Шелли Такер - Объятия незнакомца

• Название: Объятия незнакомца
• Автор: Шелли Такер
• Издательство: Библиополис
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996

Удивительная женщина, неутомимый ученый Мари Николь ле Бон, очнувшись в парижской лечебнице, обнаруживает, что у нее нет ни имени, ни прошлого, – трагический случай лишил ее памяти. Прекрасный незнакомец подобно ангелу является к ней, чтобы избавить от страданий. Его нежные признания и клятвы не оставляют у нее сомнений в том, что он – ее муж. В объятиях Макса д'Авенанта она находит убежище от незнакомого, полного опасностей мира. Теплый серебристый свет его глаз сулит ей любовь и защиту. Но красавец-спаситель оказывается самозванцем – английским шпионом, которому поручено извлечь похороненные в ее памяти секреты. Жертва жестокой игры, затеянной военными ведомствами двух государств, он поставлен перед мучительным выбором – между верностью королю и вспыхнувшей в нем страстью к прекрасной пленнице.

---

Он был явно задет ее словами.

– Значит, ты думаешь, что я стараюсь только дня того, чтобы убедить тебя?

– Нет, – поспешно ответила она. – Хотя... иногда думаю. – Она облизнула пересохшие губы. – Наверное, ты просто хочешь завоевать мое доверие, сделать так, чтобы я не боялась тебя. Ведь ты же не хочешь причинить мне вреда? Верно?

В глазах его мелькнула боль, и он снова углубился в книгу. Неужели он обиделся?

– Нет, Мари. Конечно, я не причиню тебе вреда, – на конец, тяжело вздохнув, произнес он. – Я уже много раз повторял тебе это. И я делаю все, что в моих силах, чтобы обезопасить тебя, помочь тебе, но ты, дорогая... С тобой очень непросто.

Она поерзала в кресле.

– Прости меня, Макс. Я знаю, нужно набраться терпения. Знаешь, мне очень нравится то, как мы с тобой проводим вечера. – Она улыбнулась, вспоминая, как он, просмотрев после ужина газеты, учил ее играть в шахматы и в карты. – Но этих ежедневных занятий наукой я понять не могу. И еще я не понимаю, как это может быть, чтобы я любила науку. Должно быть, я была ужасно скучным человеком.

– Вовсе нет. Ты была чудесна, великолепна. Хотя, по чему была – ты осталась такою! Просто раньше ты с удовольствием помогала мне в моих экспериментах. Потому-то я и решил, что для начала, чтобы расшевелить твою память, мы должны заняться химией.

– Для начала? Но ведь мы занимаемся ею уже два дня. Давай прервемся. Сегодня чудный день, светит солнышко. Давай погуляем. Может быть, я увижу что-нибудь и вспомню. Он перевернул страницу.

– Ты прекрасно знаешь, что мы не можем выходить из дома. Не можем по той же причине, по которой я каждый вечер запираю двери в твою комнату. Ведь я делаю это ради твоей безопасности, Мари!

Его тон ясно давал понять, что вопрос исчерпан. Этот тон появлялся у него довольно часто, и изрядно раздражал ее.

Он водрузил на нос очки, окончательно отстраняясь от нее.

– Итак, мы говорили о процессе горения.

– Это ты говорил о нем, – тихо заметила она. – А я в это время скучала.

Не обращая внимания на ее слова, он начал читать:

– Процесс горения обычно сопровождается выделением света и тепла, которые вызывают постепенное или мгновенное плавление материалов, вовлеченных...

Она вздыхала, ерзала в кресле, потом принялась теребить кружева, выглядывавшие из-под рукава платья. Пагода – так назвала эти рукава мадам Перель. В локтях узкие, затянутые лентой, они расходились внизу широким воланом.

Как многого она не помнит. Сколько незнакомых слов, которые нужно учить заново. Вот, например, это ее платье называется сакэ. Широкая юбка, берущая начало от лифа, натягивается на какую-то проволочную корзину, которая называется фижмами и закрепляется на талии, благодаря чему ее бедра кажутся безобразно широкими. А этот корсет, который у нее под платьем... Он поднимает и выпячивает ее груди так, что они едва не вываливаются из лифа.

Она не помнила, приходилось ли ей когда-нибудь надевать подобные вещи, но она точно знала, что ей в них неудобно. Особенно сейчас, когда немного кружится голова и трудно дышать – то пи от духоты, то ли... от мимолетной ласки Макса.

Он, похоже, никак не может понять одной вещи: она не только не помнит химию, но и не желает ее вспоминать. Ее не интересуют ни микроскопы, ни минеральные кислоты, – ничего из того, о чем он так долго распространяется. А что касается сегодняшней темы, то единственное, что она знает или помнит о горении, это...

Свое чувство.

Свет, тепло и быстрое плавление.

Да, пожалуй, определение верно передает его суть, подумала она, бросив робкий взгляд на Макса.

Сегодня он ничуть не походил на разбойника, уж скорее на ангела. Чисто выбритый, в сером сюртуке, он склонился над книгой, и солнце золотило его волосы. В ту первую их ночь пистоль придавала ему ореол таинственности и непредсказуемости, но сейчас, при дневном свете, в очках, он казался человеком культурным, образованным и вполне...

Нет, безобидным его не назовешь.

Твердый подбородок, острый взгляд и мускулы, угадывавшиеся под мягкой фланелью сюртука, не давали ей полностью расслабиться. Она снова поерзала в кресле, отодвигаясь от стола.

К сожалению, мадам Перель не смогла дать вразумительного ответа на вопрос о супружеских правах. Эта пожилая женщина, милая и пухлая, оказалась страшно застенчивой. Вопрос Мари привел ее в такое замешательство, что ее розовое личико стало пунцовым. Позабыв о том, что нужно говорить медленно и понятно, она принялась сновать по комнате, и слова вылетали из нее с той же скоростью, с какой работала ее метла. Она бормотала, что Мари должна с этим смириться и исполнять свои супружеские обязанности.

Единственное, что вынесла Мари из этого разговора, это то, что помимо супружеских прав, существуют супружеские обязанности. Только права – у мужа, а обязанности – у жены.

Но это повергло ее в еще большее недоумение. Кроме того, у нее сложилось впечатление, что она не должна была испытывать того жаркого трепета, какой испытала во время поцелуя. Что подобная реакция с ее стороны не очень прилична. Мадам Перель придерживалась мнения, что настоящая дама остается таковой даже в будуаре.

Но Мари ничуть не стыдилась того, что испытала. Она пыталась вызвать в себе стыд, но не смогла. Видимо, она не настоящая дама, раз ей хочется, чтобы Макс снова поцеловал ее.

При одном воспоминании о его поцелуе ее охватила дрожь. Но за минувшие два дня он ни словом не обмолвился о том, что произошло в ту ночь в ее будуаре, так что и она не заговаривала об этом. Если верить мадам Перель, жена обязана следовать во всем желаниям мужа.

Да, с точки зрения жены, брак не самая справедливая вещь на свете.

– Макс, ты любишь меня?

Он умолк на полуслове.

– Дорогая, почему ты спрашиваешь? Разумеется, я люблю тебя.

Она подняла глаза. Его лицо выражало огорчение, даже боль, но взгляд оставался бесстрастным. Серебристая глубина его глаз по-прежнему казалась недосягаемой и холодной. И очки усиливали это впечатление; они как будто играли с чувствами так же, как зеркало преломляет свет.

– Я спрашиваю, потому что... не чувствую этого. И не помню, каким должно быть это чувство. Мне кажется, я вспоминаю свои чувства к тебе, но не могу вспомнить, чтобы кто-то любил меня.

– Ты вспомнишь. Обязательно вспомнишь. Именно для этого мы так усердно трудимся.

– Но этот усердный труд не приносит результатов. Меня не интересует наука, я хочу вспомнить другие, более важные вещи. – Она опустила глаза и снова затеребила кружевной край рукава. – Своих родных. Я хочу знать, откуда я родом. Хочу помнить свое детство. Узнать, как мы с тобой познакомились. И почему, – она испытующе посмотрела на него, – почему ты женился на мне. Мне нужна память о нашей прежней жизни. Я умоляю тебя, давай выйдем из дома, погуляем, поговорим обо всем этом. Вдруг я увижу что-то, что напомнило бы мне о прошлом.

– Мари, – медленно, с укоризной заговорил он. – Нас разыскивают. Стоит нам показаться на улице, и нас тут же схватят.

– Но может, мы могли бы погулять в парке? Мадам Перель говорит, что тут неподалеку есть чудесный парк...

– Угу. А в нем полно чудесных людей, которым ничего не стоит сообщить о нас властям.

– Ну хорошо, давай тогда погуляем во дворе.

– Нет.

– Макс, я не понимаю, что может случиться, если мы ненадолго.

– Мари, ты сегодня невозможна.

Этот тон был ей решительно не по душе. Уж лучше бы он просто приказал ей замолчать, чем разговаривать с ней так...

Она не могла вспомнить слова, и это усугубляло ее страдания. Путаница в голове быстро перерастала в головную боль.

– Я невозможна потому, что невозможен ты, – заявила она.

– Ты ведешь себя как ребенок.

– Это лучше, чем умирать от скуки.

– Но наука никогда не вызывала у тебя скуку. Наоборот, она будоражила, она захватывала тебя.

– Ну если это будоражило меня, тогда я, право, не знаю, хочу ли я вспоминать прежнюю Мари. Кажется, она мне не нравится.

Он отложил книгу и снял очки.

– Прежняя, новая, нравится, не нравится... Как ты не поймешь, ведь дело не в этом.

– А в чем?

– Вопрос в том, кто ты есть. – Да? И кто же я, Макс?

– Ты моя жена, – медленно, с расстановкой, заговорил он. Его терпение явно иссякало. – Ты все та же Мари Николь ле Бон. Ты много помогала мне в моих экспериментах…

– Знаю-знаю. И про Домино и про замок в Турени. Я обожала белые розы. Но больше всего на свете я, видимо, любила посидеть в солнечный денек в душной комнате над запылившейся книжкой. Все это я знаю. Но, Макс, должна тебя огорчить, ничего этого я не помню. Я не чувствую этого. Мне мало знать, кто я. Я хочу ощущать себя такой. Это не одно и то же.

Нахмурившись, он склонился над стопкой книг, стоявшей на полу у его ног.

– Мари, ты мелешь чепуху. От фактов не уйдешь. Если они вызывают у тебя недоумение и ты желаешь постигнуть их, то делать это нужно при помощи разума.