Журнал современник - Журнал Наш Современник 2009 #2

• Название: Журнал Наш Современник 2009 #2
• Автор: Журнал современник
• Жанр: Советская классическая проза

---

А вот шустрому Гордеичу оно попало в поле его деятельного зрения. Хотел было выкупить у властей, те уж и обрадовались - но передумал и выход-то какой выдумал! Восстановил в городке эту умершую организацию, РОСТО, кажется, теперь называется, сам ее каким-то макаром возглавил и себе же поручил тир починить, раздобыв для этой цели казенных денег.

Мама аж выдохнула. Рассказ ей дался непросто - не каждый день попадались такие хитросплетения жизни, ведь дело-то у нее самой - простое и ясное.

Этим рассказом Бориска заинтересовался и даже весьма. Через пару дней вместе с Глебкой, которого теперь он, понятное дело, не носил уже на себе, а водил за руку, по-прежнему никого не стесняясь, явился на работу к маме, умышленно ее не предупредив.

Санаторские вахтеры, люди местные, детей сотрудников знали, Бориса и Глеба пропустили без затруднений, тем более что дело было уже после обеда, к концу рабочего дня.

Массажное отделение представляло собой несколько узеньких комнатушек, устроенных в ряд и переделанных из большого когда-то барского зала. Стены, их разделявшие, до потолка не доходили, так что разговоры, которы-

ми обменивались пациенты и массажистки, были слышимы всем, часто превращаясь в публичные обсуждения разных разностей.

Едва войдя в массажное отделение, Бориска и Глебушка с ходу услышали мамин голос. Она похохатывала, говорила громко, совсем не так, как дома, и Бориса это неприятно зацепило. В оправдание ее он тут же подумал, что разговор тут идет вроде как для всех, потому и говорить приходится громко.

Сначала кто-то четким мужским голосом произнес:

- Да, насквозь пуля прошла, сквозь легкое, хорошо хоть под правую лопатку, а то бы конец!

- А где это было-то? - воскликнула мама.

- Да в Чечне!

- В каких войсках служили-то, Михаил Гордеевич? - спросил молодой голос из другой кабинки.

- Десантник я, из Псковской дивизии.

- О, знаменитая Псковская! - откликнулся еще кто-то.

- Гвардейская, Краснознаменная, прославленная! В ту еще, большую войну, отличалась, и сейчас - надежда армии!

- По ранению комиссовали? - спросила мама.

- Еле уговорил! - отвечал тот, кого называли Михаилом Гордеевичем. - Командование-то меня изо всех сил держало. Понимаете, нужны в войсках наставники, всякие там замкомполка, зэнээши, замы начштабов и вообще старье, которое уже хлебнуло лиха! Раненые вот, например! Понимаешь, - повысил он голос, обращаясь, видно, к мужской части этого застенного собрания, - мы, старики то есть, нужны как пример, как наглядное пособие: что с вами, молодыми, может быть.

- И будет! - совсем не радостно добавил молодой голос.

- Ой, что вы, Михаил Гордеевич, - громко и даже игриво воскликнула мама, - да таких мужчин, как вы! С таким сложением! Еще поискать! А рана вас, извините, только украшает.

- Но шкура ценнее, Ольга Матвеевна, когда она не дырявая! - возразил бодрый Михаил Гордеевич.

- Ха-ха-ха, - залилась мама, - это уж не мне судить!

Сеанс закончился, стукнула дверца, и перед ребятами возник невысокий мужчина, вполне еще молодой, черноволосый, чернобровый, с черными же, щеточкой, усами. А главное, он был в камуфляжной форме - настоящий боец. На куртке едва видны майорские погоны. И еще он был поразительно белозубый. Улыбка эта, белоснежная и открытая, сразу располагала, и каждое слово, вылетавшее из этих уст, казалось, тотчас склоняло к согласию.

- Это что ещё за бойцы? - воскликнул он, радостно улыбаясь и внимательно оглядывая братьев. Бориска смутился, молчал, и его опередил Глебка.

- Мы братья Горевы! - крикнул он громко, почти отчаянно, и мужчина засмеялся, а тут и мама подоспела:

- Это мои сыны!

- О-о! - воскликнул он. - Понятно! Майор Хаджанов! К вашим услугам, господа юнкера! Не хотите ли потренироваться?

Он всерьез, без снисхождения, как равным, крепко пожал руку и Борису, и Глебке, кивнул на выход, махнул рукой их матери, попросил не беспокоиться и, ступая в шаг с ребятами, принялся на ходу рассказывать про перемены в санатории.

Сначала Борис не понял, зачем их ведут куда-то на стройку - всюду носилки из-под раствора, какие-то ведра, лестницы, деревянные козлы, хотя рабочих уже не было видно. Потом они вошли в широкий коридор, и майор включил свет.

Вдоль стен стояли новенькие, сверкающие черной кожей тренажеры, укутанные пластиком.

Хаджанов небрежно освободил от упаковки один из них, сел в кресло и взялся обеими руками за вертикальные штыри, торчавшие по бокам. С напряжением, но все-таки легко, свел их друг с другом. Круглые грузы, под-

вешенные к металлическим тросам, нехотя поднялись вверх, а когда майор отпустил рукояти, громко звякнули за спиной.

- Попробуй! - сказал он Борису. - Тренировка рук, укрепление пресса!

Боря, смущаясь, устроился на его месте, взялся за рукояти, напрягся изо всех сил, но - они не стронулись с места. Он даже вспотел от стыда. Какой слабак, оказывается! Но майор и не улыбнулся даже.

- Постой-ка, - сказал он, присел на корточки и снял плоские круглые грузы сначала с одной стороны, потом с другой.

- Давай!

Бориска напрягся снова. С трудом, с напряжением он свел перед собой эти черные оглобли. Отпустил. Сзади брякнуло. Свел еще. Получилось! Он уже улыбался, был счастлив, а Глебка требовал предоставить место ему.

- Погоди! - сказал, добродушно улыбаясь, Хаджанов. - Не торопись! Бегай и прыгай пока! Придет и твое время. А сейчас время Бориса, понимаешь, брат!

Глебка согласно кивнул. Он ведь уже и ревануть, было, собрался, но с ним никто еще так серьезно и понятливо не говорил. Никакой мужчина, хоть бы и завалящий какой, никудышний.

Подумать только: белозубый крепыш, офицер, майор, присел перед ним на корточки и без всяких церемоний говорил почти как с равным, будто заранее рассчитывал не на детские пузыри восторга, но на здравый смысл настоящего мужчины. Как тут было не восхититься и не принять протянутую сильную, мужскую руку?

Эх, безотцовщина…

13

Про Бориску же и говорить нечего. Никак не мог он высвободиться от майорского гипноза.

Во-первых, впечатляла в майоре какая-то мужская собранность, определенность: офицерская куртка с распахнутым воротом, а там - треугольник тельняшки. Во-вторых, поведение: не то чтобы напористость, а твердость, уверенность. И прямота - вот, пожалуй, самое точное. Ничего особенного Хаджанов не сказал и не сделал, но то, что он уже и сказал, было принято до последнего звука и, будто неумолкающее эхо, все звучало, повторяясь, все дрожало в ушах Бориски.

Сказать по правде, объяснялось это очень просто. Ведь никогда возле мальчишек не было отца. Все разговоры - только с бабушкой и мамой. И все дела решаются с ними, и разные короткие замечания тоже от них. Рассуждения их - конечно же, справедливы, разумны, но они - женские. Не такие, как у этого майора.

С мамой и бабушкой всегда есть какое-то пространство для обсуждений, рассуждений или хотя бы молчаливого, про себя, спора. А тут какая-то странная, очень резкая, но зато и понятная прямота. Не приказ, не давление, - разве эта встреча, такая добродушная и открытая, могла бы заподо-зриться хоть в каком-нибудь давлении? Но напряжение, внутренняя натянутость, непонятно откуда всплывающее требование подтянуться, сжаться, быть четким и ответно ясным - это чувство оказалось совершенно новым, мужским и нежданно приятным.

Когда, уже простившись с Хаджановым, ребята вместе с мамой вышли в глубокой задумчивости из проходной санатория, сзади раздались быстрые шаги. Не оборачиваясь, они посторонились, продолжая идти. Их догнал майор. Он остановился, совершенно не запыхавшийся, и сказал, обращаясь к мальчикам и приветливо им улыбаясь:

- Вот догнал! Хочу подарочек вам сделать! От имени десантных войск! Ребята ахнули. Майор протягивал им две тельняшки. Бориска замер,

словечка не мог выговорить, да и Глебка молчал завороженно, только что-то тихо под нос промурлыкал, ровно котенок. Одна мама громко воскликнула:

- Михаил Гордеевич! Да как же это! Чем же вас отблагодарить!

Майор ее не слушал. Перебив, сказал:

- Конечно, на таких бойцов, как Глебушка, тельняшки в армии не рассчитаны. Но вы перешьёте, Ольга Матвеевна! Пусть гуляет себе! Пусть воинский дух в себе воспитует!

Так и сказал: не воспитывает, а воспитует. Уже потом, не один год спустя, Бориска скажет себе: удивительно - ведь нерусский человек, а говорит лучше и красивее, чем другой русский! Хаджанов никогда не ошибается в ударениях и порой избирает такие оттенки русских слов, которые не всем даже учителям литературы известны.

Воспитует! Как возвышенно, как прекрасно и торжественно прозвучало тогда это слово в его устах. Одно всего словечко, а как много чувств добавляло оно к облику человека с отменной военной выправкой. Как достойно завершало образ новой силы и новой цели, вдруг властно вступившей в жизнь мальчишек.

Весь ужин только и разговаривали о майоре. Мама прибавляла подробности, ранее не сказанные или пока никому в семье не известные.