Хауэрд Энджел - Смерть выходит в свет

• Название: Смерть выходит в свет
• Автор: Хауэрд Энджел
• Жанр: Детектив

---

Я вылетел на поверхность, будто поплавок, почти без всплеска, и громко втянул в легкие благословенный воздух. Готов спорить, что при этом кроны всех деревьев на берегу склонились в мою сторону. Малость переведя дух, я прислушался. Скрип уключин затихал по мере удаления лодки. Поначалу я не мог разглядеть её, но потом увидел. Сидевший на веслах человек перестал грести и направил в мою сторону луч фонаря. Я нырнул и держал голову под водой, пока луч не миновал меня. Отплыв ярдов на десять, я вынырнул. Корма лодки была футах в пятидесяти. Снова донесся скрип уключин. Контуры гребца были похожи на размытое пятно. Я лег на воду и провожал глазами удалявшуюся лодку, которая делалась все меньше. Чтобы не потерять нож, я сложил его и сунул в карман. Полоска берега темнела между небом и водой. Ночь была безлунная, а звезды заволокло облаками. Плеск воды под веслами эхом ходил по озеру; лодка приближалась к берегу, но к какому? Отсюда озеро казалось круглым, и создавалось впечатление, что все берега одинаково далеко.

Я поплыл брассом в том направлении, откуда доносились всплески, но чуть-чуть забирая вправо. Казалось, до берега много миль, но я старался не впадать в панику, и мало-помалу мили превратились в нечто более близкое к истине. Плывя в одежде, испытываешь странные ощущения. И дело не только в необходимости преодолевать дополнительное сопротивление. Одежда стискивает тебя, когда ты этого совсем не ждешь. Чувствуешь себя будто затертым в толпе. Я было подумал избавится от ботинок, но потом вспомнил, что у меня всего две пары обуви, и вторая очень далеко. Когда прошло потрясение, вода показалась мне почти теплой. Как будто она весь день копила энергию солнца, чтобы согреть меня. Плеск весел стих. С минуту я полежал на спине, отдыхая под небесной круговертью. Теперь я не слышал ни звука. Я поплыл на спине, отталкиваясь ногами, будто лягушка, и вскоре увидел свет. Кажется, он лился из окна хижины. Я снова начал забирать вправо, чтобы остаться в тени. И тут моя голова принялась играть со мной в дурацкие игры, рифмуя слова "тень" и "пень", а руки и ноги стали уставать. Я попытался успокоиться и уговорить себя не паниковать, а вскоре добрался до отбрасываемой берегом тени. Вода здесь была гораздо холоднее: наверное, в озеро впадали подземные ключи. Голова закружилась, гребки сделались совсем вялыми. Я продолжал работать руками, но скорее для проформы, нежели в интересах дела. Так прошло ещё несколько минут. Вода была темной и казалась мутной. Я попытался нащупать дно, и на третий раз мне это удалось. Чувствуя себя, как Ной, увидевший ворона (или, может, голубя?), я выбрался на берег. Руки мои болтались как плети, ноги подгибались. Голова казалась набитой ватой. Голыши были крупные и скользкие, но я видел кусты и деревья, среди которых, насколько мне было известно, бродят медведи, порхают птицы и ползают всевозможные пресмыкающиеся.

Ну, а потом свет снова померк. Второй раз за сутки.

16.

Жужжали мухи. Маленькие, которые зудели деловито и немного истошно, и большие, синие, издававшие зычные нудные звуки, похожие на отдаленный рев самолета. Солнечные лучи согревали затылок, болела нога, раскалывалась голова. Наверное, с высоты птичьего полета я выглядел как павший в бою партизан-десантник. Впрочем, шея действовала, и я мог даже вертеть головой, которая покоилась на вымазанном кровью валуне. Моей кровью. Ноги все ещё купались в озере Литтл-Краммок, причем левая была вытянута во всю длину. Я попытался согнуть её, но ничего не вышло. Только перелома мне сейчас и не хватало.

В остальном я чувствовал себя довольно сносно и уже не обращал внимания на шум в голове и боль, поскольку успел к ним привыкнуть. Вот только лоб. Он тоже болел, и это было нечто новенькое. Перевернувшись на спину, я снова попытался шевельнуть сломанной ногой. Как только я согнул её, на поверхность воды с плеском вынырнула веревка. Используя свой крестец как лыжу, я подобрался к воде и дернул за веревку. Она застряла между валунами, и потребовался ещё один рывок. Затем я принялся развязывать узел на лодыжке; все это время ногу кололо иголками, она словно мстила мне за дурное обращение. Наконец я освободился от веревки и попробовал встать. Левая нога была в порядке, хоть пляши, но правая изрядно распухла.

Я ухитрился отползти от воды и найти укромное местечко за первым рядом деревьев. Здесь, на севере, чтобы спрятаться, достаточно отойти на два шага от воды. Я сел и принялся растирать ногу, заодно собираясь с мыслями. Либо за мной следили от усадьбы, либо меня застал врасплох человек, который разрабатывал шахту после смерти Бернерса. Я попробовал составить список кандидатов. Судя по шишке у меня на затылке, следовало искать правшу, который умел бить так, чтобы отключить человека, не раскроив ему череп. Я выругал себя за то, что угодил в такую передрягу. Всегда и везде, даже здесь, надо сперва осмотреться, прислушаться, а уж потом шагать вперед. Сняв одежду, я разложил её на плоском камне в надежде высушить Башмаки уже пропали. Впрочем, это случилось, ещё когда я вылез из машины и вляпался в грязь.

Спустя полчаса моя правая нога почувствовала себя лучше. Когда я встал, она не подогнулась, и я не рухнул носом в куст перечной мяты. Влажная одежда затвердела от озерной воды и пота, но я надел её вместе со всем природным крахмалом и двинулся вдоль кромки воды или, по крайней мере, так близко к ней, как только мог, не рискуя выдать свое присутствие. Хижина стояла за излучиной маленького залива, и я увидел её с расстояния в полмили. Минут десять я сидел под сенью папоротников и наблюдал, но так ничего и не высмотрел. Все было спокойно. Я подобрался поближе, чувствуя себя персонажем ковбойского фильма. Хижина тоже была словно из кино: в таких отсиживались грабители в ожидании вестей о конце облавы. Я старался не наступить на сухие ветки и заработал твердую тройку по скрадыванию в условиях лесной чащи. Надо будет поговорить с профессорами грэнтэмского университета о введении такого предмета. Но сначала освоить его гораздо лучше, чем на "удовлетворительно".

Продвигаясь от укрытия к укрытию, я набрел на одно очень хорошее место. Даже слишком хорошее. Папоротники здесь были примяты, а низко нависшая ветка кедра отодвинута в сторону, причем совсем недавно. Отсюда открывался прекрасный вид на хижину. В листве и мертвой хвое на земле я нашел комок жевательной резинки в знакомой обертке. Еще одна жвачка прилипла к моему башмаку. Кто-то просидел в этом укрытии не менее получаса, наблюдая за хижиной. Я сунул фантик с жвачкой в карман и двинулся дальше.

Я решил приблизиться к хижине по касательной от кромки воды. С этой стороны не было окон. Я подобрался к одному из них, охраняемому зубастой пилой, нашел опору и осторожно приподнял нос над растрескавшимся подоконником. В хижине никого не было. Я снова задышал ровно и размеренно.

На двери снова висел ржавый замок.Я осторожно снял его. Содержимое моего ранца было разбросано по полу. Мне удалось спасти пару крутых яиц и банку сардин. Я разложил снедь на пустом столе и устроил пир, едва не поперхнувшись при этом, потом ополовинил флягу с водой. И, как выяснилось, правильно сделал, хотя трапеза не очень помогла. Выпавший из ранца кусок мыла смотрел прямо на меня. Купание и впрямь не помешало бы. Я разделся, схватил мыло и побежал к озеру. В холодной воде я сразу же продрог до костей. Все же мне удалось соскрести с тела последнего великого туриста немного грязи, а мыло сделалось шершавым от песка. Я совершил заплыв ярдов на сто, потом вернулся к черному илистому берегу. У меня мелькнула мысль, что после вчерашней ночи плескаться в воде глупо. Но потом я подумал, что человек, огревший меня по голове и бросивший в озеро, едва ли стал бы ошиваться поблизости, дожидаясь, пока течение принесет мой труп.

Я всячески пытался заставить себя не думать о грядущих бедах, когда стряслась одна из них. Беда моя стояла возле угла хижины под одним из окон и была похожа на человека в побитой молью шубе из медвежьего меха, облепленной навозом, дохлыми насекомыми и ветками. Кровожадный медведь, топтыгин, как сказал бы мой приятель Фрэнк Бушмилл. Фрэнк был ирландцем и мастером педикюра. Его салон располагался напротив моей конторы. Не знаю, с чего я подумал о нем именно сейчас. Впрочем, наверное, лучше было думать о ком угодно, только не о себе. Медведь смотрел на меня, я пялился на медведя. У меня не было даже полотенца, чтобы отпугнуть зверя. Я вспомнил о "винчестере" и наборе топоров в хижине. Где же тот, с которым я вчера ходил в сортир? Медведь не шевелился. Мы испепеляли друг дружку взглядами. Я подумал об открытой двери хижины. Возможно, медведь унюхал мою снедь. Слава богу, что я не напугал его, выбрасывая мусор. Кажется, я задрожал. Интересно, был бы я храбрее, будь на мне плавки? Затаив дыхание, и медведь, и я отстаивали каждый свои позиции. Я уже подумывал, не зарычать ли мне на медведя, когда он вдруг моргнул. Похоже, я победил! Медведь фыркнул и начал бочком отступать восвояси, как будто у него были боле важные дела, и он терял со мной время. Он не повернулся и не бросился наутек, не попятился, потому что пятиться было некуда. Он просто медленно отступил и, ломая кусты, скрылся в лесу, как путешественник, который, наконец, понял, что ошибся аэропортом.