Александр Казанцев - Возвращение в грядущее (Фантастические романы с иллюстрациями)

• Название: Возвращение в грядущее (Фантастические романы с иллюстрациями)
• Автор: Александр Казанцев
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: ISBN: 5-218-00395-6

Цикл «Возвращение в грядущее» составили романы «Тайна нуля» и «Донкихоты Вселенной».

Роман «Тайна нуля» посвящен доказательству, что звездный полет возможен с субсветовой скоростью, когда течение времени на звездолете замедляется по теории Эйнштейна, в которую следует ввести понятие «соотношение масс». Второй роман «Донкихоты Вселенной» — о пребывании звездонавтов на планете-двойнике в период средневековья. Романы-гипотезы старейшего советского писателя-фантаста ставят нравственные проблемы и подсказывают возможные научные решения.

Рисунки А.М. Ерёмина.

---

— Ты считаешь, что при достижении скорости света мы упремся в твердую стену?

— Не то что упремся, а вынуждены будем как бы скользить вдоль нее.

— Лихо, ничего но скажешь! — похвалил Крылов. — Ради одного этого стоит вернуться на нашу матушку-Землю.

— Очень… очень понятно, — согласился штурман. — Но лучше бы этого не было.

— Конечно, лучше бы этого не было, — отозвался командир, — но раз уж случилось, будем вести себя достойно, продолжать жизнь в модуле до прибытия помощи с Земли.

— Да я о том же думаю, — признался Федоров. — Вот и прикидываю, сколько времени наш сигнал до Земли будет идти. Ведь расстояние-то какое мы за год преодолели! Радиосигналам по меньшей мере полгода понадобится, чтобы до Земли добраться.

— Это по земным часам, Федор Нилыч. А по нашим звездолетным несколько минут, — разъяснил Галлей.

— Это он верно прикидывает, — поддержал его Крылов. — Ежели Эйнштейн прав, конечно.

— А если бы он был не прав, с нами ничего не случилось бы, — быстро ответил Галлей.

— Может, и впрямь от этой теории относительности нам хоть кое-какая польза будет, — пробурчал штурман. — Спасателям их год разгона, а у нас какие-нибудь сутки. Так, что ли?

— А я о другом думаю, — сказал Галлей, — кроме масштаба суток.

— О чем еще? — спросил Крылов.

— Догадаются ли на Земле, что наши сигналы будут чрезвычайно растянуты во времени. Их можно и не заметить.

— Это почему? — возмутился Федор. — Ты что думаешь, я их неладно передавал?

— Нет, не от тебя это зависит, а от масштаба времени, в котором ты, да и все мы сейчас живем, но там, увы, неизвестном.

— Ну и загибаешь ты, Вася, с масштабом времени. Я, пожалуй, для его сокращения всхрапну.

И штурман, быть может, и в самом деле утешившись, что его сигналы примут и помощь придет быстро, действительно уснул, бесспорно сокращая этим время на остатке звездолета.

Командир не спал и чутко прислушивался к тревожным вздохам Галлея, пока дыхание того не стало ровным.

Крылов думал о далекой Земле, о рыженькой дочурке Наде, увлекавшейся математикой и планеризмом, о жене Наташе, сдержанной и гордой, никогда слова не говорившей мужу, что он покидает ее. И Надю она не останавливала в ее причудах. Одно увлечение французским языком и историей Франции чего стоило! Притом непременно по первоисточникам на старофранцузском языке. Что-то из девочки выйдет? Чего доброго, совсем взрослой он ее застанет, то ли профессором математики, как Софья Ковалевская, то ли историком, постигшим все романские языки вместе с латынью, что с таким трудом ему самому давалась.

— Командир! — вдруг послышался рядом голос проснувшегося Галлея.

— Я не сплю, — отозвался Крылов.

— Мне приснилось, что она прилетела за нами.

— Кто? Надя моя? — невольно назвал ее Крылов.

— Нет, что вы! Кассиопея.

— Ну, она, брат, не полетит. Это тебе взамен кошмара привиделось. Посмотри лучше, как штурман спит.

— Уж очень храпит, прямо под ухом.

— Ну и ты храпи.

— Я постараюсь, — пообещал Галлей, поудобнее устраиваясь под ремнями на койке.

Крылов еще долго смотрел в широкий иллюминатор, за которым ярко и мертвенно, не мигая, горели чужие, совсем не земные созвездия.

— Далеконько мы от матушки-Земли, — вздохнул Крылов и спокойно уснул.

Оторвавшаяся от головного модуля жилая кабина звездолета продолжала по инерции рассчитанный компьютерами путь среди чужих звезд.

Часть третья ТРЕВОЖНАЯ ИСТИНА

Попробуй выполнить долг, и ты узнаешь, кто ты есть.

В. Гете

Глава первая СИГНАЛ БЕДСТВИЯ

Быть верным долгу в несчастье — великое дело.

Демокрит

Никита Вязов был предупрежден Бережным о предстоящей видеопередаче из Кембриджа.

— Англичане решили нас чем-то удивить, — со смешком объявил он матери.

Елена Михайловна слишком хорошо знала сына, чтобы не заметить морщинку меж бровей на его старательно спокойном лице. Очевидно, дело очень серьезное.

Она подготовила видеоэкран и даже остановила старинные часы с курантами, чтобы они не тикали слишком громко и не стали бы бить во время передачи.

Мать с сыном уселись перед экраном. Каждый думал о своем. Елена Михайловна, напряженно спокойная, заставляла себя примириться с неизбежностью полета сына в космос, долгих четырех лет разлуки с ним и своего одиночества.

Никита думал о Наде, представляя ее вот так же сидящей перед экраном вместе с дедом-академиком, конечно, предупрежденном о видеопередаче «особого научного значения».

И когда появилась на экране миловидная Мэри Хьюш-Белл, Никита подумал, что англичанка невидимыми узами связывает его с Надей, но в конце передачи понял, что не связывает она его с Надей, а разрывает их узы. Принятый ею голос из космоса он воспринял как прямое обращение к себе, к штурману спасательного звездолета.

Елена Михайловна с тревогой смотрела на сына. Oт нее не ускользнула произошедшая в нем перемена. К тому же, едва кончилась видеопередача, он вскочил, на ходу надевая штурманскую куртку, в которой недавно грелась Надя на заброшенной железнодорожной платформе.

— В штаб перелета? — понимающе спросила Елена Михайловна.

— Да, тут недалеко, — небрежно отозвался Никита.

И снова, как бывало, следила мать взглядом за сыном, скрывшимся за деревьями бульвара, а потом тихо пошла тем же путем, не спуская с него глаз, словно уже отправляла его в далекий и опасный путь, подобно тому, как в тяжкие дни войны провожали ее прабабки сыновей, призванных Долгом, который отдавал обратно порой одного из десяти. И ее Никита был теперь таким же сыном Долга.

Бережной ждал штурмана на пороге штаба.

Его вызов по браслету связи застал Вязова уже в пути:

«В штаб перелета. Немедля. Потом в Звездный комитет».

Пожали друг другу руки молча. Потом отправились ко Дворцу звезд.

Елена Михайловна издали видела, как встретились звездолетчики, как пошли дальше вместе.

— Ну, готов? — спросил Бережной.

— Еще бы!

— Каков голос из космоса? Что скажешь?

— Я не компьютер. Перебирать мириады вариантов не берусь. По мне в принятом послании двух слов достаточно. Первого и последнего.

— По твоему, это все-таки слова?

— Твердо. Обрыв и Крылов. А у Крылова может быть только один обрыв.

— Буксира, считаешь?

— Стокилометрового.

— А из-за чего?

— А вы как думаете, командир?

— Всякое думается. Двигатели пошли в разгон. Технический модуль рванулся. Без отказа техники не бывает.

— На то и люди при ней.

— Догнать оторвавшийся модуль не просто. Сам понимаешь.

— Значит, нам догонять придется.

— Верно рассуждаешь, штурман. А как насчет масштаба времени, о котором толковала английская «радиоледи»?

— Об этом пусть ученые договариваются. А наш долг — лететь, товарищей спасать.

— И ты готов? — испытующе спросил Бережной. Никита вспомнил Надю в своей куртке, предутренний туман и «слово», которое стремилась она с него взять.

— Если командир готов с переломанными ногами, то штурману сослаться не на что.

— Кости — это что! В пути срастутся! Раны мои к Земле не привязывают, хотя и на околоземной орбите получены. А как у тебя с «земными ранами»? Ежели в другое столетие лететь? А?

— Все поняла мать, да виду не показала.

— Настоящая женщина! Для этого матерью надо быть!

— Да, матерью надо стать, — повторил Никита, снова подумав о Наде.

Звездолетчнки уже входили во Дворец звезд, встретив на пороге седого и грузного академика Зернова. Он церемонно раскланялся с ними.

Надя и Бурунов трудились, программируя и корректируя программы для персонального компьютера академика Зернова.

Перед ними была совершенная электронно-вычислительная машина последнего поколения, воплощение «электронной мудрости», удивительное сочетание лазерной и биотехники. Компьютер этот способен был выбирать нужное решение из мириада вариантов. Он превосходно играл в шахматы, обыгрывал не только Надю и Бурунова, но порой даже и самого непобедимого академика, когда тот снисходил до такой забавы.

Надя нервничала. Бурунов тоже. Но причины их волнений были прямо противоположны, хотя действовали они слаженно, помогая друг другу.

Персональный компьютер Зернова по прозванью «Пи» (сокращенное Пифагор) обладал способностью синтезировать речь и отвечал на любом из шести языков работающему с ним оператору.

«Пи» получил задание подобрать осмысленные слова, слоги которых совпадали с обрывками, по-видимому, русской речи, записанными радиотелескопом Малбарской обсерватории: «Обры… ра… пом… был… ну… сер… рыло…». Пи загадочно молчал. Невидимые бури бушевали в нем на молекулярном уровне, невидимые и неслышные. И наконец он четко, но монотонно произнес: