Хоуп Макинтайр - Как соблазнить призрака

• Название: Как соблазнить призрака
• Автор: Хоуп Макинтайр
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-18362-0

"Я нащупала грубые деревянные ящики с яблоками, но дальше оказалась пустота. Потом я чуть не врезалась в кресло, и пальцы чего-то коснулись. Поняв, чего именно, я беззвучно завизжала и застонала от ужаса… Пальцы лежали на волосах. Человеческих волосах, сухих и поврежденных, как будто их перетравили краской. Я опустила руки и нащупала кожу – нос, чем-то заткнутый рот. Как у меня. Я была заперта в кромешной темноте с телом – телом, которое больше не отвечало на прикосновение…"

Ли Бартоломью – автор-"призрак", пишет автобиографии для знаменитостей от их лица. Большую часть времени представляет, как именно ее могут убить. Почти нигде не бывает, ни с кем не общается, живет замкнуто и отказывается выйти замуж за любимого мужчину. А когда в окрестностях объявляется поджигатель, чьей первой жертвой становится известная телеведущая, Ли получает заказ на автобиографию популярной актрисы мыльных опер, и размеренная писательская жизнь превращается в сумасшедший дом.

Интригующий, таинственный и непредсказуемый роман Хоуп Макинтайр "Как соблазнить призрака" – впервые на русском языке.

---

Сельма была человеком сдержанным. Мы никогда не станем близки, никогда не выйдем за рамки профессиональных отношений, и она рассказывала мне свою историю отстраненно, почти холодно. Описывала, как выдумывала любые предлоги, чтобы остаться с ним, когда он начал ее избивать. Говорила себе, что, если останется, он изменится. Шептала, как невыносимо нежны их занятия любовью после побоев, как это вселяло ложную надежду. Читая эти отрывки, трудно было не поддержать ее решение остаться. Сельма призналась, что сначала часто думала, будто сама во всем виновата. Рассказала о невероятных крайностях, до которых дошла, лишь бы держать свои страдания в тайне, потому что ей было так стыдно. И понемногу раскрывала в книге свое отчаяние. Побои стали постоянными, и наконец она поняла, что должна уйти от мужа.

Книгой Сельмы я гордилась больше, чем всеми предыдущими. Особенно меня поразило то, что Сельма никогда не забывала, что пишет книгу для женщин не столь удачливых, как она. Она признала, что у нее были деньги и что ей повезло так, как не повезло многим другим. Но с самого начала книги она призывала к борьбе. Не давайте ему ни малейшей возможности, советовала она, невзирая на то, что сама терпела так долго. Неважно, как сильно вы его любите, вы должны уйти от него, едва он поднимет на вас руку. Убеждайте его обратиться за помощью, но не оставайтесь с ним. Эта мысль повторялась на протяжении всей книги до того момента, когда Сельма прибежала искать приюта в моем доме.

Разумеется, попытка Базза спасти ее в последней главе явилась кульминацией раскаяния – драматичнее их самого сладкого примирения, – а его смерть сделала ее историю совсем душераздирающей. Но даже в горе Сельма по-прежнему утверждала, что не вернулась бы к нему.

Мы сделали свою домашнюю работу. Мы ослепили читателя ужасающей статистикой о насилии в семье по всему миру; мы дали совет, что делать после того, как вы только что ушли; мы привели анкеты, способные выявить склонность к насилию. Но в результате получилась сногсшибательная история человека, чье лицо трижды в неделю появлялось в тринадцати миллионах гостиных. Женевьева объявила, что не будет никаких трудностей с «продажей, твою мать». На мой взгляд, довольно неожиданное высказывание для человека, которого во время нашей первой незабываемой встречи Базз описал как «очарование в бледно-розовом и сиреневом».

А потом, как только мы закончили первый черновик и я уже закатывала рукава, чтобы внести исправления перед вручением книги Женевьеве, Томми объявил, что помощница Норин со своим мужем переезжают в Австралию. Но, прибавил он, это подсказало ему отличную идею.

Может, я перееду к нему и сама позабочусь о Норин, пока он на работе?

ГЛАВА 23

То одно, то другое, и с тех пор, как я переехала к Сельме, мы с Томми виделись редко. Периодически, когда он заходил, я замечала, что ему неловко. Томми не строил из себя бог весть что, и это мне всегда в нем нравилось. Бывали моменты, когда мне хотелось, чтобы у него было больше стремлений в жизни, но его явная нелюбовь к показной роскоши казалась мне правильной.

Я с головой ушла в книгу Сельмы и, хотя время от времени ездила на Бьюдли-стрит, делала это скорее чтобы повидать Норин и немного с ней посидеть. Мы с Томми не ругались, часто разговаривали по телефону, но, как ни странно, я начала очень по нему скучать.

В некотором роде мне это нравилось. Я смаковала тоску по нему – это был новый опыт, новое переживание. Раньше, когда Томми не было рядом, я думала о нем, временами нуждалась в нем и звала в гости, чтобы удовлетворить эту потребность: либо в качестве любовника, либо как защитника от жестокого мира по ту сторону двери. Но как ни ужасно признавать, после восьми лет тесного общения (кроме четырех месяцев, когда мы разошлись) я впервые действительно скучала по нему. То же самое я чувствовала, когда мы только начали встречаться. Нечто вроде необъяснимой жажды. Именно так я скучала по его надежному мощному телу за кухонным столом или в постели. Я скучала по его запаху. Его феромонам. Томми мог быть неряхой, но всегда оставался скрупулезен, если дело касалось чистых рубашек и нижнего белья.

Это было неожиданно, но приятно – я скучала по его постоянной способности меня удивлять. Однажды, когда он был на работе, я заехала к Норин и нашла свидетельства – книги и аудиокассеты – того, что он изучает русский язык. Сначала я беспокоилась, что он собрался заказать себе невесту по Интернету – говорят, русские женщины очень красивы. Но оказалось, что новый владелец «Челси» – русский, не говорящий по-английски, и Томми лелеял надежду стать его переводчиком. Не такая уж безумная затея, как сначала казалось: через несколько недель Томми тараторил уже вовсю. Разговаривая со мной по-русски, он, наверное, нес тарабарщину, но произношение было хорошим. У него врожденный талант к языкам, с Мари-Шанталь или без. Кто бы мог подумать?

Я перезвонила ему, сказала, что вечером приеду на Бьюдли-стрит и мы поговорим об этом.

Но на работе у Томми случился аврал, и он вернулся только к десяти. К этому времени я уже накормила Норин, уложила ее в постель и сама готовилась лечь.

Я поднялась за ним в спальню, но, увидев ее, чуть не передумала и не уехала домой. Томми утверждал, что убрался перед моим приходом, но его представление об уборке комнаты не совпадало с общепринятым. Он просто собрал грязную одежду, раскиданную по всему полу, словно второй ковер. Теперь она была сложена аккуратными маленькими стопками – но по-прежнему на полу. Я закрыла глаза и ничего не сказала. Мы легли в постель и некоторое время молчали.

– Томми, – начала я нерешительно. Глаза у него были закрыты, и я подумала, что он уже уснул. – Я подумала о твоей затее.

– Дай руку. – Он открыл глаза и, прижавшись ко мне, взял мою руку. – Ладно, валяй. Я слушаю.

– Я подумала, что действительно помогу тебе с Норин.

– Умереть и не встать, – заявил он, медленно задирая мою ночную рубашку пальцем ноги. «Умереть и не встать» – его новая фразочка. Она заменила собой «круто» и «офигенно», но в принципе означала то же самое.

– И я могла бы переехать к тебе. Палец остановился на икре.

– Я правильно расслышал? – Он натянул одеяло до самого носа и смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

– Но я хочу оговорить несколько правил, – сказала я. – Буквально. Я хочу, чтобы у нас были отдельные комнаты. Ты будешь здесь, а я, с твоего позволения, займу комнату твоей мамы. Буду в ней работать и спать. По крайней мере, пока Норин не переберется снова наверх.

Мы оба знали, что это случится очень не скоро. Если вообще случится.

– Ты хочешь сказать, что мы не будем спать вместе?

– Конечно, будем. Ты станешь приглашать меня к себе, а я тебя – к себе.

– Если я буду хорошо себя вести?

– Что-то в этом роде.

– Но я хорошо себя веду, – сказал он, двигая ночную рубашку вверх по моему телу уже руками.

Это идеальный план, размышляла я после того, что Томми назвал «советским сексом». Много покусываний и сладких бессмысленных бормотаний на ухо по-русски – тихих, но очень нежных. Нам втроем будет тесновато на Бьюдли-стрит, но я должна сохранить свободу. Сдвиг с мертвой точки пойдет мне на пользу. Дом на Бленхейм-кресчент всегда был маминым, и теперь, когда страховка покроет дорогостоящий ремонт, она запросто может потребовать его обратно.

Но чего-то не хватало. Если я собираюсь сделать этот гигантский шаг и переехать к Томми, разве нам не нужно оформить это официально? Мари-Шанталь может благополучно вернуться во Францию, но их роман пошатнул мою уверенность. Жизнь с ним окажется вполне терпимой, если у меня будет своя комната, куда я смогу удалиться, и при этом останусь на месте, чтобы управлять хаосом по всему дому. На самом деле я не хотела управлять Томми. Я бы предпочла, чтобы он сам собой управлял. Но теперь, поняв, как сильно его люблю, я хотела быть с ним.

– Томми, – прошептала я, обращаясь к его голове в сиянии телевизора. – Ты женишься на мне?

Меня вознаградили громким храпом. И поскольку таков уж Томми, я приняла это за «да».

Той ночью я долго сидела в темноте рядом с ним и примеряла на себя имя миссис Кеннеди с Бьюдли-стрит, Ислингтон. Натали Кеннеди. Ли Кеннеди. Разумеется, Ли Бартоломью я оставлю в качестве авторского псевдонима. Странно, но миссис Кеннеди не беспокоила меня вообще. Теперь, когда я приняла решение, что именно этого хочу, мне нравилась мысль стать его женой. Я взглянула на Томми. Он лежал на спине, вытянув руки на одеяле, словно примерялся к гробу. Я изучила его огромные лапищи и подумала, нужно ли купить ему кольцо. В конце концов, это ведь я сделала предложение.

Ночь тянулась медленно, я не могла заснуть и начала размышлять о том, каково это – не просто приезжать в Ислингтон на несколько часов, а жить здесь все время. И вот тут я разнервничалась. О чем я думала? Я не смогу жить нигде, кроме Ноттинг-Хилл-гейт. Теперь, когда я примирилась с тем, что стрельба, убийства и торговля кокаином происходят в национальном масштабе по другую сторону моей двери (не говоря уже о детской проституции); когда я пережила два пожара; когда я наконец нашла способ сделать ремонт во всем доме и при этом не надзирать за рабочими; когда я наконец повзрослела настолько, что задумалась о совместной жизни с Томми; когда научилась выживать в сердце Ноттинг-Хилла двадцать первого века, почему я вообще думаю о том, чтобы жить где-то еще? Пусть переезжает Томми.