Борис Фрадкин - Нулевой цикл. Научно-фантастические рассказы

• Название: Нулевой цикл. Научно-фантастические рассказы
• Автор: Борис Фрадкин
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991
• ISBN: ISBN 5-7625-0022-5

Научно-фантастические рассказы старейшины пермской фантастики Бориса Захаровича Фрадкина, автора повестей и рассказов «Тайна астероида 117-03», «Пленники пылающей бездны», «Настойка из тундровой серебрянки», романа «Дорога к звездам», посвящены проблемам творчества, этики науки, механизму открытия. Обыкновенная вода дает ему материал для поистине необыкновенных приключений мысли и духа.

---

Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы в комнате не появился Денис Турчак. Хотя мы с ним и учились уже третий год в одной группе, но взаимных симпатий не испытывали. Широкоплечий, медлительный, с большой лохматой головой и вечно мрачной физиономией, он всегда был мне неприятен. К тому же он прослыл на курсе отменным тугодумом, ни одна сессия не обходилась у него без завалов, хотя все свободное время он протирал штаны над учебниками. Да как протирал! Сиживал в читальном зале до самого закрытия, а потом еще в общежитии прихватывал, до двух-трех часов ночи.

Не в пример Турчаку я учился легко, трояков у меня не случалось, а в этом году меня удостоили повышенной стипендии. Я заглядывал далеко вперед — подумывал об ученом звании.

Так вот, этот самый Турчак не очень вежливо растолкал девчонок своими широченными плечами, отобрал у слесаря разводной ключ, подошел к трубе и… словно по волшебству струя исчезла. У всех в комнате вырвался вздох облегчения. То, что на мой взгляд выглядело в данный момент неразрешимой проблемой, оказалось решенным в считанные секунды.

Я приблизился к трубе и безмолвно ахнул: все оказалось до дикости просто — в отверстие Турчак вколотил крошечный деревянный клинышек, обломок карандаша — только и всего!

— А, — пренебрежительно отмахнулся Турчак в ответ на восторженные возгласы, — чего говорить. Я таких шпиньков успел вдоволь навтыкать, — он сунул ключ обратно в руки отчаянно зевающего слесаря, проявлявшего полное безразличие к происходящему. — А твоя кровать теперь за неделю не просохнет, повернулся Турчак ко мне. — Пойдем, что ли, к нам досыпать? Валерка с Димкой к родителям смотались, я один кукую.

Приведя меня к себе в комнату, Турчак достал из тумбочки блюдце со сливочным маслом.

— Мажь, где обожгло, — посоветовал он. — Помогает, по себе знаю. А не то завтра комаринского запляшешь.

— Разве с тобой такое тоже случалось? — удивился я.

— А, — отмахнулся Турчак, — чего говорить. У нас же вся семья водопроводчики: и дед, и отец с маманей, и обе сестренки. Одна бабка молоком торгует. Я только школу кончил, отец меня сразу в ремжилуправление определил, каникулы догулять не дал. Так что, брат, я три годика на ремонте теплотрасс и водопроводов, как миленький, вкалывал. Майку-то сними, замаслишь. А спину давай я натру.

Доверительная откровенность Турчака, его искреннее желание прийти на помощь озадачили меня. Надо же — три года учиться в одной группе, жить на одном этаже общежития и только сейчас убедиться, что это совсем не такой человек, каким ты привык его считать.

Закончив процедуру с маслом, я лег на свободную кровать. Турчак погасил свет и тоже лег. Но мне уже не спалось, меня разбирало любопытство. Еще бы — я заново открывал Турчака.

— А чего же ты сразу после школы в институт не подался? спросил я.

— А, — донесся из темноты глухой бас Турчака, — чего говорить. Не имел желания. Я в армию хотел, в десантники. Так, понимаешь, какое-то дурацкое плоскостопие обнаружили. И признали меня вроде инвалида. Это меня-то!

Последнюю фразу Турчак закончил таким заупокойным голосом, что я невольно заулыбался. У этого типа с мрачной физиономией внутри сплошной хохот, жизнелюбия ему не занимать.

— И что, трудно в ремжилуправлении было? — не унимался я.

— А, чего говорить… Представляешь, как эти чертовы трубы ржавеют, да как их всякой пакостью забивает? Вот все три года я только тем и занимался, что дома от трухлявых труб освобождал. Менял, то есть… — Турчак шумно, по-бычьи, вздохнул. — В одном доме меняешь, а уж в соседнем караул кричат: прорвало! топит! А пока меняешь, весь дом стонет. И не только потому, что пару недель без воды сидят. Со старыми трубами гору кафеля соскребешь, дефицитные обои посдираешь. А стояки видел как выворачивают? Ну, ничего, в понедельник в своей комнате насмотришься. Неделю будете постели от бетонной пыли вытряхивать. Да еще стены сварочной горелкой распишут — двумя побелками не замажешь…

Такой биографии ни у кого из моих друзей не было. Денис рассказывал неторопливо, обстоятельно. Его допекла не работа сама по себе, а сознание переливания из пустого в порожнее. Ржа поедает трубы — ты их меняешь. А новые тоже ржавеют, их забивает каменнопрочным осадком. И так идешь из дома в дом по замкнутому кругу. Об уличных магистралях и говорить нечего — там не дом, не два, а бывает, весь район без воды сидит.

И это в наш век научно-технической революции!

— Не выдержав, ты смотался в институт! — понимающе хохотнул я.

— Ну да, чего говорить, — простодушно согласился Денис. Давить меня стало страшенно. Никакого тебе удовлетворения, понимаешь. А перейти на другую работу… — Денис вздохнул, как целое бычье стадо. — Ну, против отца я, может быть, и устоял бы, а вот против деда да против сестренок… Однако мою тягу к высшему образованию вся семья единогласно одобрила. Правда, с условием…

Турчак выдохнул так, словно лопнул туго накачанный волейбольный мяч.

— С каким же? — я даже приподнялся на кровати.

— Да чтобы стал спецом по водопроводным сетям.

— Бог ты мой! — всплеснул я руками. — Да ведь наша-то будущая специальность все равно что на другом конце Вселенной. Нехорошо облапошивать близких людей, Денис!

— А, да чего говорить… — мрачно отозвался Денис. И, видимо, не захотел больше продолжать разговор.

Поскольку на нашем курсе оказался урожай на Денисов, к Турчаку после той «кипяточной» ночи с моей легкой руки приклеилось прозвище Водопроводчик. Он не обиделся, только посопел немного и помотал своей кудлатой головой.

Я и сам не мог понять, что именно теперь привлекало меня в Турчаке. Скорее всего его простодушие, полная неспособность обижаться.

А порядочен он был до щепетильности. Займет рубль до стипендии и каждый день спрашивает: не последний ли отнял? А чтобы в своей комнате у товарища кусок хлеба съел? Упаси господи!

Смена антипатии на симпатию была во мне настолько неожиданной и необратимой, что я решился предложить Турчаку вместе пробиваться в науку. В сговорчивости его я имел возможность убедиться. К тому же его теперь прямо-таки распирало от чувства дружелюбия к моей особе. И еще должен признаться — от Турчака веяло таким несокрушимым спокойствием и такой физической силой, что и я рядом с ним чувствовал себя куда увереннее.

Мое предложение усугублялось тем, что в этом году у нас начались спецпредметы и заведующий нашей выпускающей кафедрой ультразвуковой дефектоскопии профессор Благов заметил как-то на лекции, что не прочь допустить пару-другую студентов к научно-исследовательской работе.

Сама судьба подавала мне руку!

В ответ на мое предложение Денис только отмахнулся, посчитав мои слова за шутку. Когда же я стал настаивать, он не на шутку перепугался, засопел и дня два старался избегать меня.

Но в меня вселился бес упрямства. Я внушил себе, что только вместе с Денисом могу по-настоящему проявить себя. Чепуха, конечно. Будто у меня не было других, более башковитых друзей. Ну, как бы там ни было, а я и через два дня заговорил с Денисом о том же.

И только когда я начистоту признался, что всю жизнь мечтал попасть к Благову, да вот только вместе с ним, Денисом, смогу решиться на такой шаг, он мрачно пробормотал:

— Ладно, чего говорить…

Высокого роста, худой, с остроносым лицом нездорового землистого цвета Аркадий Алексеевич Благов встретил нас, как докучливых родственников.

— Ба! — удивился он. — И Турчак пожаловал!

— Чего говорить, — засопел Денис, — если нельзя, могу и уйти.

— Помнится, основы ультразвуковой техники вы изволили сдать после второго захода?

— Третьего… чего говорить…

— Виноват, запамятовал, — Благов взглянул на меня и лицо у него чуточку подобрело. — Вот Ковина я по ответам на олимпиаде запомнил, толковые были ответы, весьма толковые. Ну что ж, извольте приобщаться.

— А я? — Денис волком смотрел на Благова.

— И вы. Викентий Семенович! — крикнул он в глубину лаборатории, — принимай пополнение в науку.

…Когда поздно вечером мы покинули лабораторию Благова, Денис заметил:

— На ладан дышит…

— Ты о ком? — не понял я.

— Да о ком же еще, о нашем профессоре, — Денис кивнул на двери лаборатории, из которых мы вышли. — Видал, какое лицо у него? У нас в рембригаде один мужик от рака помер, так у него такое же мучное лицо было.

— Типун тебе на язык, Денис! — возмутился я.

С нашего третьего курса в лабораторию пришли шесть человек, самый цвет успеваемости, если не считать Турчака, конечно. На первых порах нам, студентам, доверяли несложные обязанности: снимать показания приборов, чертить форматки для записей эксперимента, что-то присоединить, отсоединить. И так по два вечера в неделю. К концу марта я первым научился читать «язык» осциллографов, и Благов решился доверить мне заполнение опытных карт. Данные для карт я собирал у всех участников эксперимента. На следующий день эти карты я отнес в вычислительный центр института, а еще через два дня получил оттуда кипу бумажных лент, свернутых в рулоны.