, молодые деревца выкорчеваны с мясом, и тоненькие листья еще не успели пожухнуть. Как будто ленивый великан, работая на великанском огороде, несколько раз ударил своей великанской тяпкой, но дальше полоть не стал - позвали обедать. От такой мысли Гриню стало страшно. Даже пот прошиб, тем более что среди жаркого лета он сидел в кожухе, в сапогах, разве что без шапки. - Отче наш, иже еси на небеси... Ответом был чуть слышный стон.