Филипп Боносский - Долина в огне

• Название: Долина в огне
• Автор: Филипп Боносский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1961

---

Бенедикт молчал.

Отец Дар перевел взгляд на отца Брамбо, и вдруг молодой священник спросил:

— Вы что, пытаетесь сделать из мальчика преступника?

Отец Дар вздрогнул: его тяжелая голова медленно и неуверенно качнулась.

— Преступника? — повторил он.

— Вы посылаете его в кабак, — сказал отец Брамбо, брезгливо выговаривая это слово и понижая голос, — вы, приходский священник.

Тяжелое, тягостное молчание нависло над ними. Отец Дар смотрел куда-то вбок не мигая; он несколько раз повторил слово «преступник», будто заучивая его наизусть, и, взглянув на Бенедикта, а потом на своего помощника, покачал головой.

— Он прав? — внезапно спросил он Бенедикта. — Прав? — Бенедикт отвел глаза; старик схватил его за руку и заставил повернуться к нему лицом. — Он прав? — закричал он.

Бенедикт молча сделал отрицательный жест. Отец Дар, торжествуя, отступил назад и оглядел отца Брамбо с головы до ног.

— Вы молоды, сын мой, — сказал он с грубой снисходительностью, — вам еще придется здесь многому научиться. Первое: вы не должны бросать вызов установившимся обычаям. Второе, — сказал он жестко, — вам не следует бежать от народа. — Он снова оглядел молодого священника суровым взглядом из-под нависших бровей. — Скажи ему, Бенедикт, — произнес он, подтолкнув Бенедикта. — Поддержи меня. Ведь здешние жители всегда присылают мне на пробу собственное пиво, когда открывают новую бочку, потому что считают меня своим человеком. Я, так сказать, всегда и всюду с ними: на заводе, в шахтах, я вместе с ними сую свой старый нос в доменную печь, так же прожигаю себе штаны, как они. Скажи это ему, Бенедикт! — приказал он. — Скажи ему, разве это не чистейшая правда, мальчик? Ты-то это знаешь, ты родился здесь, ты сумеешь сказать ему!

Бенедикт утвердительно кивнул, опустив глаза.

Отец Дар подошел к столу и, перегнувшись через него, погрозил пальцем отцу Брамбо, непроницаемое лицо которого выражало лишь ироническое терпение.

— Им нравится, что вкусы мои не расходятся с их вкусами! — продолжал он. — Они ценят и уважают человека, который любит их пиво, который выпечен из того же теста, что и они, так же грешен, как и они, и, если говорить правду, проводит в исповедальне столько же времени, сколько они! Скажи ему это, — он почти кричал, взывая к Бенедикту. — Ты знаешь всю правду! Даже вода, в которую я окунал тебя, когда крестил, дитя мое, была грязной от заводской копоти! Правда у тебя в крови!

Отец Дар похлопал Бенедикта по плечу и приблизил свое широкое лицо к его лицу. Бенедикт почти в упор глядел в налитые кровью глаза священника.

— Ты должен помогать моему помощнику своими советами, Бенедикт, — сказал он величаво. — Ни семинарии, ни книги не могут всему научить! — Он подтянул штаны и снова заглянул в холодильник. — Помнится, я оставил здесь две бутылки, — пожаловался он. Потом выпрямился, лицо его стало багрово-красным, и он заревел: — А, миссис Ромьер! Старая хрычовка забрала их с собой, когда наш молодой священник выгнал ее!

— Я попросил ее оставить этот дом, — сказал отец Брамбо холодным, почти официальным тоном, — потому что застал ее за выпивкой в кухне. Она была пьяна! — Он посмотрел на Бенедикта, как будто объяснение предназначалось в первую очередь для него.

— Что?.. — снова заревел отец Дар. — Да ведь она получала тут сущие гроши, неужели вам жалко, чтоб она выпила глоток-другой для утешения? — Он уставился на своего помощника, потом пожал плечами. — Если бы вы иногда сами прикладывались, вы бы не замечали, когда это делают другие, — он прищурился, поглядел исподлобья на отца Брамбо и добавил убежденно: — Через несколько лет вы тоже начнете подливать водичку в церковное вино!

Отец Брамбо вспыхнул.

— Бенедикт, — задыхаясь, воскликнул он, — ты слышал, что он сказал? Ты слышал?

Бенедикт залился ярким румянцем.

— Отец мой, — сказал он нахмурившись, — разрешите мне проводить вас наверх.

— Куда он спрятал бутылки? — снова заволновался отец Дар. — Он затеял со мной скверную игру. Иезуит! Ему следовало бы быть иезуитом. Ты знаешь, Бенедикт, — обратился он к мальчику тихо и доверительно, но стараясь, чтобы отец Брамбо, который сидел, опустив свое побледневшее лицо, слышал его слова, — среди нас появился хитрейший иезуит! Политикан, дипломат, соглядатай... Он приехал сюда из Бостона, со своим культурным произношением, приехал сюда, к нам, Бенедикт, — многозначительно подчеркнул старик, покачивая головой, — в эту дыру, самую зачумленную во всей стране, где не только тела, но даже души жителей так густо покрыты копотью и пылью, что их невозможно распознать и на небесах! Зачем он явился? — спросил старый священник, придвинувшись и чуть не потеряв равновесие. Он заговорил еще тише, будто отец Брамбо пытался его подслушать. — Кто вдруг вспомнил отца Дара, которого сослали сюда двадцать лет назад, сразу после стачки шахтеров, потому что и он внес свою маленькую лепту в борьбу против Компании? Кто вспомнил его, погребенного все эти годы в прогнившей старой церкви, которая уже почти совсем развалилась? За ним стоит епископ! — вскричал отец Дар, выпрямившись и воздев руку над своей лохматой головой. — Он принес с собой дух интриги! Творятся темные дела! Разве он пришел как пастырь к своей пастве? Посмотри-ка на него, Бенедикт, и скажи мне, что ты чувствуешь сейчас в глубине души? — Он повернул к себе Бенедикта и зажал его щеки между своими ладонями. Мальчик стоял перед ним и беспомощно смотрел на отца Брамбо, широко открыв рот, как рыба. Отец Брамбо словно окаменел и глядел в сторону. — Посмотри на него! — приказал старый священник. Руки его дрожали, пальцы больно впивались в щеки Бенедикта. — Разве он похож на человека, готового разделить жизнь с бедняками, с отверженными шахтерами и рабочими, которые, умирая от усталости, бредут в церковь, чтобы немного всхрапнуть во время обедни, с людьми, от которых за милю разит трудовым потом? Разве он похож на их учителя и друга? Спроси его, Бенедикт, сможет ли слух его выдержать ломаный язык наших жителей, сможет ли он примириться с их исковерканными представлениями о жизни; предупреди его, Бенедикт, — ведь ты умеешь говорить с ним, — предупреди его, разъясни, что ему часто придется затыкать свой бледный нос, когда он будет находиться среди этих душ, уже сейчас обреченных искупать свои грехи в чистилище нищеты и непосильного труда. Пусть он пойдет — проси его, Бенедикт, чтобы он пошел, — к молоху; пусть пойдет на Завод, и падет ниц перед ним, и попросит Завод вернуть бесчисленное множество сожранных им человеческих душ: людей, раздавленных под колесами, сожженных дотла, людей, чьи кости молох ломал одну за другой, пока они не превратились в прах. Скажи ему, Бенедикт! — молил отец Дар. Слезы внезапно брызнули у него из глаз, полились по щекам, слова с хрипом вырывались из горла. — Скажи ему, Бенедикт, — вскричал он прерывисто и, задыхаясь, дико уставился на Бенедикта. — Спроси, когда его призовут исполнить последний обряд, сможет ли он в обугленной массе, которую на лопате вытащили из горячей печи, признать человеческое существо; хватит ли у него сил благословить ящик с пеплом или осенить крестным знамением слиток чугуна, в недрах которого покоится прах несчастного рабочего, навеки заключенного в эту темницу, из которой его не высвободит даже взрыв динамита, а лишь адское пламя! — Голос старого священника окреп, он протянул к Бенедикту трясущиеся руки. — Скажи ему все это, Бенедикт, — старик всхлипнул, — а потом спроси его, считает ли он себя подходящим человеком для этих людей и для этих мест!

Тяжело дыша и брызгая слюной, он тыкал Бенедикта в грудь и кивал в сторону отца Брамбо, но тот не шевелился. Старик подошел к буфету, открыл его, потом, волоча ноги, вернулся на прежнее место и вытащил из кармана письмо.

— Вот оно! — сказал он, похлопывая по конверту и с удовлетворением увидев, что отец Брамбо неотрывно смотрит на письмо. — Хочешь прочитать? — спросил он Бенедикта. — Ты знаешь, что в письме? Нет? Зато он хорошо знает! — отец Дар кивнул с таинственным видом в сторону отца Брамбо. — Но я скажу тебе. Это маленькое письмецо, — продолжал он, стуча по письму указательным пальцем, — сделает нас всех богатыми! Озолотит и нас, и нашу церковь! Я расскажу тебе, Бенедикт, если это тебя интересует, почему сей иезуит внезапно появился в нашей зеленой долине. — Он снова похлопал по письму. — Здесь обо всем написано, — заявил он с многозначительным видом. — Богатство, новая церковь, Бенедикт, большая новая церковь! Он знает, — добавил старик, хитро поглядев на отца Брамбо и доверительно кивая Бенедикту, — он знает, о чем это письмо. Очень хорошо знает, — повторил отец Дар с решительным видом. Прищурившись, он посмотрел на молодого священника и снова понизил голос. — Они засунули меня в эту дыру и забыли обо мне — я боролся за объединение горняков в союз, Бенедикт, и они выслали меня сюда, чтобы я, всеми забытый, оставался здесь до конца дней моих. И вдруг нам повезло — Компания снова обратила внимание на нас, и тогда епископ вдруг вспомнил о моем существовании. Потому-то и приехал сюда этот молодой шпион — он должен проследить за тем, чтобы я не сорвал их планы, чтобы моя земная любовь к моим прихожанам, принесшая мне столько горестей, не расстроила расчеты тех, кто больше всего на свете любит золото, мой юный друг. — Он похлопал по своему карману. — Целое состояние, Бенедикт, — повторил он. — Сумма, которая может поразить воображение! Деньги на новую церковь! А наш иезуит узнал об этом! — сказал отец Дар. — Новости быстро распространяются; вот он и явился сюда, как стервятник на пиршество! — Старик с силой хлопнул Бенедикта по плечу и громко вскричал: — Я пленник, Бенедикт, в своей собственной церкви, в своем собственном доме. Но скажи ему, Бенедикт, что я не одинок, — наша старая церковь останется на месте, люди поддержат меня. Нет! — говорим мы им... — Он вытащил из кармана письмо и помахал им над головой. — Нет! — говорим мы Компании, — нет, нет и нет!