Михаил Брайчевский - Утверждение христианства на Руси

• Название: Утверждение христианства на Руси
• Автор: Михаил Брайчевский
• Издательство: Наукова Думка
• Жанр: История
• Год: 1989

В предлагаемой книге украинский историк Михаил Брайчевский (1924 — 2001) пытается показать всю сложность и историческую обусловленность процесса утверждения христианства на Руси. Из-за недостаточной разработанности проблематики он иногда вынужден обращаться к гипотетическим построениям. Потому некоторые выдвинутые в работе утверждения являются дискуссионными и нуждаются в дальнейшем обосновании.

---

Проблема остается открытой и требует дальнейшей источниковедческой разработки, но при всех условиях свидетельство Иоанна Никиуского заслуживает внимания.

Крещение Бравлина. Вторая половина vii—viii в. в истории Византийской империи является наиболее бурным и темным периодом. Глубокий социальный кризис, поставивший страну перед перспективой тотального краха, не только имел прямое отношение к религиозно-церковным делам, но и приобрел форму иконоборчества, то есть сугубо идеологического движения. Глубинные общественные процессы были завуалированы церковной политикой императоров-еретиков (Лев III Исаврин (717—741) и его преемники), что привело к падению авторитета константинопольской кафедры.

Для идеологического развития Северного Причерноморья междоусобная борьба внутри византийской церкви имела далеко идущее значение. Северо-Восточный Крым превратился в своего рода место ссылки (или убежище?) для стойких сторонников ортодоксии. Эта область в то время находилась под властью Хазарского каганата, известного своей религиозной терпимостью, и административно выходила за пределы византийской юрисдикции. Здесь находили убежище опальные противники официально утвержденной иконоборческой доктрины. Последнее, несомненно, активно содействовало распространению христианства (именно в его православной форме) среди местных племен.

В числе известных деятелей, оказавшихся в этом глухом уголке христианской Эйкумены, был и Стефан Сурожский, прозванный Исповедником. Факты его жизни известны исследователям в ограниченных рамках [121, с. CCVII—CCVIII]: в 767 г. он был подвергнут репрессиям со стороны императора Константина Копронима и, спасаясь от преследований, бежал в Сурож (современный Судак) в Тавриде. Через 20 лет, уже сурожским епископом, принимал участие в VII (2-м Никейском) соборе.

Одной из заслуг Стефана перед церковью считается его миссионерская деятельность, благодаря которой были обращены в христианство много язычников. Подобная деятельность, по церковной легенде, продолжалась и после его смерти. Среди чудес, сотворенных Стефаном Сурожским, его ”Житие” называет крещение славянского (русского) князя Блавлина.

До нас дошли две редакции ”Жития Стефана Сурожского” — короткая и распространенная [125, с. 77—98]. Первая известна в греческом оригинале и древнерусском переводе. Она лаконична, рассказ о посмертных чудесах святого (в том числе и история Бравлина) в ней отсутствует. Распространенная редакция сохранилась только в древнерусском переводе, осуществленном в XVI в. ученым кружком митрополита Макария. Отсутствие греческого оригинала давало основание отрицать аутентичность произведения [887 и др.]. Глубокое исследование В. Г. Васильевского [121; см. также: 135; 869], подтвержденное и развитое советскими учеными [169, с. 47—49; 190, с. 354; 333, с. 45—55; 381, с. 200—201; 466, с. 48; 508, с. 213; 509; 576, с. 25—30] и учеными социалистических стран [843, с. 136; 846, с. 152—153 и др.], убедительно доказало достоверность утраченного оригинала.

Эпизод крещения русского князя составляет содержание специального параграфа: ”О прихожденiи ратiю к Сурожу князя Бравлина изъ Великого Новаграда”. Приводим его полностью: ”По смерти же святаго мало лђтъ миноу, прiиде рать велика роусскаа изъ Новаграда князь Бравлинъ силенъ зђло, плђни отъ Корсоуня и до Корча, съ многою силою прiиде к Соурожу, за 10 дьнiй бишася злђ межоу себе. И по 10 дьнiй вниде Бравлинъ, силою изломивъ желђзнаа врата, и вниде въ градъ, и земъ мечь свой. И вниде въ церковь въ святую Софiю, и разбивъ двери и вниде идђже гробъ святаго, а на гробђ царьское одђало и жемчюгь, и злато, и камень драгый, и кандила злата, и съсудовъ златыхъ много, все пограбиша. И в томъ часђ разболђся, обратися лице его назадъ, и лежа пђны точаше, възпи глаголя: ”Великъ человђкъ свять есть, иже зде, и оудари мя по лицу, и обратися лице мое назадъ”. И рече князь боляромъ своимъ: ”Обратите все назадъ, что есте взяли”. Они же възвратиша все, и хотђша и князя пояти оттуду. Князь же възпи, глаголя: ”Не дђите мене да лежу, изламати бо мя хощетъ единъ старъ святъ моужь, притисну мя, и душа ми изити хощетъ”. И рече имъ: ”Скоро выженђте рать изъ града сего, да не възметь ничтоже рать”. И излђзе изъ града, и еще не въстаняше, дондеже пакы рече князь боляромъ: ”Сiи възвратите все, елико пограбихомъ священныя съсоуды церковныя и Корсоуни и в Керчи и вездђ. И принесите сђмо все, и положите на rpoбђ Стефановђ”. Они же възвратиша все, и ничтоже себђ на оставиша, но все принесоша и положиша при гробђ святаго Стефана. И пакы въ ужасђ, рече святый Стефанъ къ князю: ”Аще не крестишися въ церкви моей, не възвратишися и не изыдеши отсюдоу”. И възпи князь глаголя: ”Да прiидоуть попове и крестят мя, аще въстану и лице мое обратится, крещуся”. I прiидоша попове, и Филаретъ архiепископъ, и молитву сътвориша надъ княземъ. И крестиша его въ имя Отца и Сына и Святаго Духа. И обратися лице его пакы. Крестиша же ся и боляре вси, но еще шiа его боляше. Попове же рекоша князю: ”Обђщайся Богоу, елико отъ Корсуня до Корча что еси взялъ плђнникы моужи и жены и дђти, повели възвратити вся”. Тогда князь повелђ всђмъ своимъ вся отпустиша кождо въ своясiи. За недђлю же не изиде изъ церкви, донелиже даръ даде великъ святомоу Стефану, и градъ, и люди, и поповъ почтивъ отъиде. И то слышавше инiи ратнiи и не смђаху наити, аще ли кто наидяше, то посрамленъ отхождааше” [125, с. 95—96].

Конечно, в данном отрывке присутствуют самые банальные признаки житийной деформации, но сам факт военной экспедиции русского князя вряд ли можно отрицать: подобные агиографические предания всегда основываются на реальных фактах, хотя и подвергают их определенной обработке. Мотив неожиданной болезни и чудесного исцеления, возможно, является результатом церковной интерпретации совсем не фантастических событий. Медицински точное описание болезни (эпилептический припадок) заставляет думать, что она не придумана и инцидент действительно имел место.

По утверждению Жития поход Бравлина состоялся вскоре после смерти святого (”мало лет минуло”). К сожалению, точного времени его кончины мы не знаем. Исходя из даты рождения (700—701 гг.) можно предположить, что это произошло еще до конца VIII в. Следовательно, в Крыму Стефан оказался уже пожилым человеком, а во 2-м Никейском соборе принимал участие в глубокой старости. Таким образом, наиболее вероятно, что Русь напала на Сурож в начале IX, возможно, в конце VIII в. В то время она стояла на пороге своего подъема.

Проникновение восточных славян в Тавриду началось еще в первые столетия нашей эры, что засвидетельствовано материалами черняховской культуры и раскопками крымских некрополей того времени (могильники Инкерманский, Чернореченский, Харакс и др.) [130; 620; 621 и др.]. Имя ”ант” (αντας παπι (оν) или (ος], помещенное в одной из боспорских надписей III в. [IOSPE, II, № 29], некоторые исследователи считают первым хронологическим упоминанием этнонима ”анты” и свидетельством заметной роли, которую выходцы из славянских земель играли в общественной жизни Восточного Крыма [68, с. 140; 382, с. 36; 488; 524, с.319].

В VII—VIII вв. активность славянских переселенцев в Крыму, повышается. Еще Н. С. Барсамов обратил внимание на наличие интенсивного славянского материала в культурных слоях Тепсенского городища в Коктебеле, расположенного в 25 км (однодневный переход) от Сурожа [48]. Несмотря на скептическую позицию И. И. Ляпушкина [370; 371] и некоторых других археологов [21, с. 237; 30; 407; 788, с. 40—41], вывод Н. С. Барсамова был подтвержден не только новыми исследованиями на Тепсене (В. П. Бабенчиков) [41; 42; 631, с. 70—87; 762, с. 154—155], но и материалами раскопок на Керченском п-ове (Тиритака, Илурат) [166—168; 291; 394], в Пантикапее, который в конце I тыс. н. э. стал славянским г. Корчевом [549; 786, с. 494—501]. Как известно, славянская миграция охватила и азиатскую сторону пролива (древнерусская Тмутаракань) [257, с. 275; 383; 533; 534; 539, с. 289; 549].

В советской историографии в 40-е и 50-е годы [414; 431; 788] развернулась дискуссия о времени возникновения древнерусской Тмутаракани. Предметом обсуждения стал вопрос о времени образования Тмутараканского княжества и его перехода под власть Киева, что произошло, по-видимому, при Владимире Святославиче, возможно, к концу его правления, то есть уже в XI в. Однако отсюда не вытекает, что и начало славянского заселения Восточного Крыма и Тамани относится именно к этому времени. Начался этот процесс намного раньше. Возникновение здесь древнерусского княжества было подготовлено длительным процессом предварительной колонизации [541]. Наиболее активная славянизация Восточного Крыма и Таманского п-ова происходила после восстания Иоанна Готского [123], гражданской войны в Хазарии, спровоцированной реформами царя Обадии [21, с. 324], и утраты каганатом позиций в Причерноморье и Приазовье.

Это — время существования древнерусской Арсании [444, с. 408—419], то есть конец VIII — начало IX в., на которое приходится экспедиция Бравлина. Позднее, в середине IX в., Азовская Русь, очевидно, попадает в сферу влияния Киева.