Илья Эренбург - Оттепель

• Название: Оттепель
• Автор: Илья Эренбург
• Жанр: Русская классическая проза

---

Шесть дней он провел в томительном ожидании. На седьмой позвонил второй секретарь горкома: "Из Цека передавали... Просят вас приехать, лично изложить..." Журавлев ждал самого плохого и все же настолько растерялся, что уронил трубку телефона; долго раздавались жалобные гудки, он их не слышал. Почему не позвонил Ушаков? Даже разговаривать не хочет... Вообще это катастрофа. Я думал, что запросят из министерства... "Изложить". А что тут излагать? Была буря, кажется, про это все знают... Кончился Журавлев, вот что! Но где же справедливость? Разве я командую погодой? Без цеха точного литья мы никогда бы не оправились с заданием. Потом это огромная экономия для государства... Сначала утвердили план строительства, два раза поздравляли с перевыполнением, а теперь топят. Почему? Да только потому, что пронеслась буря. Не было бы бури, я к Первому мая получил бы поздравительную телеграмму. Логики здесь нет никакой. Я не мальчишка, мне скоро тридцать восемь - и от чего я гибну? От погоды.

Он долго гадал, кто успел доложить в Москву насчет задержки с Жилстроительством. Скорей всего Соколовский. Все-таки жалко, что я его не угробил. Три года назад с таким козырем, как семья в Бельгии, я мог бы легко его убрать. Никогда нельзя деликатничать. Теперь он отыгрался... А может быть, и не он - Егоров говорил, что он еще болен. Кто же тогда? Не Сибирцев, этот побоялся бы. Наверно, Ушаков, он ко мне давно приставал с домами. Какое ему дело? За завод отвечаю я. Хочет выйти в люди, показывает усердие. Мне ведь из министерства еще ничего не сообщили... Ясно, что Ушаков. А ему подсказал Соколовский. Как будто нельзя лежа в постели сочинить кляузу или позвонить в горком! В общем все равно кто - не они погибают, я...

Он сидел в купе, мрачный, не смотрел в окно, не ответил проводнику, когда тот предложил чаю. Обычно Журавлев любил поезд: он сразу надевал на себя полосатую пижаму, играл с попутчиками в шашки или в домино, со смаком обгладывал каркас курицы, прихлебывая, пил чай стакан за стаканом, слушал радио, рассказывал о производственных успехах, читал "Крокодил" и громко смеялся: "Здорово прохватили!" - словам, наслаждался жизнью. А теперь все ему было тошно. Он считал, что его попутчик железнодорожник - дурак и болтун; по радио передают дурацкие песенки, голова от них трещит; станции обшарпанные, домишки занесены снегом - глядеть противно; а вообще снега мало - будет плохой урожай; в вагоне-ресторане котлеты сырые, чай воняет селедкой; в купе нестерпимо жарко, а из окна дует.

Ночью железнодорожник уютно похрапывал, а Журавлев на верхней полке все думал и думал о приключившемся. Уже посинели оконные шторы, железнодорожник заворочался, откашлялся, закурил, а Журавлев продолжал думать. И вдруг он понял: все началось с Лены. Несчастная женщина, начиталась дурацких романов и растрясла жизнь честного советского работника. Что будет с заводом? Ведь мы обещали к Первому мая выпустить новую модель. Соколовский все-таки неплохой конструктор. Коротеев теперь доволен: систему сигнализации Соколовский теперь начисто переделал. Великое дело - критика!.. Да, но теперь на заводе нет объединяющего начала. Конечно, Егоров - опытный инженер, стаж у него большой, но он слабохарактерный, потом он сильно сдал после смерти жены. Все лодыри распояшутся... Коротеев - человек с будущим, это бесспорно, но он слишком молод. Не могу себе представить завод без меня! Неслыханно - какая-то девчонка все повалила. Коротеев был трижды прав, когда выступал в клубе, - нельзя вытаскивать из стенки кирпичи, весь дом рухнет. Воспитывают плохо, печатают зачем-то идиотские книжки, начали теперь разговоры про чувства. Пожалуйста чувств сколько угодно, а плана не выполняет. Никто не скажет, что я жил для себя, моя жизнь - завод. И вот ничего нет, ровно ничего, разметанные балки, битое стекло, мусор - это жизнь Ивана Журавлева.

Железнодорожник предложил Ивану Васильевичу пирожок:

- Домашние, жена напекла...

Журавлев отказался: ничего в рот не лезет. Он злобно подумал: интересно, чему ты радуешься? Сегодня печет пирожки, а завтра разыщет какого-нибудь агронома, и полетишь ты с насыпи. Едет довольный, говорил - вызвали к министру; наверно, рассчитывает на повышение. А вот произойдет крушение, в два счета снимут, это бесспорно. Доверять никому нельзя.

Уезжая, Журавлев сказал Егорову, что пробудет в Москве день или два, время горячее, ведь к Первому мая обязались выпустить новую модель. Однако прошла неделя, и Журавлев не возвращался. Потом Егорову позвонили из главка, сказали, что назначен новый директор, Голованов, он приедет в середине апреля.

Егоров рассказал о звонке Брайнину, тот обрадовался:

- Я Голованова знаю, я с ним в Свердловске работал, толковый человек и прислушивается...

- Это хорошо. Я думаю, к Первому маю справимся.

- Обязательно.

Брайнин вдруг вспомнил:

- А что с Журавлевым?

- Ясно, что, - сняли. Удивительное дело - Соколовский мне еще зимой говорил, что Журавлева снимут. Я тогда подумал, что он шутит. Вы ведь знаете Соколовского - любит подпустить...

Брайнин засмеялся и развернул "Правду": во Франции нет твердого правительственного большинства, это, так сказать, симптоматично...

Хитрова сказала мужу:

- Тебе будет трудно, к Журавлеву ты привык...

Хитров задумался, потом ответил:

- Ничего не трудно. У меня Журавлев в печенке сидел. Поганый человек, хочет, чтобы все думали, как он. Я ничего не имею против перемены. Наоборот... А вот что за птица Голованов, этого я не знаю. Посмотрим. Хуже, во всяком случае, не будет...

Все интересовались Головановым, и никто не вспомнил про Ивана Васильевича. Только работница Груша каждый день спрашивала, когда же Журавлев приедет за вещами, - нужно квартиру прибрать, скоро нового ожидают, а все комнаты завалены...

Так же гудела сирена, так же верещали станки, так же люди работали, шутили, спорили: никто не чувствовал, что нет больше Ивана Васильевича. Пострадавшие от бури поругали бывшего директора и вскоре позабыли о нем. Они с радостью глядели, как на улице Фрунзе начали рыть котлован для первого корпуса; жена Виноградова говорила: "Две комнаты, ванна, кухня,- словом, заживем. Только бы скорее строили!.."

Где Журавлев? Что с ним? Ни одна живая душа о нем не помнит. Была буря, причинила много забот и унеслась. Кто же вспоминает отшумевшую бурю? Стоят последние дни зимы. На одной стороне улицы еще мороз (сегодня минус двенадцать), а на другой с сосулек падают громкие капли. Соколовский в первый раз встал с кровати, дошел до мутного, неумытого окна, поглядел на серый, рыхлый снег и подумал: а до весны уж рукой падать...

15

Конечно, Соня и раньше не раз думала о своем будущем, представляла себе завод, на котором придется работать, гадала, выйдет ли из нее что-либо, - но тогда это были раздумья, мечты. Когда же ей сказали, что ее направляют в Пензу, она поняла: кончена моя молодость. Подруги, профессора, экзамены, ссоры с Савченко - все это в прошлом. Впереди незнакомый город, завод, огромная ответственность. Конечно, дипломную работу хвалили, но ведь это школьные упражнения. А какой я окажусь на деле? Могу растеряться, наглупить. В прошлом году на практике я поняла, до чего все трудно...

Соня сказала отцу: "Боюсь, что не справлюсь..." Андрей Иванович старался ее приободрить: всегда так бывает, кажется, не одолеешь, пока не втянешься. Он вспомнил Пензу, где проработал год четверть века назад: город хороший, много садов, большие традиции: "Знаешь, Соня, в Пензе Салтыков-Щедрин жил, недалеко Тарханы - лермонтовские места..." Соня улыбалась, и ей становилось еще страшнее. Не все ли равно, где жил Лермонтов! Стихи его, конечно, хватают за сердце, хотя мы теперь переживаем все иначе... Отец, может быть, думает, что я собираюсь мечтать в городском парке? Завод - вот что меня интересует: как я покажу себя на работе?

Она еще жила в родительском доме, еще ждала, придет ли, наконец, Савченко (он даже не знает, куда меня направили!), - она еще была в знакомом мире, но все ее мысли были далеко - в чужой, загадочной Пензе.

Соня должна была уехать в конце февраля, но вышла задержка: хотели вместо нее послать Борисова, а Соню отправить на "Сельмаш". Теперь ей сказали, что она может ехать. Андрей Иванович предложил:

- Давай отпразднуем...

Соня отказалась:

- Рано. Вот когда поработаю и приеду в отпуск - дело другое...

Надежда Егоровна вздыхала: как там будет Соне? Не хочется ей уезжать. Я убеждена, что она неравнодушна к Савченко, только скрывает. Он хороший мальчик. Поженились бы они, а то отсылают ее, она молоденькая... Да и Савченко мальчик, ему легко вскружить голову. Мне было бы спокойнее на душе, если бы они наконец договорились...

За несколько дней до отъезда Сони Надежда Егоровна не выдержала:

- Соня, почему Савченко не приходит? Вы не поссорились?

- Зачем мне с ним ссориться? Просто у него много работы.

- А он знает, что ты уезжаешь?