Филипп Эриа - Испорченные дети

• Название: Испорченные дети
• Автор: Филипп Эриа
• Жанр: Проза

---

- Пожалуйста, не извращай фактов! Предположим, ты не обманула Ксавье, но нас-то ты обманула. Как бы ты сейчас здесь ни изощрялась, все равно ты совершила поступок...

- Избавь меня от твоих соображений, Симон. Никогда в жизни я не следовала вашим заветам. Я не признавала и никогда не признаю, что хоть один человек среди вас имеет право судить о моем поведении, кроме Ксавье. Он один мог протестовать и судить поступки других. Поэтому-то я и попросила у него совета. На ваше горе, он предложил мне выйти за него замуж и таким образом, считался бы отцом ребенка. Смотри, как все здесь связано... События пойдут именно так, как он задумал.

Я встала с кресла. Шагнула к двери, ведущей в переднюю, как делает хозяйка дома, которая хочет деликатно выпроводить своих гостей. Валентин, вернувшийся несколько минут назад, молча слушал конец нашего разговора.

- Прежде чем мы расстанемся, я хочу задать тебе один вопрос, Симон. И повернувшись к нему, я спросила: - Мама знала?

- Что знала?

- Что Ксавье был такой.

- Мне это не известно! И к чему сейчас подымать подобные разговоры?..

- В самом деле, к чему? Очевидно, я еще не так равнодушна ко всему, как мне казалось. Такие вещи в один день не делаются. Но если я тебя об этом спрашиваю, Симон, то лишь потому, что в день нашей помолвки, как я сейчас припоминаю, одна мама вела себя как-то сдержанно, неуверенно.

- Ну и что?

- Возможно, она знала. И ее мучила совесть. Так? Теперь ты сам видишь, что я приписываю ей не только одни корыстные побуждения.

Симон, раздосадованный моим отказом подчиниться их требованиям, старался улизнуть от прямого ответа. И пробурчал себе под нос:

- Э-э... Подумаешь! Один-единственный раз! Ведь ты всегда вела против мамы открытую войну!

Он замолк, испугавшись, что сказал лишнее. Валентин, наш безобидный Валентин, с детских лет попавший к маме в рабство, решил поддержать брата веским аргументом.

- Это правильно, - сказал он. - Ты всегда все обращала против мамы. Ты словно забыла, что она твоя мать.

- О нет, не забыла, Валентин! Никогда в жизни об этом так не помнила, как сейчас... Но вы не ответили на мой вопрос.

- Оставь маму в покое, - продолжал младший брат. - Слушай! Мама догадалась, что ты ищешь с ней ссоры.

- Ах так?

- Да. Она сказала: "Теперь Агнесса может быть довольна. Наконец-то у нее есть причина меня ненавидеть".

О, глупец! Я чуть не кинулась ему на шею!.. Он повторил слова, столь несомненно мамины! И слова эти были недвусмысленным, точным ответом на мой вопрос! Симону не удалось помешать младшему брату произнести эту фразу, и, чтобы избежать последствий, он захлопнул за собой дверь, ведущую в переднюю. Но я почувствовала себя во власти былого моего гнева. Или, вернее, мне показалось, что я сразу и наконец-то выбросила их всех из своей жизни... Она знала! Эта мать не помешала тому, что произошло! И сейчас она еще спрашивает...

- Довольна ли я? - обратилась я к Валентину,- Скажи ей, что довольна! И что я вправе простить себя.

7. ОТЪЕЗД

Боясь возбудить излишний интерес мадемуазель Бюри, я скрыла от нее, что ухожу. Впрочем, отсутствие мое продлится недолго. Мне надо было зайти в одно-единственное место, да и то неподалеку. Я вернулась быстро. Сиделка, очевидно, решила, что я нахожусь в соседнем помещении или пошла в ванную.

На ее глазах, не скрываясь, я заперла обе двери, ведущие в большую гостиную. Потом, тоже на ее глазах, уселась в ногах постели, Тогда она покинула свое место и направилась к двери: доктор Освальд поговорил с ней.

Прежде чем ее отпустить, я попросила повторить мне все инструкции врача. Они были несложны, в сущности, уже не требовалось никакого ухода. Мадемуазель Бюри добавила, что будет ждать моего звонка.

- Так или иначе, зайдите сюда в полночь.

Прошел час. Я не замечала у Ксавье никаких перемен. Возможно, объяснялось это тем, что я не спускала с него глаз, даже тогда, когда в голове моей бродили самые странные мысли, А возможно, и потому, что действительно никаких перемен уже не было.

Я ждала. Полночь пришла гораздо скорее, чем я могла надеяться. Вошла сиделка, я взглянула на нее. И убедилась, что она еще не раздевалась, даже не прилегла. Она осмотрела больного, пощупала пульс, заявила, что доктор Освальд оказался прав: все произойдет, по-видимому, не так скоро.

Я настояла, чтобы она пошла спать. Желая еще раз напомнить о моем решении остаться одной при больном на всю ночь, я извинилась перед ней за свою настойчивость, за свою печальную прихоть. Сиделка ответила, что прекрасно меня понимает. Этот фатализм напомнил мне наш послеобеденный разговор: уже тогда она не строила себе никаких иллюзий.

Она осведомилась также, не боюсь ли я заснуть от усталости. Я запротестовала - я уверена в своих силах, я с умыслом выпила много кофе. Что было истинной правдой.

Я довела ее до двери. Плотно прикрыла за молодой женщиной дверь. И, не дожидаясь, пока она отойдет и уже не сможет слышать скрип замка, я повернула ключ.

Время шло. Пульс продолжал биться.

1

Я едва сдерживала нетерпение. Однако я тщательно, пункт за пунктом, обдумала свой план. Я принуждала себя не отвлекаться, не переходить к очередным действиям раньше назначенного для того срока. Я свела возможность риска к минимуму.

Я вооружилась холодным рассудком. Я не желала ставить под угрозу ни одно из звеньев разработанного мной проекта, даже ради того чтобы дать роздых сердцу.

Ровно в половине второго я вынула из сумочки маленький пузырек, обернутый в бумагу. Когда я вечером отлучалась из дома, я велела остановить такси перед каким-то кафе. Я вошла и попросила, чтобы мне дали немножко растительного масла.

Бесшумно я открыла стеклянную дверь, которая вела во двор. Вышла во двор. Одно за другим оглядела все окна. Света нигде не было. Напротив, в сторожке привратника, тоже было темно. Я вернулась. Направилась в сад, разбитый перед домом. Я шла прямо по газону, чтобы не заскрипел под ногой гравий. Я снова подняла голову. Осмотрела фасад. И здесь все было темно.

Итак, я правильно угадала их реакцию на то, что доступ к Ксавье был им мною запрещен. Они спали. Братья уехали к себе домой, бабуся вечно дремлет, а те четверо мирно уснули.

Я вошла в узенькую аллею, обсаженную кустами. Этим путем можно было проникнуть из нашего сада в парк Монсо. Я тронула калитку. Ночная мгла будет моей, пособницей позже, а сейчас она мне только помеха. Ощупью я полила маслом петли калитки. Потом полила замок. Вынула из металлического ящичка ключ и смазала его тоже.

Я вернулась в дом. Никаких перемен. Пульс бился.

Без четверти два я снова вышла в сад. Ключ бесшумно повернулся в замке. Калитка открылась, я проскользнула в заросли парка Монсо. Примерно метрах в тридцати находились высокие ворота, которые замыкали авеню Ван-Дейка и превращали его в тупик. Я знала, что ворота не скрипят. Их нередко закрывали при мне на ночь и открывали утром. Ключа от них у меня не было. Но я прекрасно помнила, что их можно открыть, если отодвинуть вертикальную задвижку справа и потянуть на себя разом обе створки. Сторожа неоднократно проделывали эту операцию на моих глазах. Снаружи сделать это не представлялось возможным: решетка мешала дотянуться до задвижки. Она находилась с внутренней стороны, там же, где и я.

Операция удалась. Но я не раздвинула створок, и ворота казались запертыми. Каждый из этих необычных жестов - впоследствии я буду, перебирать их в памяти с той недоверчивостью, которая окрасит со временем мои воспоминания - делался как бы сам по себе, его делали мои собственные руки, но без участия разума. Я бросилась обратно в дом. Пульс бился.

Я не присаживалась больше. Я стояла на страже у окна. Снова, без сомнения, в последний раз я, запертая в четырех стенах нашего особняка, стояла на страже, упершись лбом в оконное стекло.

Это время ожидания показалось мне наиболее долгим. Наконец в начале авеню появился фургон с застекленными стенками, он бесшумно, мягко, задним ходом, как я договорилась заранее, стал приближаться к нашему дому. Он остановился в указанном месте, и тут же мотор выключили, свет потушили.

Я надела манто и шляпку. Взяла в руки сумочку.

Стараясь говорить как можно тише, я объяснила двум водителям, куда идти с носилками, какие меры предосторожности следует принять. Оба не без удивления взглянули на меня.

А я шептала:

- Разве вам ничего не сказали? Разве ваш хозяин не предупредил вас, что вы должны следовать всем моим указаниям? Он согласился. Он знает, что я увожу своего мужа отсюда, потому что здесь за ним плохо ухаживают. Хозяину известно, кто я такая: я жена, единственная близкая родственница больного! К тому же я подписала бумагу, так что ваша фирма ни за что не отвечает.

Хотя я старалась сдерживаться, голос мой звучал раздраженно. Как странно, что так оробели эти шоферы-санитары! Однако же с их участием совершаются всякие незаконные перевозки, даже похищения! Неужели мой проект встретит неожиданную помеху с их стороны?