Марина Бонч-Осмоловская - "Золотое руно"

• Название: "Золотое руно"
• Автор: Марина Бонч-Осмоловская
• Жанр: Современная проза

---

- Под именем рай... А что за Принципы Новой Жизни? - вспомнил Саша.

- Мучиться не будем, если все забуде-е-е-ем... - пропела она. - Тема была на семинаре. Память и традиции - это трупы, а мы не похоронная команда.

- А как ты без России будешь? Чем каменное поле засеешь и пересохшее море наполнишь?

- Мне в России не нравилось и здесь тоже.

Саше нравилась и смешила ее пылкость. Она пламенно убеждала собеседника в идее, а потом благородно утверждала, что иметь то мнение не могла, а думает наоборот.

- Клуб во Франции не появится, и в России тоже, - сказал он. - Там человеческое прошлое ценится.

Она взяла щепотку марихуаны из керамической мисочки и свернула папироску. Курить - было ее самостоятельное решение. Однако, "травку" часто курят те, кто занимается музыкой, литературой или другими искусствами. Она затянулась, улыбнулась смиренно:

- Сашок, французы заказали у Клуба партию ампул. - Он переложил ногу на ногу и отвернулся, а она заметила: - Когда надо, ты - француз с крепкими семейными корнями, то великодержавный патриот, а потом бабушкиной русской душой слушаешь русские романсы.

"Маме бы простил, а тебе нет", - подумал он.

Кэти пожала плечами:

- Ты просто обрусеваешь: катаешься, как сыр в масле, а тоскуешь о несовершенстве: кто? зачем? да почему? Знакомьтесь: принц Датский! - И озадаченно прибавила: - А эликсир-то в ухо вливают...

Глава 10

Утром Саша проснулся от толчков - Кэти, уже одетая, прыгала на нем: вставай, вставай! Он жалобно обещал встать, но едва она отходила от него, мгновенно засыпал. Последний раз она растолкала его после завтрака - он заснул, не успев дать никакого обещания. Она пожурила его, нашла более удачное выражение, отругала покрепче. Саша не шелохнулся. Кэти стала приводить себя в порядок, но тут подвернулся удачный эпитет, и в такт ему она запустила в него скомканной юбкой. Продолжая находить интересные выражения, она открыла бутылку пива и приложила к его губам. Он услышал, как дверь лязгнула металлической цепочкой, запах пива почуял, но не успел возмутиться Кэтиным беспардонным намеком, потому что зачмокал губами. Радостно.

"Интересно, куда она в такую рань потащилась, не в редакцию же?.. - он взглянул на часы, было девять. - К феминисткам, наверное. Но у нее есть я! - Саша забыл, что вчера попросту отказал ей. - Нас, мужиков будут обсуждать, - подумал он удовлетворенно, пивка глотнул и засмеялся: он вспомнил, как однажды Кэти вернулась домой в лифчике, одетом поверх свитера.

Выпив пива, он заснул и, проснувшись только к полудню от большой жары, сбросил одеяло, собираясь поспать еще немножко, как вспомнил, что обещал Сюзи закончить к понедельнику отчет. Осталось полдня. Пора поработать! Он прочитал на кухне Кэтину записку о том, что она на собрании феминисток, выпил кофе, вышел во двор и сел на мотоцикл. Повернул ключ зажигания, а мотоцикл не завелся. Саша захлопотал вокруг него, трогая и подкручивая то, что крутилось и подкручивалось, но это напоминало не работу механика, а магические ублажающие пассы, в которых он прятал свое отчаяние, надеясь на какое-нибудь чудо. Технику он не знал и даже ее боялся. Через полчаса увещевания и задабривания стало ясно, что он в ловушке. Оставалось такси. Бросив во дворе эту бездушную машину, он запер дом и отправился к большому проспекту. Жара быстро и странно нарастала. Он сильно взмок и решил выкурить в сквере сигарету. Сел на лавку, где курила женщина.

- Привет! - она сразу начала разговор.

Саша вежливо откликнулся, отвел глаза. Женщина не отступилась, спрашивая то и се. Ему показалось, что она обращается с ним в точности так, как он только что обращался с мотоциклом. Через четверть часа женщине, видимо, тоже стало ясно, что она в ловушке, и она ушла, бросив на произвол судьбы эту бездушную машину.

"Хорошо, что ушла", - подумал он. "А почему не лучше с ней?" - спросил изнутри какой-то любопытный. Саша ухо подергал, стряхнул пепел на всякий случай и сказал: "Потому что они болтают, "как дела?" да "как дела?", а я не знаю, что на это отвечать". "С каких это пор ты стал так думать?" - удивился тот, другой. Всегда в неподходящий момент являлось мелкотравчатое, въедливое паскудство и, засучив рукава, радостно принимало участие в обличении. Саша промолчал с ангельским терпением. "А ты умеешь иначе, чем они?" - бегло понимал ситуацию в общем неприятный собеседник. Саша встал и пошел выбросить сигарету. Кто-то заворочался, словно с боку на бок перевернулся, устраиваясь удобнее и поджидая ответа. Саша увидел через газон мусорный бачок и отправился туда. Этот непрошенный заметил хитрость и спросил участливо: "Ну ладно, Грег стал тебе чужой... А твой знакомый Марк? Ведь Марк отличный мужик?" Ничего себе! Саша обошел сквер, где в кустах заметил лавку, и только собрался на нее сесть, как услышал себе в спину: "А Кэти?" Он повернул за кусты, обошел их все. Здесь стояла еще одна скамейка, он сел на нее. Когда назойливый голос стал неслышным, захлебнулся вдали, он понял, что нужно с кем-то поговорить. Сегодня! Не с этим, понятное дело, с кем-то другим. О себе... о маме... обо всем.

Перед ним возникла картина, но не сон, а словно приложение к книге из сна. Она ожила, как мультфильм, наполнилась движением, лучистым солнцем. Стали видны повороты реки, домики по берегам, острова на воде и небо над ними. Толстые белые облака поднялись в виде грибов лисичек, из их шляпок закапал длинный сияющий дождь. В лучах солнца на островах вспыхнули россыпи красных и синих ягод. Показались башни гигантских муравейников в рост человека. Саша пригляделся: огромные муравьи бежали по камням и за тысячи лет протоптали в них тропы в ширину человеческой ступни. Из-за поворота реки показался дымок, за ним старый пароход. Звеня и расплескивая трубочки сахарных волн, он подошел к пристани. На ней Саша увидел название, написанное маминой рукой, как будто ее письмецо, пришедшее к нему. И мамины надписи на этом плане местности - волнующиеся, подвижные - названия их города, речки и холма, потом, двигаясь направо, зеленой дорожки к их грушевому дому. Он повернул туда голову. Дорожка зашевелилась и превратилась в мамину руку с вытянутым указательным пальцем - и все пропало.

Он встал с бьющимся сердцем. Постоял, оглядел себя, чувствуя что-то, и заметил, что по его брюкам поднимаются вверх огромные муравьи. Они бегали по картинке! Он стряхнул их, но муравьи не убежали, а подошли, столпились вокруг него кружком и принялись его разглядывать. Так они простояли довольно долго, не отводя от Саши внимательного взгляда. Он скользнул по скамейке в сторону. Муравьи подвинулись за ним. Тот быстро сел на дальний конец, отвернулся и снова взглянул на дорожку. На ней никого не было. "Дифракция! От жары предметы увеличиваются!" - подумал он и понял, что больше тянуть нельзя. Нужно найти Седого и поговорить о матери, он был ее другом. Саша вспомнил, как бежал от него, и ему стало нехорошо. "Лучше начать со священника", - решил он. Надо было повидать отца Михаила до отъезда во Францию, вообще давно... Он хотел увидеть его после похорон. Проводить маму пришли сослуживцы, студенты, пол-университета, только отца Михаила не было, так Кэти сказала, он сам не помнил. И маму не отпевали в храме - самоубийство. И на похороны священник не пришел.

Уже потом его поразило, что людей на похороны собралось много, а после никто не звонил, все ушли и забыли. Он чувствовал что-то тревожное, какой-то смысл крылся в этом факте и приближал его к необъяснимой и мучительной загадке маминой смерти. Они говорили с Грегом и с Кэти. Она руками разводила, только повторяла: "Ведь преуспевающий ученый!" - все это было не то.

Первые месяцы он думать об этом не мог, просто не хотел. Как будто причина для него вообще роли не играла: какая разница, что да почему? - событие поглотило все. Потом, об этом, обвалившем жизнь моменте, он думал полгода. Может быть, в это время он вообще ничем больше не занимался. Как вышло, что он так мало знает? Ее самоубийство было для него полной неожиданностью еще и потому, что она поразительно помолодела в последний год, расцвела, как будто стала одного с ним возраста. Но страдала бессонницей, пила снотворные. Сменила их на антидепрессанты, потому что врач сказал, что надо лечить причину... Он подумал это слово, и у него заныло в груди. Не получалось думать об этом...

Он для чего-то закрутил головой, словно разглядывая сквер, но на самом деле не видя траву, кусты и временами пересекающих сквер людей. Думая о маме, он только краем сознания чувствовал, что это движение прохожих в разных направлениях сродни его душевному представлению о том, что с ней случилось... Машинально, привычным движением он закинул волосы за лоб и, приглаживая их рукой, закрыв глаза, обернувшись взором вовнутрь, словно сам одновременно шел в разных направлениях, только угадывая рядом родной силуэт... Потом он медленно и плотно провел ладонью по лицу, потер горбинку носа и удлиненные щеки, долго тер все лицо и, наконец, уронив руки, явно не понимая, что делает, полез в карман. Оттуда выудил мелочь, карточку для прохода на работу и с большим изумлением уставился на нее, словно видя ее впервые. Особенно интересно ему показалось рассматривать, как она бликует на солнце, так что он в четверть часа крутил ее так и сяк. Наконец, слегка закусив ее край, он понял, что ее безнадежно испортит, а к священнику надо - потом, лучше начать с простого, с документов - ведь он и половины не разобрал. Он сел поровнее. Конечно, это необходимо сделать в любом случае, они горой лежат. Саша с облегчением встал, разгладил покусанный край карточки; весь мамин архив хранился у него в сейфе. Перебрал в руках связку ключей и пошел искать такси.