Лев Правдин - Зал ожидания

• Название: Зал ожидания
• Автор: Лев Правдин
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Повесть о любви, о нравственном поиске.

---

На широкой кровати навалены подушки, какие-то узлы, одежда и еще всякие домашние вещи, и почему-то все очень яркое, цветастое. Среди всего этого, в спешке сваленного, скарба, как в разноцветных волнах, барахталась девочка. Не очень уж маленькая. Лет, наверное, четырех или даже пяти. Она так отчаянно орала и колотила руками, будто и в самом деле тонула.

— Ты это чего? — спросил Федор.

Девочка сразу же перестала орать, с интересом посмотрела на незнакомого мальчика и, кажется, даже улыбнулась.

— А мне скучно, — объявила она. — Все меня бросили тут одну.

— Если кричать, то веселее?

— Покричу, тогда кто-нибудь да придет, и будет веселее.

— Ну, вот я пришёл…

— А ты кто?

Не успел Федор ответить, как в комнату вбежала маленькая очень бойкая женщина и тоже спросила:

— Ты кто? Ты — Федя? Да?

Голос у нее оказался такой звонкий, что отзывалось по всей комнате. Не дожидаясь ответа, она сообщила:

— Ну вот, а мы теперь будем у вас жить. И все мы будем дружить. Ты не возражаешь? Я люблю с людьми дружить. А ты?

Она задавала никчемные вопросы, на которые можно не отвечать, наверное, она и сама это понимала, потому что и не ждала, когда ей ответят. В то же время она суетливо хватала разные вещи, пристраивала их к месту. Так же суетливо выхватила она свою дочку из вороха разноцветных вещей и поставила ее перед Федором.

— Вот, — проговорила она. — Называется Катя. А я — Юлия Ивановна. Хорошо бы вы пошли погулять, а я тут наведу порядок, и тогда мы подкормимся.

— Мне еще уроки учить, — возразил Федор. — И до хозяйству надо…

Но Юлия Ивановна не приняла его возражений:

— Успеешь, Федя, успеешь. А по хозяйству мы тебе поможем. Не вертись, Катюшка, дай-ка я тебя приодену.

Она выхватывала из разных мест красный, в белый горошек платок, пестрый, полосатый свитерочек, красные резиновые сапожки.

— Дядя Федя съел медведя, — проговорила девочка. — Ну, пошли…

Нарядная, румяная, большеглазая, она напомнила Федору яркую картинку из детских книжек.

«Книжечки эти, картиночки для малышей, — с превосходством ученика третьего класса думал Федор. — Детсад это. И надо же было Анюте пустить таких? Возись теперь вот…»

С прежними жильцами никаких хлопот не было, они жили сами по себе, не вмешиваясь в его дела, а эти не успели въехать, как уже начинают командовать, покрикивать, распоряжаться.

Одним словом, прощай, спокойная жизнь.

Так раздумывал Федор, сидя на крыльце, а Катя носилась по мокрой траве, по сверкающим лужам и звонко, на весь двор, выкрикивала:

— Федя! Федюнчик!

Минут пять он посмотрел, но так ему надоело, будто прошло пять часов.

Он поднялся и громко сказал:

— Короче говоря, я пошел уроки готовить.

Катя сразу притихла, немного постояла, подумала, потом подошла к Федору. И такая она показалась послушная, все понимающая, на все согласная, что он даже подумал, будто с ней можно по-хорошему обо всем договориться. Но она тут же развеяла это его предположение.

— Ну ладно уж, пошли, — сказала она и взяла его за руку.

— Это куда еще? — удивился Федор.

— Уроки готовить.

— Тебе этого не надо. Ты тут побегай…

— Нет уж, и я с тобой. Нет уж…

И тут только понял Федор, что от этой девчонки ему теперь уж никогда не отделаться. Теперь так и будет — куда он, туда и она. С отчаянием он опустился на ступеньку. Она сейчас же пристроилась рядом и, подтверждая его горькие мысли, сообщила:

— А я на будущий год в школу пойду. Вместе ходить будем.

«Теперь все, — обреченно подумал Федор, — теперь уж не будет мне жизни…»

Катя начала что-то рассказывать, и не успел еще Федор вникнуть в смысл ее болтовни, как из дома вышла Юлия Ивановна:

— Вот как хорошо вы познакомились, — проговорила она. — Вот я вам еду принесла. Держите-ка. Бери, Федя, не стесняйся.

И сама с бутербродом в руке уселась рядом с Катей.

— Ты всегда такой насупленный или только для первого знакомства? — спросила она.

Не получив ответа, Юлия Ивановна решила:

— Всегда такой. — Вздохнула и сразу же засмеялась. — А это нехорошо — всегда хмуриться. От этого устаешь жить, а ты еще мальчик, хотя и большой уже. Тебе веселее надо жить, бегать, смеяться и даже озоровать.

— За озорство бьют, — рассудительно заметил Федор. — И плакать не дают.

— А ты не по-злому озоруй, а по-веселому.

— Это как?

— А чтобы никому не обидно, чтобы каждый сказал: вот молодчик! А то, что ты хмурый такой и в глаза не глядишь, это всякому, кто с тобой разговаривает, обидно. А ты весело разговаривай, тогда и самому веселей станет.

Такие советы Федор уже слыхал, и не раз. Всех удивляет его немальчишеская степенность, но, чтобы это было кому-то обидно, он не знал. Никто на него не обижался, даже мальчишки-одноклассники. И друзей у него не было — это верно. Человек он был тихий, спокойный, учился средне и все делал обстоятельно, не торопясь. Мальчишки даже уважали его, потому что и за себя постоять мог, и слабых в обиду не давал — силой не был обижен, характером тоже.

Нет, люди на него не обижались, хотя некоторых и беспокоила его серьезность. Особенно учительницу. Он слыхал, как она спрашивала сестру:

«Отчего он у вас такой?»

«От жизни, должно быть, — отвечала сестра. — Жизнь у нас получилась неладная. Это вот уж потом, когда я подросла и работать стала, вроде все у нас пошло, как надо. А сначала-то ох как трудно было… А мы, как видите, все пережили-перетерпели».

Такое объяснение очень понравилось Федору, и он начал гордиться нелегкой своей жизнью и тем, что он все перенес и не согнулся. Такие они с Анютой сильные и стойкие, что им все нипочем.

5

Но вдруг все оказалось не так-то просто, и жизнь сложнее, чем он вообразил.

Вечером, когда Анюта умывалась на кухне за пестрой занавеской, Федор спросил:

— Квартиранты эти… Зачем ты их пустила?

— А чем они не понравились тебе?

Федор нарезал хлеб к ужину и на этот вопрос не ответил.

— А по-моему, она веселая, — говорила Анюта под звон умывальника. — Посмотри, картошка, наверное, переварилась.

В тугом розовом лифчике и черных трусах, волосы растрепаны, на круглых, крутых щеках горячий румянец — она быстро вышла из-за занавески, схватила со стула свой синий байковый халат и, накинув на плечи пошла к двери.

— И еще знаешь что… — Анюта нахмурилась и проговорила, как бы на что-то досадуя: — В больницу мне лечь придется. Ну, ненадолго, на день, на два. Все-таки ты не один будешь в доме.

— Больница? — удивленно посмотрел Федор на сестру: стоит у двери, такая большая, крепкая, здоровая… Зачем ей больница?

Хотел спросить ее, но не успел: она покраснела и поспешно ушла в комнату. Скоро она вернулась, в том же халате, но уже надетом как следует, и причесанная. Только начали ужинать, явилась Юлия Ивановна — такая красивая, что Федор от удивления поперхнулся. На ней было голубое в розовых цветах платье, в ушах сверкали большие серьги, и на шее — ожерелье из крупных красных бусин.

— Ах, я опоздала! — весело воскликнула она. — Вы уже ужинаете, а у нас новоселье. Так что вы уж не откажите!..

Анюта велела Федору надеть новую полосатую недавно купленную рубашку и сама нарядилась в серое шерстяное платье. Из верхнего ящика комода достала черные бусы, надела их, заглянула в зеркало, усмехнулась и сняла. Если уж бог красотой обделил, так хоть золото на себя нацепи, краше не станешь. Так она давно решила и ни на что уже не надеялась, хоть очень это трудно, когда тебе двадцать с небольшим. Все еще высматриваешь в себе что-то скрытое до времени и самой даже невидимое, что должно вспыхнуть и осветить, — ну, хоть не красоту, а привлекательность. Вот бусы эти купила, все надеть не решалась, да вдруг и отважилась. Нет, не то. Бросила бусы и ящик захлопнула так, что даже зеркало на комоде покачнулось.

— Ну, пошли, — проговорила она так трудно, словно не на праздник званы, а на похороны.

Заглянула напоследок в зеркало. В зеркале увидела братика: стоит в новой рубашке и ждет, когда сестра кончит прихорашиваться. И взгляд у него такой же, какой был перед ужином, когда спросил про больницу.

— Пошли. Свет выключи. — И уже в сенях, закрывая дверь, торопливо проговорила: — А в больницу вот зачем: на исследование. Такой у нас порядок.

Она говорила неправду и была рада, что в сенях темно, как будто в темноте легче обмануть человека, чем на свету. А ей надо было обмануть брата: совсем не за тем ложилась она в больницу, но сказать зачем — она не могла. Ни ему и никому другому. Надо хоть на время все сохранить в тайности, в темноте, а потом, пройдет время, все забудется, да так и останется в потемках памяти.

6