Виктор Кувшинов - Мир, которого нет

• Название: Мир, которого нет
• Автор: Виктор Кувшинов
• Жанр: Фэнтези

Шутки кончились. Герой влипает в серьезный переплет, из которого нет выхода. Как сохранить человечность, когда даже выжить невозможно?.. Это третья книга "Пирамид астрала". Ее можно читать и отдельно. Краткое содержание первых двух книг: Женька, нашедший с приятелями путь в астрал в первой книге, находит свое счастье на другой планете с принцессой в изгнании во второй книге и в очередной раз идет на дело в третьей… — Жанр тот же, что-то вроде "научно обоснованного"

---

Он внимательно вгляделся в зеркало. Красноватые оттенки стекали вниз к самым тонким веточкам, смываемые позитивной энергией в основных потоках и оседая где-то в самых низах системы мира. Выждав, когда картина успокоится, он приступил к выполнению завершающего штриха, без которого все эти его махинации не имели смысла.

Еще при планировании мира он подсказал идею вхождения в мир через возрождение в зинданах. И в этом не было бы ничего особенного (такие системы практиковались во многих пирамидах), но он привнес маленькое усовершенствование — мир должен был стирать память о конкретных событиях связанных с датами, именами и названиями.

Он хотел вообще стирать ее, но их «добренькое» божество сделало так, чтобы мир хранил изъятую память у входящих, а потом, после их смерти, возвращал свое «я» гостям. "Ох уж эти юные божества! Сплошные сюсюканья!" — сколько ему пришлось приложить усилий, чтобы убедить творца этого мира сделать систему зинданов по его плану.

Но все было не зря. Сейчас он должен вмешаться в структуру мира всего лишь одним «словом». Но каким! Он гордился своей придумкой. Система зинданов, как и весь мир, кодировалась странным языком, который их божество нашло где-то на Земле.

Когда они разрабатывали ее, он рассказывал идею, а их божество кодировало его фантазии. Потом он, прикинувшись любопытным, попросил дать ему посмотреть, что получилось в результате, и изобразил сильное расстройство по поводу нечитабельности процесса. Творец мира повелся на уловку и выдал ему «перевод» всех слов.

Дальше все было делом техники. Он нашел в цепочке текста звено, которое нужно было изменить, и составил из общих известных ему «слов» приказ миру ввести это маленькое изменение, которое состояло из слова «повтор». Волшебное зеркало упрощало задачу и ему оставалось только приказать миру внести изменение, что он и проделал с холодной спокойностью…

Все! Он закрыл выход из системы зинданов. «Повтор» означал новое перерождение без возможности вспомнить предыдущую личность «пришедшего» в мир. Никто, раз появившись в зиндане, не сможет больше вырываться из колеса перерождений, впрочем, как и он сам. Он просто закрыл себе, как и всем другим, выход в астрал, где его ждала только пучина инферно. И теперь он реально был самым сильным магом мира. Мира, оставшегося без своего создателя.

"Добро пожаловать, всем желающим! Обратной дороги нет, и не будет!" — ему хотелось расхохотаться над зеркалом, всем миром и его, так называемыми, соратниками, включая их неудачливое божество, но, следуя своей привычке, он просто улыбнулся. Однако в этой улыбке не было пощады его врагам — всем, кто отважился оспаривать его власть. Впереди его ждали столетия, нет, тысячелетия всевластия!

Знал бы он, как жестоко он ошибался. Тогда он просто не мог даже представить, что это такое на самом деле — столетия власти, не говоря уже о тысячелетиях…

***

Он никуда не спешил. Перед ним раскинулся мир, готовый покориться поступи его войск, но он выжидал. Через зинданы все прибывали новые «пришедшие» — внешняя ангельская агентура работала безупречно. Внутри мира эти ангельские сущности тоже были очень полезны, но как бы ни была велика ангельская энергия, породившая и поддерживающая постоянный уровень «рожденных» по всему миру, их самоосознание было ограничено и действия неактивны. «Пришедшие» же пытались перестроить окружающее под себя, а мир им не давался. Так появлялась интрига в жизни. Даже стали появляться новые волшеры с какими-то новоявленными, худосочными магами, добивающимися власти больше путем интриг, чем колдовства. Спустя лет пятьдесят, по границам его волшера возникло сразу несколько мелких владений каких-то самодуров, где вовсю процветало рабство и насилие.

Внутри своих владений он постиг все прелести власти и богатства. Его дворцы и без того ломившиеся драгоценностями, великолепной мебелью и отделкой, постоянно пополнялись произведениями труда местных зодчих. Правда «рожденные» не были очень способным народом, и поэтому к работам привлекали «пришедших». Тоже было и с его гаремом — он был полон молодок из «рожденных», но истинными жемчужинами было несколько «пришедших» дам, пусть и не самых молодых, но отличающихся яркостью и индивидуальностью. Он развлекался, как только мог, объезжая свои владения и практикуясь в охоте, рыбалке и прочих удовольствиях.

Наконец настала пора показать, кто в доме хозяин, и он стал собирать армию. Это было забавно. В принципе он мог бы справиться с новоявленными магами, знавшими по нескольку случайных «слов», и без всяких войн, используя только свою магию, но ему был нужен психологический эффект. Ему было нужно показать всем, да и что уж скрывать, почувствовать самому, какая государственная мощь подчиняется ему.

Первые же сражения, которые он постеснялся бы и сам назвать таковыми, повергли к его ногам все близлежащие волшеры, но он знал, что дальше на запад располагаются земли сразу трех его бывших соратников, и вот туда-то он и направил свои войска после празднования триумфа, которого устыдился бы любой полководец. Тогда вперед его гнала одна мысль: "Он покажет всем своим «коллегам», чего они стоят в этом мире!" По данным его разведки и просмотру из зеркала, он знал, что трое из «перворожденных» магов (как их уважительно прозвали в мире) объединились для отражения его атак.

Наплевав на безопасность, он сам возглавил свое войско, оставив свое самое мощное оружие — волшебное зеркало дома. Это, наверно, были лучшие его дни в этом мире. До этого, оставаясь в пределах своего волшера, он начал ощущать пресыщенность всем, что занимало его думы раньше и, как нельзя кстати, этот поход вернул всю полноту и остроту жизни, к которой он всегда стремился.

Он летел на коне впереди своего, хорошо обученного войска и встретил противника уже при входе на территорию ближнего волшера. Когда конные патрули донесли о первых разъездах противника, он решил, не останавливаясь, провести разведку боем и с двумя верховыми отрядами продолжил движение. Он не боялся за себя — от шального удара у него была магическая защита, а от происков своих «перворожденных» приятелей… — посмотрим, что они еще придумают?

Они влетели серыми тенями прямо в лагерь противника. Спустя поколения это нападение стали изучать в военных училищах под названием битвы под Черной рекой, а сейчас… Может, этим и был бы доволен Суворов, который любил вот так вот, сходу обескуражить противника. Но он-то был не Суворов, и растерянное метание полуголых «рожденных», истошно-истерические вопли «пришедших» и вой перепуганной обозной прислуги вызывали у него только чувство жалости напополам с гадливостью.

И было трудно понять, была ли эта гадливость вызвана беспомощностью его врагов или его собственной жестокостью. Он понимал, что поток инферно не миновал и его, и он, вслед за всеми этими мелкими тиранами, сам становился величайшим деспотом этого мира.

После этого «легендарного» ночного броска противник был фактически деморализован.

Один из его бывших коллег погиб, а два скрылись в бега, главные города волшеров захвачены и воевать стало больше не с кем. А новый властелин чувствовал себя каким-то свихнувшимся Ермаком, застрявшим посреди бескрайних просторов, когда можно было захватывать все земли, хоть налево, хоть направо, но вот беда — не потерять бы направление к собственному дому, и еще, хорошо бы знать, зачем ему все эти бескрайние просторы?

В результате, он с великими почестями, но совершенно бесславно в душе, вернулся домой и больше не выезжал ни в какие сражения на протяжении столетий. Если даже где-нибудь на окраине и находился какой-нибудь полоумный смельчак, и начинал отвоевывать кусочки от хорошо отлаженной государственной системы, было достаточно пары «слов» брошенных в зеркало, чтобы вызвать у нарушителя спокойствия пожар, наводнение или вечный понос…

За тайнами «слов», не доставшихся ему от своих коллег, он тоже перестал охотиться. Его стало мучить странное чувство напрасности. Зачем ему эти «слова», если он и без них самый могущественный здесь? Он итак уже послужил поводом для гибели одного из своих коллег, и ему было противно гоняться за, и без того запуганными, «перворожденными» магами. Только после этих захватнических походов он начал осознавать, какую ловушку он сам себе построил. Все вокруг, к чему-то стремились, чего-то добивались, в крайнем случае, чего-то боялись. У всех был хоть какой-то смысл в жизни или хотя бы в выживании, как у рабов, а у него было все. Все, чего он только мог пожелать. Он не мог даже купить ничего, так как все здесь принадлежало ему. Воевать было не с кем и не за что. Он мог ласкать, издеваться, убивать… все, что угодно — ему только подобострастно смотрели в глаза. И все это длилось столетиями. Сначала он наслаждался, но весьма недолго, потом неистовал и издевался над всем и вся. В конце концов, он впал в апатию, и годы потекли незаметно мимо него.