Сергей Никшич - Люди из пригорода

• Название: Люди из пригорода
• Автор: Сергей Никшич
• Издательство: Ніка-Центр
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 966-521-285-0

А на Киев опять опустился расшитый звездами колпак весенней ночи, и тени скользят по улицам, и в темноте слышатся и шепот, и смех, и плач. А любовь, любовь настоящая и непонятая, обижено скитается в одиночестве, ибо обречена на непонимание, на то, что ее не узнают тогда, когда она придет, как вдохновение, как порыв летнего ветра, как серенада на неизвестном языке. И она приходит и уходит, а мы остаемся, потому что нам не избежать своей судьбы. Впрочем, так ли это? Герои «Полумертвых душ» отчаянно борются за свое счастье, которое то приближается к ним, то ускользает, как мираж, и манит за собой. У кого из них хватит мужества пойти до конца, поставить ва-банк ради мечты, ради любви, наконец, ради спасения своей души? И события сливаются в один яркий, мистический, как карнавал, клубок.

---

Как задумал Голова, так и сделал. И как только зеленая кукушка мрачно прокуковала в часах над Маринкой шесть раз и Тоскливец вскочил как ужаленный и, не попрощавшись, выскочил на улицу, забыв даже сладострастно подползти к Маринке, чтобы «приложиться к ручке», Голова опрометью бросился за ним и увидел, что тот сучит ножками по главной улице, то и дело оборачиваясь, словно проверяя, не идет ли кто за ним. Голова, который вырос в селе и хорошо знал даже самые глухие закоулки, крался за ним по огородам, стараясь не попадаться никому на глаза. Тоскливец, однако, уверенно двигался в сторону дома Головы, и тот уже было подумал, уж не загадочно ли помолодевшую Гапку задумал навестить его подчиненный, но Тоскливец неожиданно свернул к Матрениной хате, кто-то невидимый Голове быстро открыл ему дверь, и Тоскливец шмыгнул в нее и был таков.

«Где Тоскливец, там и нечистая сила», – неожиданно для себя подумал Голова и, недолго думая, перелез через тын и, пригибаясь, как солдат на поле боя, ринулся к черному входу. Дверь, к счастью для Головы, была не заперта и он, обильно потея, на негнущихся от страха ногах прокрался в чулан, из которого голоса беседующих были ему прекрасно слышны. Лейтмотивом Тоскливца, как всегда, были деньги – он придурковато, но упорно, как заевший автомат, бубнил, чтобы ему накинули сотенку за его старания и радения. Собеседник наотрез отказывался и сурово вычитывал Тоскливцу за попытку его надуть.

– Скажу тебе так, – твердил невидимый Голове собеседник Тоскливца, – не сделаешь паспорта, мы тебя превратим в червяка, пустим в гнойную яму, а затем скормим рыбкам.

– Как же, как же так, – тарахтел в ответ Тоскливец, – но ведь я не один, и тому надо, и тому, шутка ли полета паспортов…

– А денег ты сколько уже взял? – парировал невидимый. – Вот что, сроку тебе даю до следующей пятницы, а потом пеняй сам на себя.

– Слушаюсь и повинуюсь, – одновременно и придурковато, и по-хамски ответствовал ему Тоскливец, жадность которого на время подавила в нем инстинкт самосохранения. Вскоре Голова услышал, как за Тоскливцем закрыли дверь, и не теряя времени, ретировался через тын, но когда одна его половина была уже на его территории и только левая нога еще находилась в воздушном пространстве над двором соседей, а зад оседлал нейтральную полосу – тын, перед ним, словно из под земли, вырос такой себе аккуратный дедушка с окладистой бородой и мутными, как дешевый самогон, глазами.

– Вы к нам или от нас? – спросил дедушка, и в его голосе Голова сразу признал собеседника Тоскливца.

– Да так себе, проветриваюсь, – ответил Голова. И для солидности добавил: – Я – Голова.

– Оно и видно. Однако, сосед, будь осторожен, смотри сам себя из-за бабского любопытства на кол не посади.

И тут Голова, к своему ужасу, почувствовал, как какая-то своевольная палка вырвалась из тына и впилась острием прямо ему в промежность. Голова попробовал было перебросить и вторую ногу через тын, чтобы сохранить свое достоинство и выйти из ужасного положения, до которого его довело не любопытство, как утверждал бородатый старик, а подозрительность, которую Голова называл «любовью к правде».

Глаза старика при виде страданий Головы стали еще более мутными, а борода заколыхалась, и если бы не она, Голова в этом был почти уверен, он увидел бы, что физиономия старика расплылась в отвратительной улыбке.

– Ты это, помог бы, что ли, – выдавил из себя Голова.

– А почему бы и не помочь? – степенно ответствовал тот, и невидимая Голове палка вдруг задвинулась обратно в тын, как меч в ножны.

– Фу-ты! – облегченно вздохнул совершенно обалделый от всего с ним происшедшего Голова и, даже не поблагодарив соседа, на негнущихся, дрожащих ногах потащился ко входу в дом.

Но на этом страданиям Головы не суждено было закончиться, потому что неожиданно перед ним словно из-под земли возникла жизнерадостная, разодетая в пух и прах розовощекая Гапка – она как раз собиралась на чай к свояченице, чтобы покрасоваться и похвастаться своей неожиданно вернувшейся молодостью.

Передвигающийся, как несмазанный робот, супруг испортил ее совершенно безоблачное настроение, и Голове даже показалось, что голубое небо неожиданно потемнело и молнии засверкали у него прямо над головой.

– Каждый день напиваешься! Каждый день! – исступленно вопила Гапка. – А еще Голова!

– А тебе-то что? – солидно ответил Голова. – Хочешь, и ты пей…

– Ты еще шутишь! – взвизгнула Гапка и сорвала с него шляпу, чтобы хорошенько съездить ею по мужниной физиономии.

И тут ее взору предстали аккуратненькие козлиные рожки (Голова уже неделю не был у брадобрея).

– Ох ты, матушка моя, – ойкнула она, – угораздило меня за черта выйти замуж…

И тут несчастная наша страдалица рухнула в обморок – Голова и не попытался ее подхватить, потому что ноги его еще не слушались. И надев снова шляпу, для чего ему пришлось расцепить Гапкины пальцы сжимавшие ее мертвой хваткой, он заспешил к Васылю, чтобы тот выдрал проклятые рога раз и навсегда до того, как Гапка растрезвонит про них по всему селу. Гапку он оставил лежать на свежем воздухе, который, как полагал, пойдет ей на пользу и поможет прийти в себя.

Васыль без всяких церемоний выдрал ему рога с корнем, прижег ему ранки какой-то гадостью и по секрету сообщил:

– У двух других они расти перестали… Вот так-то.

Рассчитавшись с ним, Голова опрометью, насколько это позволял ему его вес и положение в обществе, бросился к себе домой и увидел, что Гапка сидит на крыльце, поохивает и постанывает.

Увидев супруга, она взвизгнула:

– Не подходи ко мне, антихрист!

– Ты что спятила? – огрызнулся Голова.

– А рога у тебя откуда?

– Какие рога? – недоуменно ответил Голова.

– Шляпу сними!

Голова снял шляпу – ранки Васыль аккуратно прикрыл седоватой уже шевелюрой Головы.

Гапка просто глазам своим не поверила.

– Дай-ка я у тебя в голове поищу!

– Ты и так меня расцарапала, пришлось зеленкой замазаться, – отмахнулся от нее Голова и, прижимая к себе бутылочку холодного пива, которое купил по совету Васыля «для анестезии», прошествовал в дом, включил на полную мощность телевизор, чтобы заглушить стоны Гапки, рухнул на тахту и присосался к бутылке с живительным напитком.

Увидев, что происходит за рубежом, Голова повеселел. «Нет, мне еще не так плохо живется, – подумал он, – не бомбят меня, не похищают, не…». На этом Голова забылся, потому что пиво и новости закончились.

А на Горенку опустилась, быть может, последняя в этом году теплая осенняя ночь, фиолетовая, как плащ Дон Жуана, чтобы скрывать похождения влюбленных, и усыпанная звездами, чтобы не дать им сбиться с пути. Ласковый ветер донес из-за моря какой-то необычный пряный запах, от которого старики загрустили, вспоминая былое, а молодежь, наоборот, бросилась в бой, и целую ночь по Горенке скользили тени. Даже собаки, почувствовав в природе нечто божественное, не посмели нарушать покой своим лаем и философски взирали на ливень из падающих звезд, бесшумно скользивших по небосводу, и, положив морды на лапы, размышляли о том, что в лесу в эту ночь то и дело вспыхивают на радость гномам, а затем исчезают невиданные в здешних местах цветы… Одним словом, ночь удалась на славу, и бдительным петухам не так-то просто было добудиться поутру разоспавшихся горенчан.

Голова проснулся от громкого стука в дверь. «Кого это спозаранку принесло?» – недовольно подумал Голова и пошлепал к двери, по привычке проверяя лунки, оставшиеся на Голове от рогов, – рога и впрямь перестали расти.

Голова открыл дверь. Перед ним обнаружилась недовольная физиономия ветеринара.

– Ты что это, заболел? – осклабился Мыкита, как бульдог перед куском колбасы. – Вчера к тебе целый вечер стучался, даже волноваться стал…

– Устал и заснул, – примирительно пробормотал Голова. – Заходи.

Они уселись за стол без малейших признаков какой-либо стряпни – Гапка еще спала и, судя по всему, и думать не думала про то, что надо бы приготовить завтрак.

– Ну так что? – осведомился Голова. – Был ты у них?

– Был. Разумеется, скотины у них вправду нет. Да и ничего нет, кроме вони.

– А сколько их там?

– Трудно даже сказать. Мельтешат перед глазами, поди их сосчитай. Человек двадцать, пожалуй. Но они тут ненадолго… Интересно, что их всех Лешами зовут. Даже странно как-то.

– Может быть, это у них фамилия такая?

– Может быть. Но мне на работу пора.

Мыкита распрощался, недовольно поглядывая на голый, как пустыня, стол и укоризненно покачивая головой.

«Да, Тоскливец, видать, дело задумал нешуточное», – подумал Голова и стал собираться на работу: помылся, побрился, перекусил, чем Бог послал, и, выставив живот, пошел по проторенной дороге в сельсовет. Утренний туман, однако, еще не только не рассеялся, а наоборот, загустел, как базарная сметана, и Голова, сам того не замечая по причине глубокой задумчивости, сбился с пути, а непутевые ноги вместо того, чтобы довести его на автопилоте до присутственного места и усадить на излюбленное кресло, завели его на околицу села, а потом в лес. Когда Голова пришел наконец в себя, то вокруг него уже маячили позеленевшие от сырости стволы древних сосен, а лучи солнца еле-еле пробивались сквозь клубившийся туман и едва достигали полога леса. «Ой ты, матушка моя! – встрепенулся Голова. – Где ж это я, братцы, мне на работу надо…». Но вокруг стояла мертвящая тишина, и туман ватой заползал в уши и глушил даже намеки на звук. «Пропал, – подумал Голова, – подкузьмила меня таки нечистая сила». Он пошел наугад, но лес, казалось, становился еще темнее и гуще. Вдалеке раздался волчий вой, и от малопривлекательных волчьих трелей Голова сразу задубел от ужаса и покрылся холодной гусиной кожей.