Феликс Дзержинский - Дневник заключенного. Письма

• Название: Дневник заключенного. Письма
• Автор: Феликс Дзержинский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Автобиография, дневник и письма к родным Феликса Эдмундовича Дзержинского, которые включены в эту книгу, помогут читателям ярче и полнее воссоздать образ революционера, ученика и соратника В.И.Ленина.

---

Как ты решила относительно возвращения домой? Я знаю, как страшно тяжело сидеть вдали от жизни, пусть эта жизнь даже будет самая мучительная, – и я радуюсь, думая, что, может быть, тебе удастся вернуться в свою среду.

Теперь письма от меня могут быть только раз в один или два месяца, и поэтому не беспокойся обо мне… Я здоров, недомогание было только случайное, и я никогда не хотел бы, чтобы мысль обо мне могла мешать жить тем, которых я люблю. Пусть и Ясик так тебя и меня любит – это он может понять: так, чтобы любовь не связывала, а развязывала, обогащала жизнь любимого, заставляла его жить всей своей душой, широкой и богатой.

Ваш Фел[икс]

С. С. Дзержинской

[Москва, Центральная пересыльная тюрьма]

16 октября 1916 г.

Милая моя Зося!

Только на днях я получил твою открытку от 23/IX. Страшно долго идут письма. Как же ты устроилась? Ведь ужасно тяжелой должна быть разлука с Ясиком, и как чувствует себя Ясик? Я с нетерпением буду ждать от тебя вестей. А у меня никаких перемен. Я писал тебе из больницы и потом отсюда. Вот уже 1 1/2 месяца, как работаю, и время быстро проходит – и каждый вечер одно чувство: днем меньше и днем ближе к воле и нашей встрече. Я совершенно здоров, работа меня лечит, и апатия проходит. Работа не тяжелая. Вообще условия довольно сносны. Ядвися приходит ко мне раз в месяц. Жизнь здесь однообразна, как всегда в тюрьме, и скучна. Но работа, и сон, и чтение так заполняют день, что на хандру нет времени. Во сне я почти всегда гуляю на воле. А когда лягу перед сном, закрою глаза, я так ясно вижу лица близких мне и Ясика, каким я его себе представляю; лица – в постоянном движении, меняются, как в калейдоскопе, – переходят друг в друга… Я так давно не писал Ясику, но я о нем помню всегда, я им счастлив. Обними его крепко от меня – я вернусь, и нам радостно будет…

Твой Феликс

С. С. Дзержинской

[Московская Центральная пересыльная тюрьма]

6 ноября 1916 г.

Зося моя, милая!

Я счастлив, что наш Ясик уже с тобою – ведь вместе вам будет лучше. И я так понимаю слезы радости нашего мальчика. Когда я узнал, что он один остался, а ты одна должна была уехать – я испытывал такое горе, как будто я был с вами и нам пришлось расстаться. И я думаю о том радостном дне, когда и я вернусь и увижу вас и обниму. Это исполнится, хотя я так свыкся с отталкивающей и изнуряющей обстановкой, что порой кажется, будто она меня навсегда уж поглотила, и будущая встреча и жизнь кажутся радужной, никогда не осуществимой мечтой. Но наша мечта осуществится, а пока вы должны жить возможно глубокой и полной жизнью, а обо мне думать, как о близком друге, для которого мысль о вас – вся его поддержка и радость. Ясик мой, я часто, часто за работой и когда гуляю, думаю о тебе, и посылаю тебе радостную улыбку, и хочу, чтобы тебе было хорошо и чтобы ты сам был хороший, как всегда, любимый и здоровый, чтобы вырос сильным и мог хорошо работать. Обнимаю тебя и горячо целую.

Ваш

Феликс

С. С. Дзержинской

[Москва, Центральная пересыльная тюрьма]

20 ноября 1916 г.

Дорогая Зося моя!

Я получил последнее твое письмо от 15/Х, и, как всегда, слова твои дали мне радость и спокойствие. Надежда вернуться не покидает меня никогда, и я живу этой уверенностью. Слова твои говорят мне о дорогих моему сердцу, и я как бы ощущаю вашу близость и нашу общность. Исчезает одиночество и горькие думы бессилия и отрезанности от живой, деятельной жизни. В душу вливаются новые силы и сознание необходимости не опуститься, выдержать все до конца. Я не знаю, сколько от меня останется, когда придет и мое время, буду ли способен жить настоящей жизнью, быть самому светлым лучом. И эти горькие мысли иногда отравляют мне душу. Но тогда меня спасает Ясик. Любовь моя дает мне чувство, что он сын мой, что в нем жить будет моя молодость, я сам, и что увижу его еще, и что если сохранились еще во мне силы – он пробудит их и вызовет к действию. И у меня спокойно на душе. Пусть будет, что должно быть. И если силы мои будут не те, мир не перестанет быть прекрасным, а в душе не перестанет никогда раздаваться гимн жизни, гимн любви… Все наши страдания кажутся мелочью, ибо они не смогут уже измельчить наших душ. Единственное счастье человека – это уметь любить и благодаря этому уловить идею жизни в ее вечном движении. И я благословляю судьбу мою и судьбу всех дорогих мне, что она дала нам это сокровище.

С обстановкой моей «жизни» я свыкся уже, ее легче пережить самому, чем думать, что другой должен пережить все это. Точно так же, когда думаешь о сути и эпизодах войны, безумие и ужас, как говорил когда-то Андреев, охватывают душу и не можешь понять, как это возможно. Но в самой жизни шаг за шагом люди переживают все, и многие сохраняют живую душу свою и видят из-за этих ужасов бессмертную суть жизни и ее привлекающую красоту. Но наши испытания еще не так ужасны, и как-то стыдно о них думать теперь, в настоящее время ужасов войны.

На днях меня раскуют, впрочем, в последнее время, когда я совершенно оправился от болезни, кандалы не особенно мучили меня. Приноравливаешься ко всему. Работа тоже меня не утомляет, работаю немного, так как день теперь короткий, а тот коридор, на котором я работаю, не имеет достаточного освещения. Пока я работаю как подручный при двух товарищах, они шьют на машинах, а я исполняю всю ручную работу. Живем мы дружно и не отравляем друг другу жизни. В октябре и ноябре я заработал на выписку[150] по 9 рублей с копейками. Денег не присылай. Мне, право, они не нужны, так как у меня есть деньги, и, кроме того, тот, кто работает, может делать выписки только на заработанные деньги. Я же, кроме того, получаю передачу раз в месяц от сестры на свиданье, так что я питаюсь достаточно. Работа же хорошо действует на нервы – так что в общем я не могу жаловаться. Я рад, что сижу не в одиночной камере, а вместе с другими. Вдвоем сидеть ужасно тяжело, сидя с многими, гораздо легче уединиться, когда захочется, и легче найти симпатичных людей и сжиться с ними. С Эдком[151] мне не пришлось встретиться, хотя оп здесь. Говорят те, которые его видали, что он хорошо выглядит и хорошо чувствует себя. Что с его женой? Передай, пожалуйста, ей от меня горячий привет. Все ли она в Париже? А что с семьей[152] нашей? Можешь ли с ней поддерживать постоянную связь? Салек[153] через сестру обещал мне написать, но до сих пор я не получил его письма.

Твой Феликс

С. С. Дзержинской

[Москва, Центральная пересыльная тюрьма]

18 декабря 1916 г.

Милая Зося моя!

Вот уже пришел последний день и 16-го года, и хотя не видно еще конца войны – однако мы все ближе и ближе ко дню встречи и ко дню радости. Я так уверен в этом… Что даст нам 17-й год, мы не знаем, но знаем, что душевные силы наши сохранятся, а ведь это самое важное. Мне тяжело, что я должен один пережить это время, что нет со мной Ясика, что не вижу его развивающейся жизни, складывающегося характера. Мыслью я с вами, я так уверен, что вернусь, – и тоска моя не дает мне боли. Ясик все растет, скоро ведь уже будет учиться. Пусть только будет здоровым – солнышко наше.

У меня жизнь все та же, кандалы только сняли, чтобы удобнее было работать. Работа не утомляет меня; до сих пор она даже укрепляла и мускулы и нервы. Ядвися приходит ежемесячно, и, таким образом, я не оторван совсем от своих, а о событиях я узнаю из «Правительственного вестника» и «Русского инвалида». Питаюсь в общем достаточно, так что обо мне не надо беспокоиться. Кажется, теперь можно переписываться с родиной,[154] может быть, теперь у тебя есть известия о жизни наших родных[155]… Верно ли, что и теперь у них ужасно тяжелая жизнь?…

Твой Феликс

С. С. Дзержинской

[Москва, Центральная пересыльная тюрьма]

1 января 1917 г.

Милая Зося моя!

Передо мной письмо твое от 24/XI и вырезки Ясика. И когда я смотрю на них и думаю, что они были в его ручках, что он сам их вырезывал, играя, и улыбаясь, и учась вместе с тем, – волна неиссякаемой любви и нежности к нему переполняет сердце мое, и я говорю ему самые нежные слова и посылаю пожелание, чтобы рос крепким, добрым и сильным, чтобы вырос и был ясным лучом – умел сам любить и быть любимым. Нашей встречи мы терпеливо должны ждать, и время скоро пройдет – тогда Ясик будет уже большим мальчиком, целым человеком – и, быть может, больше нам не нужно будет разлучаться, и, быть может, вся жизнь наша станет лучше, нормальнее. Я живу этими мечтами и хочу дождаться этого. Хочу еще почувствовать, что я жив и мои силы еще не иссякли. Быстро идут дни за днями, и вот уже проходит 8 месяцев со дня моего последнего суда. Мысль обо мне не должна тревожить тебя, железа нет уж у ног моих, питаюсь сносно, в камере тепло и одет сам тепло. Помни, что всякая радость твоя и Ясика – моя радость, она дает мне силу и волю ждать и дождаться нашей весны.

Твой

Феликс

С. С. Дзержинской