Майкл Роботэм - Подозреваемый

• Название: Подозреваемый
• Автор: Майкл Роботэм
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Триллер
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01665-X

Джозеф О'Лафлин – преуспевающий психиатр, лучший специалист по опасным фобиям. Он не может отказать, когда мрачный инспектор Руиз просит его осмотреть только что найденный полицией труп девушки. Основная версия – нападение маньяка, на теле жертвы обнаружено более двадцати ножевых ранений, но О'Лафлин понимает, что большую часть ран, включая смертельную, девушка нанесла себе сама. Он узнает в жертве свою бывшую пациентку и… становится главным подозреваемым по делу об убийстве – кто-то подбрасывает полиции улики, свидетельствующие о его виновности.

Действие разворачивается на улицах величественного Лондона и пасмурного Ливерпуля, где каждый мелькнувший в тумане незнакомец может оказаться убийцей или следующей жертвой. Инспектор полиции, коллега на работе, обаятельный пациент – под какой маской скрывается враг? Кто он – маньяк-безумец или хладнокровный преступник, манипулирующий сознанием своих жертв и заставляющий их совершать мучительные самоубийства?

Психиатр начинает смертельно опасное расследование.

Умный, изобретательный и по-настоящему страшный роман, не уступающий таким бестселлерам, как «Я убиваю» Джорджио Фалетти и «Психиатр» Майкла Фишера.

Книга уже переведена на 15 языков, компания BBC готовит экранизацию.

---

– Не знаю.

Он обхватывает пальцами стакан и откидывается назад.

– Вы хотите, чтобы я взглянул на него?

– Это вам решать.

Руиз вздыхает с ноткой разочарования. Он все еще не доверяет мне.

– Вы знаете, зачем Кэтрин приехала в Лондон? – спрашиваю я.

– По словам ее соседки, у нее было собеседование. Мы не обнаружили писем, наверное, она взяла их с собой.

– А как насчет телефонных разговоров?

– Ничего на домашнем номере. У нее был мобильный, но он пропал.

Он выкладывает факты безо всяких комментариев и прикрас. История, рассказанная Руизом, не противоречит тому немногому, что я узнал от Кэтрин во время наших сеансов. Ее родители развелись, когда ей было двенадцать. Она связалась с плохой компанией, нюхала порошки и принимала наркотики. В пятнадцать провела полтора месяца в частной психиатрической клинике в Западном Сассексе. Ее семья по понятным причинам держала все это в тайне. Медицинское образование, видимо, стало поворотным пунктом. Хотя у нее оставались проблемы, она смогла с ними справиться.

– Что случилось после того, как она ушла из Марсдена? – спрашиваю я.

– Она вернулась в Ливерпуль и обручилась с моряком торгового флота. Ничего из этого не вышло.

– Он под подозрением?

– Нет, он в Бахрейне.

– А другие подозреваемые?

Руиз поднимает бровь:

– Приглашаются все желающие. – Он сухо улыбается и допивает пиво. – Мне пора идти.

– А что будет дальше?

– Я заставлю своих людей раскопать все, что можно, об этом Бобби Моране. Если я смогу связать его с Кэтрин, я очень вежливо попрошу его помочь в моем расследовании.

– И вы не упомянете моего имени?

Он высокомерно смотрит на меня:

– Не волнуйтесь, профессор, ваши интересы в этом деле для меня превыше всего.

20

У моей матери приятное лицо с аккуратным вздернутым носом и прямые волосы, которые, сколько я ее помню, всегда были одинаково уложены в гладкую прическу с серебряными заколками. К сожалению, от отца мне досталась спутанная шевелюра. Если волосы отрастают хотя бы на дюйм длиннее, чем следует, они становятся полностью неуправляемыми и я выгляжу так, словно перенес электрошок.

Все в моей матери говорит о ее статусе жены врача: плиссированные юбки, однотонные блузки и туфли на низком каблуке. Рабыня привычки, она берет с собой сумку, даже когда выгуливает собаку.

Она может организовать званый обед на двенадцать персон быстрее, чем сварится яйцо. Она также устраивает вечеринки в саду, школьные празднества, церковные торжества, мероприятия для сбора средств, экскурсии по мостам, распродажи, соревнования по спортивной ходьбе, крестины, свадьбы и похороны. И со всеми этими способностями мама прожила жизнь, ни разу не узнав о балансе счета, не приняв ни одного решения об инвестиции и не высказав политических пристрастий на публике. Она предоставляет такие дела моему отцу.

Каждый раз, задумываясь о ее жизни, я изумляюсь этому воплощению растраченных и несбывшихся надежд. В восемнадцать она выиграла стипендию на изучение математики в университете Кардиффа. В двадцать пять написала диссертацию, после которой представители американских университетов выстроились у ее дверей. И что она сделала? Вышла замуж за моего отца и стала вести жизнь, полную условностей и компромиссов.

Мне нравится воображать, как она, словно Ширли Валентайн, убежит с греческим официантом или напишет туманную романтическую книгу. Однажды она отбросит благоразумие, корректность и самодисциплину. Она будет танцевать босиком в цветущем поле и перейдет Гималаи. Это приятные мысли. Это, безусловно, привлекательнее, чем представлять себе, как она состарится под телевизионные программы, ворчание отца и чтение его писем, адресованных редакциям различных газет.

Именно этим он сейчас и занимается: пишет письмо в газету. Останавливаясь у нас, он читает только «Гардиан», но эта «красная тряпка», как он ее называет, дает ему достаточно материала для десятка писем.

Мама с Джулианой на кухне обсуждают меню на завтра. Накануне в какой-то момент было решено устроить воскресный обед и собрать всю семью. Приезжают две мои сестры с мужьями и угрюмыми детьми. Только Ребекке удастся спастись. Она в Боснии с миссией ООН. Спасибо ей.

Мои обязанности в субботу утром теперь включают передвижение тонны водопроводного оборудования из прихожей в подвал. Затем мне надо сгрести листья, смазать качели и принести еще два мешка угля из соседнего гаража. Джулиана собирается за продуктами, а Чарли с бабушкой и дедушкой пойдут смотреть на рождественские огни на Оксфорд-стрит.

Еще одно поручение – купить елку. Неблагодарное занятие! Елки с правильными формами встречаются только в рекламных объявлениях. Если попытаться найти такую в реальной жизни, неминуемо столкнешься с разочарованием. Твое дерево окажется согнутым вправо или влево. Слишком кустистым внизу или слишком неопрятным сверху. У него обнаружатся залысины или ветки будут расти неравномерно. Даже если ты каким-то чудом обнаружишь идеальное дерево, оно не влезет в машину и, после того как ты привяжешь его к крыше и привезешь домой, ветки поломаются и сомнутся. Ты протиснешься с ним в дверь, отплевываясь от иголок и покрываясь потом, и услышишь только убийственный вопрос, эхо всех прошедших праздников: «Ты что, не мог найти ничего получше?»

Щеки Чарли порозовели от холода, на руках висят блестящие пакеты с новой одеждой и парой туфель.

– Я купила туфли на каблуках, папа! На каблуках!

– Высоких?

– Всего лишь столько. – Она разводит большой и указательный пальцы.

– А я думал, что ты сорванец, – поддразниваю я ее.

– Они не розовые, – серьезно отвечает она. – И я не купила платьев.

Будущий личный врач Господа наливает себе скотч и раздражается, так как мама болтает с Джулианой вместо того, чтобы принести ему льда. Чарли возбужденно открывает пакеты. Вдруг она замирает:

– Елка! Какая милая!

– Еще бы. Я искал ее три часа.

Я сдерживаюсь и ничего не говорю о своем друге из греческой кондитерской на Чок-Фарм-роуд, который рассказал мне о парне, поставляющем рождественские деревья «половине Лондона» из кузова трехтонного грузовика.

Все предприятие показалось мне весьма сомнительным, но я решил разок рискнуть. Мне нужен был безупречный экземпляр, и вот он здесь – совершенство в форме пирамиды, пахнущее хвоей, с прямым стволом и идеально расположенными ветвями.

С самого возвращения я ходил взад-вперед по гостиной, восхищаясь покупкой. Джулиана уже немного устала отвечать на мой вопрос: «Не правда ли, прекрасное дерево?»

Будущий личный врач Господа рассказывает мне о своем решении проблемы транспортных пробок в центре Лондона. Я жду его мнения о елке. Я не хочу подталкивать его. Он говорит о том, что надо разрешить проезд по Вест-Энду всем машинам доставки только в строго отведенные часы. Затем начинает жаловаться на покупателей, которые движутся слишком медленно, и предлагает ввести в магазинах две полосы: для медленного и для быстрого движения.

– Я купил елку, – перебиваю его я, не в силах больше ждать. Он резко замолкает и смотрит через плечо. Потом встает и изучает ее внимательнее, обходя вокруг. Затем отступает, чтобы составить более общее впечатление.

Он прокашливается и спрашивает:

– А получше у них ничего не было?

– А как же! У них были десятки лучших деревьев. Сотни! Эта была одна из худших, хуже некуда, совершенный ноль. Я ее пожалел. Поэтому и принес домой. Я удочерил убогую елку.

Он кажется удивленным:

– Но она вовсе не так плоха.

– Ты невозможен, черт побери! – бормочу я себе под нос, не в силах оставаться в комнате. Почему наши родители обладают способностью заставить нас чувствовать себя детьми даже тогда когда у нас появляются седые волосы, а плата за наш дом смахивает на долг «третьего мира»?

Я ретируюсь на кухню и наливаю себе джина с тоником, пролив джин на стол. Мой отец здесь только десять часов, а я уже лезу в бутылку. Хорошо хоть завтра прибывает пополнение.

В своих детских кошмарах я всегда бежал: спасался от чудовища, или бешеной собаки, или, например, от неандертальца-нападающего без передних зубов и с ушами, похожими на листья капусты. Просыпался в тот момент, когда меня должны были схватить. От этого я не успокаивался. Это беда кошмаров: в них ничто не получает разрешения. Мы просыпаемся, зависнув в воздухе, или прямо перед взрывом бомбы, или оказавшись голыми на людях.

Я лежу в темноте пять часов. Как только я начинаю думать о приятном и дремать, в страхе подскакиваю. Это все равно что смотреть дешевый фильм ужасов, который смехотворно плох, но в котором иногда попадаются сцены, пугающие тебя до смерти.