Андрей Родионов. - В электричке

• Название: В электричке
• Автор: Андрей Родионов.
• Жанр: Поэзия

---

Андрей Родионов В электричке

Андрей Родионов — один из самых значительных поэтов России. До сих пор работает в красильном цехе одного из московских театров. Пишет стихи, стоя за одноногим столиком в чебуречной. Раньше выступал в клубах вместе с панк-группой «Братья — короли». Его поэзия — поэзия окраин большого города: заборы, электрички, дешевый алкоголь, борьба с инопланетным разумом.

В электричке

В электричке — капли на оконном стекле,
Пассажиры заняты транспортным флиртом,
Вверх ногами висит на стене
Реклама борьбы со спиртом.

Он сел напротив меня.
Трехголовый, я сразу понял, что свой.
Откуда-то на три дня
Прилетел погулять выходной.

Нам слов не надо, чтоб говорить,
Не надо мыслей читать.
Это миф, что сказочные герои не любят пить,
Просто они не умеют блевать.

— Где здесь можно? — спросил он
И похлопал себя по горлу.
— Можно на следующей взять гондон
За тридцать шесть рублей пол-литровый.

У него пятнадцать, и у меня четвертак,
Мы вышли в Подлипках, взяли пол-литра.
— Пошли теперь в гости, ты клевый чувак,
Здесь живет художник по кличке «Палитра».

Это он нас когда-то нарисовал:
Тебя, алкаша, и меня — Змей-Горыныча.
Ты стоял на четвереньках, а я летал
На плакате, заказанном противниками синего.

И он повел меня в престранные гости,
А там все сидели уже на игле,
И художник, руками, трясущимися от нарко-похоти
Рисовал мак, выросший на пне.

Наркологи этот плакат заказали:
Пень означает, что все потеряно,
Все, во что верили, все, что знали,
А мак как бы заменяет огромное дерево.

Что это за дерьмо, в натуре?!
Что изобразили твои карандаши?!
Мак не пускает корней в древесной структуре,
Об этом знаем даже мы, алкаши!

Сраный создатель отстойных плакатов,
Выйди на улицу и посмотри вокруг!

Лучше нарисуй дерьмо на лопате
И напиши: «Добро пожаловать в Москву!»

— Это очень хорошая идея, — сказал он, и выгнал нас, —
И меня, и трехглавого змея.

Все это время у подъезда опер пас:
— Ну что, ребята, медленным затарились?
Покажите мне вены, вы, два говнюка,
Дырок нету, по ноздрям запарились?
Новички в этом деле? Гоните оба дозняка!
— Мы не брали героина, мы по синему делу,
И денег у нас нету ни копья!

Я очнулся в электричке, привалившись к чужому телу.
Что было с нами дальше, не помню ни хуя.

Да так ли это важно — то, что было когда-то,
Капли продолжали стучать и стучать за окном.
Выхожу, а на вокзале везде плакаты:
«Добро пожаловать в Москву!» — и лопата с говном.

Скандофорды На платформе Москва-Третья

Продает скандофорды
Маленький дедушка в пиджаке.
Морщины на лбу у него как фиорды,
И синяя жилка на желтом виске.

— Мне семьдесят пять лет,
Я продавать скандофорды вынужден,
Чтобы купить дорогие лекарства, —
Так говорит, глядя на наши наглые морды.

Я не купил скандофордов у деда,
Я не люблю ребусы,
Чтобы убить время, оставшееся до смерти.
Достаточно купить дорогие лекарства.

Мне тридцать лет, и я вынужден
Ездить на электричках и на метро.
Не заставляйте меня хотя бы
Разглядывать скандофорды по дороге!

Монах и девочка с глазами собаки
Совещаются, кто первый пойдет в вагон побираться.
Они еще старые не очень,
Но им тоже нужны дорогие лекарства.

И вот уж следом вошли музыканты,
Раздались синтезатора мощные аккорды:
Будут деньги на дорогие лекарства,
И даже хватит на скандофорды.

Гуляет поезд по кривым фиордам,
Карманы забиты ненужным, прошлым.
И все уже в прошлом мои скандофорды,
И дорогие лекарства тоже.

* * *

Красавица и наркоманка с длинными ногами
Живет со мною уже около года.
Она бывшая девушка известного музыканта,
Совершенно сторчавшегося рейвера-урода.

Я знаю: наверное, она мне не изменяет,
В последнее время чего-то боится:
Старается не встречаться со старыми друзьями,
Предпочитает общение с одноразовым шприцем.

Я ее понимаю, она усталая сука,
Нужна тихая гавань и большому фрегату.
Со мной она отдыхает — я спокойный и скучный,
И никогда при ней не ругаюсь матом.

Она работает секретаршей, я потихоньку ворую
В секонд-хендах, магазинах USA Global,
Приторговываю шмалью, на Арбате танцую:
Под рейв перед лохами кручу жопой.

Мама говорит: во всем жена виновата,
Что я скоро надорвусь, да и я сам это знаю.
На кончике иголки коричневая вата,
Но я не боюсь, это жизнь такая.

Я стараюсь быть сильным, стараюсь быть смелым,
Пить наравне с ее бывшими френдами.
Жить по-настоящему, отдавать всего себя,
Хотя по жизни окружен сплошными секонд-хендами.

Она тоже секонд, в некотором роде:
Вещи устают и ищут тихих хозяев.
И, кстати, героин, в отличие от природы
Не оставляет впечатления потерянного рая.

* * *

Олег и Валентин повстречали Леонида,
Который дал им утром денег,
Чтобы ему привезли белый.

Вечером они и повстречали Леонида,
И Леонид спросил Олега и Валентина:
— Ну что, привезли?

Олег и Валентин достали белый.
Леониду, когда он развернул, показалось,
Что его обманывают.

— И это все? — спросил он.
— Это все, Леонид, — отвечали друзья.
— Но здесь очень мало белого,

Тогда отдавайте деньги!
— Деньги у нас отняли в милиции, Леонид, —
Отвечали друзья.

Я слышал, как они орали друг на друга
Практически до самого метро «Чеховская».
— Где деньги, где деньги, Олег и Валентин?!

— Нас кинули, Леонид, нас кинули, Леонид!
— Танцующий приедет сейчас
Скиньтесь со Стасом, если хотите.

Танцующий привезет белый
Через полтора часа, подождите.
— Нет, Леонид, не доставай ножа!

Давай, Леонид поговорим не спеша!
Олег и Валентин, Олег и Валентин…
— Где белый, где деньги?

— Потом поговорим.
Около метро «Чеховская» я встретил
Танцующего и Стаса.
Они были под белым.

* * *

Однажды на море, стоя около дельфинария
И находясь в плохом настроении
Я услышал вдруг из репродуктора: «А сейчас прозвучит ария»,
И следом отвратительный рев вместо пения.

Не сразу я понял, что это была
Из дельфинария прямая трансляция.
Мое настроение упало ниже нуля,
Но после этих мерзких звуков

Я вдруг услышал овации.
Дельфиньи старанья были сполна вознаграждены
Заполненным до отказа зрительным залом:
Люди, приехавшие со всех концов страны

Считали хорошим то, что я считал калом.
Мне захотелось курить, хотя на отдыхе я не курю.
Я решил, что с меня довольно арий.
Пройдя метров двести, я сел на скамью у какого-то здания,

Но это оказался еще один дельфинарий.
И когда из открытых дверей донеслось:
«А сейчас вы услышите пение котика»,
Я сорвался со скамьи, как будто сел на гвоздь.

Еще немного, и мне опять захочется наркотиков.
К сожалению, я не мог уходить,
Поскольку у меня здесь была стрелка забита.
Что заставляет этих животных так выть?!

Что заставляет так выть паразитов?!
А может, они глумятся над тем,
Что люди прикалываются к их мотивам?
Они, дельфины, в натуре ничего не стесняются совсем:

Чего стесняться, если ты — рыба!
Но больше всего меня умиляло то,
С каким восторгом их пение встречала публика.
Наверное, чувствуешь себя как Кусто,

Слушая звуки моря, не выходя из кубрика.
В тот вечер я сильно напился с горя,
И все равно долго не мог забыться сном:
Мне казалось, я слышу чье-то пение из моря,

Но это пение мне уже не казалось таким говном.

* * *

Мой ночной вор Алик
Ходит за мной по пятам.

Если я пьяным заснул на бульваре,
Алик сразу лезет ко мне в карман.

Алик за три года украл у меня
Три пейджера и два телефона,

Один бумажник, в котором было два рубля,
Еще две кожаные сумки стали добычей этого вора.

Один раз проснувшись на лавочке утром
Я обнаружил на пальцах пропажу серебряных гаек.

В моей записной книжке была сделана надпись красной ручкой:
«Привет. Я твой ночной вор Алик».

Кажется ночью, в пьяном бреду,
Я видел его лицо в бумажном стакане.

Алик, Алик, гореть тебе в аду!
Гореть тебе в аду, проклятый Алик!

Мой ночной вор крадется за мной,
Когда я иду в ночное кафе.

С клетчатой сумкой, пока пустой,
Он ходит вокруг меня и улыбается мне.

Алик — акула ночных скамеек,
Это стая наглых чаек.

Вот все, что умеет
Мой ночной вор Алик.

Когда-нибудь я куплю гранату
И обклею ее золотою фольгою:

Пусть Алик взорвется, вернувшись на хату,
И больше не будет ходить за мною.

Пусть он подавится золотым пейджером
И еще одним золотым телефоном.

А я спокойно вздохну, и вечером
Тихо пойду дорожкой знакомой.

* * *

Давным-давно, в магазине «Книги»
Работал я экспедитором-грузчиком.

Входившая в моду профессия барыги
Заставляла меня относиться к книгам, как к мусору.

В то время произошел случай со мной,
Точнее, неприличный случай с моим начальником.

А моим начальником была женщина-алкоголичка.
Она пила, как лошадь, работала, как вол.

«Под небом голубым есть город золотой», —
Ей очень нравилась эта песня.

Временами у нее начинался запой,

Шаг за шагом она приближалась к бездне.

К бездне, в которой, если лететь до самого дна,
Можно попасть в Золотой Город прямиком.

Забыл сказать: она пила не одна,
А с мужем своим, телемастером, обычным мужиком.

Однажды приходит она рано утром на работу
И сразу вызывает меня:

— Иди и купи портвейна на сотку.
По тем временам это было до хрена!

Мы сели пить, и примерно к обеду
Выпили все, что я на сотку принес.

— Сходи еще, я домой не поеду:

Останусь здесь ночевать. — Не вопрос, —

Я отвечал, еле ворочая язык.
До этого мы, кстати, сидели молча,

Ее глаза были, как два входа в тупик.
Мы выпили еще, и я услышал такую

Историю, достойную пера Генриха Сапгира:
Мать ее мужа разрешала этому мудаку Юре

Днем изменять жене в своей квартире.
Сама же отмазывала его перед женой,

Говорила, что он пожрать к ней заходит.
«Под небом голубым есть город золотой», —

Пришла мне на ум одна из ее любимых мелодий.

— И как же вы вычислили этого вонючего козла? —
Спросил я, вытягивая сигарету из ее пачки.

— В обед случайно к его матери я зашла,

А она открыла дверь, не надев собачки.

Он валялся на диване с какой-то блядью,
А мать слушала в это время «Маяк».

И тут она заплакала.
Она плакала до вечера, и мы пили коньяк.

Вскоре ее уволили за пьянство,
Потом и меня поймали на воровстве.

И я всегда вспоминаю об этом блядстве,
Когда читаю в своей трудовой книжке,

Что уволен по статье…

Город тупиков, гаражей и заборов,
Рождает истории, одна паршивей другой.

Я стою на пустыре с трудовой книжкой вора
И пою: «Под небом голубым есть город золотой».

* * *

Проезжая мимо помойки
Иногда увидишь: в грязи
Лежат холодильник или плита,
Расписанные фантастическими цветами.

Эта тяга народа к творчеству
Умиляет и настораживает,
Но примитивное зодчество
Помойку облагораживает.

Твой холодильник не такой, как у всех,
На твоем серванте — бумажная аппликация.
На стене — картина неизвестного художника,
Который умер в четырнадцать лет
Во время мастурбации.

Ты как вылезший наружу конец пружины диванной,
Ты была большая оригиналка.
Твой холодильник, раскрашенный странно
Я вспомнил, проезжая мимо свалки.

И пусть уже пусто, и нет просвета:
Потянулись заборы и гаражи,
Ты продолжаешь вкладывать душу в предметы,
В предметы, у которых нет своей души.

* * *

Я сел в поезд одного из направлений местных,
Вагон был почти пустой.

Заняты были всего три места,
И все три заняты передо мной.

На одной скамье сидели втроем
Баба и два мужика.

Я им, видимо, помешал, не знаю, в чем:
Они с ненавистью посмотрели на меня.

Вагон тронулся, я устроился удобно,
И притворился, что крепко сплю.

Минуты три они сидели спокойно,
Потом пересели на другую скамью.

— Что они там делают, узнать пора бы, —
Продолжая как-будто спать,

Я увидел, что торчащую над сиденьем голову бабы
Мужская рука попыталась обнять.

Внезапно один из мужиков обернулся,
Но я вовремя успел глаза закрыть.

— Только бы этот мудак не проснулся, —
Услышал я голос, но чей, не смог определить.

Тогда я решил вскрыть неизвестности дамбу,
Узнать тайну их странного поведения.

Я встал, взял сигарету и пошел в тамбур.
Все трое вздрогнули при моем появлении.

Раньше я мог видеть только их головы:
Спинка сидения загораживала тела.

Но подойдя к ним, я увидел, что все трое — голые,
И лишь подвернута на шее водолазка на бабе была.

Докурив сигарету, я вернулся,
Оргия была в самом разгаре.

На меня уже не обратил внимания никто,
И я спокойно сделал несколько фотографий.

Завтра продам их в «Мегаполис-Экспресс»
По двести рублей за штуку.

Репортаж под названием «железнодорожный секс»
Прославит двух работяг и привокзальную шлюху.

* * *

На платформе Северянин,
Северянин, Северянин

Пьяный инопланетянин
Электричку поджидал.

Подошел к нему я сзади,
Добрый, блядь, самаритянин,

Подошел к нему я сзади
И коленкой наподдал.

У меня крепки коленки,
У меня крепки коленки,

Полетел он как в тарелке
Над платформою пустой.

Колесом товарный поезд
Раздавил его по пояс.

Мерзкий маленький захватчик!
Не такой уж ты крутой!

Прилетали тут тарелки,
Очень черные тарелки,

Злые инопланетяне
Гнули щупальца свои.

И нависли надо мною,
И со мной забили стрелки

Ночью в следующую среду
У созвездия Змеи.

Над платформой Северянин,
под платформой Северянин

Мертвый инопланетянин
Улетел в последний рейс.

Я уехал в электричке,
Я куплю змею на Птичке,

Я отвечу им предметно
За работу МПС.

Из «Галактического цикла»