Амели Нотомб - Серная кислота

• Название: Серная кислота
• Автор: Амели Нотомб
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-389-00014-8

Сюжет романа «Серная кислота» разворачивается в суперсовременном концлагере, созданном по образу и подобию нацистских для небывалого телешоу. Лагерь, однако, вполне реальный, с казнями и истязаниями в прямом эфире. Взоры публики прикованы к двум участницам – прекрасной узнице и звероподобной надзирательнице. Мастер абсурда и парадокса Амели Нотомб делает их противостояние захватывающим – недаром этот сюжетный ход стал ее фирменным знаком и принес ей мировую славу.

---

Амели Нотомб Серная кислота

Часть первая

Настал момент, когда им показалось мало, что люди вокруг страдают, и понадобилось зрелище этих страданий.

Жертвой мог стать кто угодно. Облавы устраивали где придется, хватали всех подряд. Единственным основанием служила принадлежность к роду человеческому.

В то утро Панноника пошла погулять в Ботанический сад. Откуда ни возьмись налетели организаторы и прочесали территорию. Панноника очутилась в фургоне.

Это было еще до первого эфира, и арестанты не подозревали, что их ждет. Они возмущались, протестовали. Их привезли на вокзал и затолкали в вагоны для скота. Панноника заметила, что их снимают: несколько камер отслеживали любые проявления смятения и ужаса.

Она поняла, что сопротивление не имеет смысла, более того, оно будет телегенично. Поэтому всю дорогу лицо ее оставалось непроницаемым. Вокруг плакали дети, негодовали взрослые, задыхались старики.

Их привезли в концлагерь, похожий на лагеря нацистов, исчезнувшие с лица земли не так давно, с одним, правда, примечательным отличием: всюду были установлены телекамеры.

* * *

Надзирателем мог стать кто угодно. Организаторы отсматривали кандидатов и брали тех, у кого «фактурная внешность». Затем надлежало пройти психологическое тестирование.

Здену взяли, хотя за всю жизнь она не сумела сдать ни одного экзамена. Она испытала немалую гордость. Теперь можно всем говорить, что она с телевидения. Двадцать лет, без профессии, первое место работы. Знакомые наконец перестанут поглядывать на нее сверху вниз.

Ей объяснили концепцию передачи. Спросили, не шокирует ли это ее.

– Нет, – ответила она. – Это круто.

Ответственный за кастинг задумчиво сказал, что так оно и есть.

– Таков запрос публики, – добавил он. – Со сказочками, с розовыми соплями покончено.

Из ее ответов на тесты следовало, что она способна ударить незнакомого человека, оскорбить кого угодно без всякого повода, навязать более слабому свою волю и что ее не разжалобишь слезами и стонами.

– Главное – уважать публику, – сказал кто-то из продюсеров. – Мы не вправе презирать ни одного из наших зрителей.

Здена была целиком и полностью согласна.

Она получила должность надзирательницы.

– Вас будут называть «надзиратель Здена».

Ей понравилось, как браво, по-военному, это звучит.

– А ты ничего выглядишь, надзиратель Здена, – сказала она своему отражению в зеркале.

Она не замечала, что ее уже снимают.

* * *

Газеты подняли шум. Журналисты изрыгали пламя, властители умов метали громы и молнии.

А публика после первой же передачи вошла во вкус. Реалити-шоу под неброским названием «Концентрация» оказалось на первом месте по рейтингу. Никогда еще не бывало на экране прямого репортажа из ада.

«Там что-то невероятное творится», – говорили люди.

Камерам было что снимать. Паучьими глазами они обшаривали переполненный барак – нары, парашу, соломенные тюфяки. Комментаторы красочно описывали вонь, сырость и холод, передать которые видеосъемка, увы, не способна.

Каждому надзирателю предоставили несколько минут эфирного времени, чтобы рассказать о себе.

Здена опомниться не могла. Камера будет направлена на нее, на нее одну, в течение целых пятисот секунд. И за этим синтетическим глазом будут миллионы живых глаз.

– Не упускайте возможность вызвать симпатию, – сказал один из организаторов шоу, курировавший надзирателей. – Публика видит в вас тупых скотов. Покажите, что вы люди.

– И не забывайте, что телевидение может стать трибуной для тех, у кого есть жизненные цели, идеи, – подхватил другой с коварной ухмылкой, явно рассчитывая спровоцировать их на немыслимые по жестокости откровения.

Здена задумалась, есть ли у нее идеи. Царивший в ее голове сумбур, который она высокопарно именовала своими мыслями, все-таки не настолько затуманивал ей мозги, чтобы она ответила себе «да». Зато сочла, что понравиться зрителям ей будет несложно.

Таково распространенное заблуждение: люди не подозревают, как уродует их телевидение. Здена репетировала свою речь перед зеркалом, не сознавая, что камеры не будут к ней столь же снисходительны, как ее отражение.

* * *

Зрители с нетерпением ждали встречи с надзирателями, предвкушая сеанс благородной ненависти к выродкам, которые заслужили ее по всем статьям и наверняка еще подольют масла в огонь.

Передача публику не разочаровала. По гнусности и скудоумию выступления надзирателей превзошли все расчеты.

Особое отвращение вызвала у смотревших неотесанная девка по имени Здена.

– Мне двадцать лет, меня привлекает любой интересный опыт. Не стоит предвзято относиться к «Концентрации». И вообще, я лично считаю, что нельзя в принципе никого судить, потому что кто мы такие, чтобы судить? Вот через год, когда съемки кончатся, будет иметь смысл обо всем об этом подумать. Но не сейчас. Знаю, некоторые скажут, что это ненормально, то, что здесь делают с людьми. Тогда я спрошу вас: а что такое нормально? Что такое добро, зло? Это же чисто культурный вопрос.

– Но, надзиратель Здена, – вмешался ведущий, – хотелось бы вам самой оказаться на месте узников? Чтобы с вами делали то, что делают с ними?

– Демагогия! Во-первых, нам неизвестно, что думают узники, их не спрашивают. Может, они вообще ничего не думают.

– Когда режут живую рыбу, она не кричит. Значит, ей не больно, по-вашему?

– Супер! Надо запомнить этот прикол, – загоготала она, рассчитывая расположить к себе аудиторию. – Конкретно, я считаю, раз их забрали, значит, было за что. Говорите что хотите, но, по-моему, это не случайно произошло со слабаками. Вот я лично не неженка, я на стороне сильных. Еще со школы. Во дворе у нас была компания девчонок и разных слюнтяев, я никогда с ними не тусовалась, я была с крутыми. И не строила из себя бедненькую.

– Вы полагаете, что узники пытаются вызвать к себе жалость?

– Конечно. У них очень выигрышная роль.

– Прекрасно, надзиратель Здена. Спасибо за искренние ответы.

Здена вышла из студии чрезвычайно довольная собой. Она и не подозревала, что думает столько всего интересного. И радовалась, что наверняка произвела отличное впечатление.

Газеты разразились филиппиками в адрес надзирателей – за их беспардонный цинизм. Больше всех досталось надзирательнице Здене, изрекавшей менторским тоном удручающие вещи. Журналисты обсасывали так и сяк ее перл насчет выигрышной роли узников; в письмах зрителей говорилось о тупом самодовольстве и бездуховности.

Здена не поняла, за что ее так поносят. У нее и мысли не возникало, что она сказала что-то не то. Она попросту сочла, что пресса и зрители, погрязшие в своей буржуазности, ставят ей в вину отсутствие образования, и списала их реакцию на ненависть к люмпен-пролетариату. «А я-то, дура, еще их уважала!» – думала она.

Впрочем, это у нее быстро прошло. И она перенесла свое уважение на организаторов передачи, теперь ей во всем мире больше уважать было некого. «Они, по крайней мере, меня не осуждают. Иначе не стали бы платить. А платят они много». Что ни мысль, то ошибка. Организаторы над Зденой смеялись. Отвечали на ее уважение презрением. И платили мало.

* * *

Зато если бы у кого-то из заключенных был хоть малейший шанс выйти из лагеря живым, что не предусматривалось, то его, разумеется, встретили бы как героя. Публика благоговела перед узниками. В задачи телевизионщиков входило представить их в достойнейшем виде.

Заключенные не ведали, кого в данный момент снимают и что именно видят зрители. Это удесятеряло их мучения. Когда у кого-то сдавали нервы, включался еще и страх оказаться в объективе. Каждый срыв усугублялся стыдом, оттого что все это попадет в кадр. Действительно, режиссеры не пренебрегали истерическими выплесками.

Но и не акцентировали на них внимание. Они понимали, что для успеха передачи важно как можно выигрышнее показать красоту истязаемых. И довольно быстро сосредоточились на Паннонике.

Панноника этого не знала. Что и было ее спасением. Если бы она заподозрила, что является излюбленным объектом для съемки, она бы сломалась. Но ей казалось, что в таком садистском шоу самое интересное для зрителей – страдание.

Поэтому пыталась не показывать, как ей тяжело.

Каждое утро, когда надзиратели обходили строй, отбирая тех, кто больше не годен для работы и подлежит уничтожению, Панноника скрывала страх и ненависть под маской высокомерия. Когда потом она целый день выгребала камни и строительные отходы из никому не нужного тоннеля, который рыли заключенные, снося побои и брань надзирателей, она тоже оставалась внешне бесстрастной. И наконец, вечером, когда оголодавшим узникам давали на ужин немыслимую баланду, она съедала ее с безмятежным видом.