Збигнев Ненацкий - Соблазнитель

• Название: Соблазнитель
• Автор: Збигнев Ненацкий
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9637-0021-1

Збигнев Ненацкий (Zbigniew Tomasz Nowicki) (1929–1994) – прозаик и драматург, один из самых популярных авторов Польши. Его книги, прежде всего предназначенные для молодого читателя, выходили миллионными тиражами. По сценариям З. Ненацкого ставились многочисленные фильмы и телевизионные сериалы. Однако в 1980 году он написал книгу, которая вызвала большой скандал в польской прессе. Общепризнанный мастер, пишущий для молодежи, выпустил роман, в котором создал нового необычного героя: некоего Дон Жуана, который испытывает чувство вины за десятки беззаботно совершенных флиртов и искупает ее тем, что возвращает веру в любовь, пытается научить любви несчастных женщин, которые потеряли веру в возможность ее пережить. «Соблазнитель» имел огромный успех в Польше, его многократно переиздавали, но вся пресса разделилась на издания, которые либо хвалили, либо ругали эту книгу, удивительно точно ставившую вопрос о месте сексуальности в нашей жизни, об ответственности писателя, создающего силой своего воображения образы героев, которые становятся образцом для подражания реальным людям, что порой оказывает на их жизнь отнюдь не благотворное влияние.

Роман на русском языке публикуется впервые.

---

Нет, это не «настоящие» мои читатели. Те обычно только пишут письма или приезжают на автомобилях в обществе пап и мам. А ко мне приходят те, кто уже вырос или почти вырос, а это значит, что им можно ходить туда, куда они хотят и когда хотят. Но в их памяти остался автор книг, которые им когда-то нравились и которым они доверяли. Сейчас у них другие проблемы и заботы, а ко мне они являются, чтобы, быть может, еще раз кому-то, кому они верят, рассказать о них.

Меня спрашивает молодой мужчина: «Почему я не могу понравиться, почему мной не может увлечься какая-нибудь девушка? Почему одним это удается легко, а я всегда один и страдаю от одиночества? Вы даже не представляете, как сильно я страдаю…».

Меня спрашивает молодая девушка: «Почему я не могу подружиться с каким-нибудь парнем? Они бегут от меня, хотя я не глупее и не страшнее многих. Знаете ли вы, как страдает такая девушка?…».

Кто я такой, чтобы отвечать на подобные вопросы? И есть ли вообще ответ на них? Может, с утра пораньше поднять паруса на мачте и уплыть на весь день или повесить на калитке записку с таким текстом: «Жизнь взрослых людей очень сложна, и писатель не имеет права давать однозначные объяснения. Писатель вообще ничего не обязан. Здесь не дают ни ответов, ни советов».

А потом приходит осень, пустеют берега озера, собака все реже лает у калитки. В прибрежных кустах валяются разбитые бутылки, металлические пробки от пива, ржавеющие консервные банки. В милицейских протоколах зафиксированы истории о драмах, которые разыгрались под разноцветными палатками, об изнасилованиях, о сифилисе, которым заразился он или она, – наивное молодое человеческое существо.

Разве я несу за это какую-нибудь ответственность? Думаю, что да, так же как и каждый из вас, взрослых людей. А может, даже чуть большую, поскольку мне дан талант сочинять истории. Но как-то один критик сказал мне: «Какое вам дело до грязи, которая существует в жизни? Ваше дело – рассказывать красивые и безмятежные истории для мальчиков и девочек в периоде созревания».

Это правда. Но в одно прекрасное утро, в конце июля, когда я, как обычно, шел по дороге мимо старого дуба, мой пес, который меня сопровождал, грозно зарычал и бросился в растущие неподалеку густые кусты, хотя раньше такого никогда не бывало, потому что он вышколен и не гоняется за дикими животными. Я пошел за ним и увидел нагую девочку лет тринадцати с посиневшим лицом и широко открытыми от ужаса глазами. На шее девочки были заметны ставшие почти черными следы чьих-то пальцев.

Я помню момент, когда милиция вела убийцу – двадцатидвухлетнего парня с благородным, красивым лицом и невинными глазами. Его окружал кордон милиционеров, а изо всех туристских лагерей прибежали девушки, проводящие здесь свои каникулы, – обычные девушки в залатанных джинсах, вытянутых свитерах и с заплетенными в толстые косы волосами. Они дергали милиционеров за мундиры, стараясь дотянуться до убийцы и ногтями расцарапать ему лицо, душить его, удовлетворить свою жажду ненависти и мести. А я смотрел на них и думал: «Разве никто из вас не несет вину за то, что случилось? А я, как писатель? Возможно, он был у моей калитки, а я поднял парус на моей яхте и уплыл, поскольку меня не должна касаться грязь этой жизни?».

Молодых людей учат, что ничего проще любви на свете нет. Главное, что он любит ее, а она любит его, и все идет прекрасно, и нет никаких проблем. И он вам поверил, полюбил девушку – может быть, он ее слишком сильно любил? – а у него ничего не получилось. Девушка его высмеяла. И с тех пор его мучил страх, что у него снова ничего не получится, страх постоянно усиливающийся, из-за которого у него никогда не получалось, да и не могло получиться, поскольку нет ничего страшнее такого страха. Он приехал сюда вместе с друзьями, под разноцветные палатки. Парни привели девушек и все это делали на его глазах, а он боялся. И ненавидел окружающих его девушек – свободных и никому не отказывающих. Он мог попробовать с любой из них, но боялся, что у него снова не получится, девушки его высмеют и обо всем расскажут парням. Поэтому он присмотрел себе тринадцатилетнюю, о которой думал, что она ничего не знает о любви и если у него не получится, то девочка ничего не поймет и не высмеет его. Но она не хотела, защищалась, кричала. Он задушил этот крик. Навсегда. А если бы он знал… Если бы хоть одна девушка…

Честь и хвала твоей памяти, доктор Ганс Иорг. Ты был прав. Надо «очистить от лжи» любовь, чтобы в нее снова поверить. Нельзя поднимать паруса, когда у калитки собака сообщает о прибытии гостей. Привет, Ганс Иорг, мой герой с этикетки на коробке чая. Мы условимся еще как-нибудь о встрече, но уже в другое время, возможно, даже под другими фамилиями, чтобы постоянно разрушать и строить.

Разве не забавно звучит это объявление в газете? «Мартин Эвен – мужские и дамские обнаженные натуры, без отклонений в сторону порнографии».

С каких пор мое воображение мучает мысль о человеке, у которого свое ателье на Grands Boulevards? Похож ли он хоть немного на меня? Улыбается ли он так же как я, терзают ли его такие же, как у меня, сомнения и тревоги? Видел ли он когда-нибудь задушенную тринадцатилетнюю девочку и смотрел ли в глаза ее убийце, находя в них страх перед любовью? Писала ли ему письма молодая, одинокая сельская учительница? Чувствовал ли он, что все, чем он занимается, вряд ли много стоит, если столько одиноких и несчастных людей ходит по свету с представлениями, в которых полно ложных мифов и иллюзий?

Я верю, что когда-нибудь снова встречу Ганса Иорга, а также, возможно, Мартина Эвена. Но на этот раз я постараюсь играть с ними открытыми картами и не обманывать в игре. Не буду заставлять их верить в то, что пишу произведения типа «Розамунда», что у меня жена – школьный инспектор, ибо, откровенно говоря, даже не знаю, как эта работа выглядит, или что моя жена – кинематографист, поскольку даже не представляю, чем занимаются кинематографисты. На самом деле моя жена работает врачом-стоматологом, или, как говорят, просто дантистом, ежедневно ездит в сельский медицинский пункт, расположенный в двенадцати километрах от моего дома. Иногда ее нет дома несколько дней, это значит, что она на санитарной машине ездит по школам лечить детям зубы. У меня сын – студент медицинского института и дочка, которая ходит в лицей… Однако, черт возьми, я собирался писать не автобиографию, а роман об ответственности писателя.

А все же, не приходило ли вам когда-нибудь в голову, что, быть может, каждый писатель имеет не только своего Ганса Иорга, но и Мартина Эвена – мужские и дамские обнаженные натуры без отклонений в сторону порнографии?…

* * *

После прощания с Гансом Иоргом в моем доме воцарилось мрачное настроение. О литературе никто не говорил, как в доме повешенного не вспоминают о веревке. Но когда на воскресенье приехали дети, жена осмелилась спросить во время обеда:

– Ты в самом деле взял этого Иорга с чайной коробки?

– Да, – признался я откровенно. – В доме моих родителей была старая коробка из-под чая. На ней был изображен то ли китаец, то ли японец с надписью: «Hans Jorg tea». Ведь ты знаешь, что у меня не слишком богатая фантазия и мне приходится все брать из окружающей меня действительности. Я даже фамилию не могу придумать.

– А Иоанна? – спросила меня дочка.

– Подозреваю, что это художница, которая каждый год летом приезжает отдыхать к нашему лесничему, – догадалась моя жена. – Она постоянно пьет и ругается со своим мужем. Не понимаю, Генрик, почему ты создаешь типы мужчин, совершенно на тебя не похожих. Насколько я тебя знаю, ты бы ни минуты не задумался, влепил бы ей пощечину.

– Конечно, отец бы ей врезал, – заявила Уршула.

– А я бы этого сделать не мог, – вдруг вмешался в разговор мой сын.

Мы посмотрели на него. Неожиданно я заметил, что мальчик очень бледен, у него неуверенный взгляд, темные круги под глазами и немного дрожат пальцы. Я почувствовал, что, вероятно, в его жизни произошло что-то плохое и, если я не протяну ему руку, мой мальчик утонет.

– Зайди ко мне сегодня вечером, – предложил я ему, и в этот момент он покраснел.

– Я никогда бы не полюбила такого ущербного придурка, как герой несостоявшегося отцовского романа, – ораторствовала за столом Уршула. – Мужчина должен быть жестким, отважным…

– Заткнись! – прикрикнул я на дочь.

Вечером я читал книгу Вольфганга Виклера о золотистых цаплях: «В закрытой, хорошо обеспеченной кормом колонии золотистых цапель Отто Кениг обнаружил явление, которое полушутя, полусерьезно определил как „разнузданность от достатка“. Молодые цапли, уже созревшие в половом отношении особи, постоянно продолжают клянчить у родителей корм (и в самом деле, старые цапли их кормят, поскольку молодые довольно нахальны и родителям ничего не остается как их кормить). Случается даже, что молодые цапли выклянчивают у родителей корм, который потом отдают собственным детям! Одновременно гнездо продолжает оставаться спальным местом для всей семьи. Следующей весной молодые цапли стремятся вывести птенцов в том же месте, где они выросли, следовательно, строят свое гнездо на гнезде родителей. Молодой самец подбирает себе в партнерши по возможности хорошо знакомую особь, другими словами, ту, которая была с ним всегда рядом, а это или одна из сестер, или мать. Тем временем отец вовсе не отказывается от своих прав, так что сын играет роль мужа, только пока отец где-то летает. Эти цапли не приобретают тех необходимых качеств, которые обычно перенимает молодая цапля, когда, покинув родителей, ей приходится самой устраивать жизнь».