Наталья Пушкина-Меренберг - Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой)

• Название: Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой)
• Автор: Наталья Пушкина-Меренберг
• Издательство: Захаров
• Жанр: Исторические любовные романы
• ISBN: 5-8159-0483-Х

Рукопись этого романа — листы старой бумаги с готическим немецким текстом — граф фон Меренберг, правнук А.С.Пушкина, получил в наследство от своей тетки. И это «наследство» надолго было закинуто в шкаф. Летом 2002 года дочь графа фон Меренберга Клотильда вспомнила о нем и установила, что рукопись принадлежит перу ее прабабушки Натальи Александровны Пушкиной (в замужестве фон Меренберг).

Чем больше она вчитывалась в текст, тем больше узнавала в героине романа Вере Петровне автобиографические черты младшей дочери Пушкина Натальи, в ее матери и хозяйке дома — Наталью Николаевну Пушкину, а в отчиме — генерала Ланского.

В романе Н.А.Пушкина описала свою жизнь, переработав в нем историю своего первого брака. Очевидно, влечение к перу она унаследовала от своего отца, на которого была так похожа.

А теперь читайте сами!

---

Приключение казалось ей делом обычным и совершенно естественным. А Любочка освоилась не так быстро. Ей потребовалось присутствие Бориса и его живое общение, чтобы заглушить угрызения совести.

Петербургские балы в Опере подражали парижским. Северная столица полагала, что во многом она должна следовать примеру города на Сене. Если в Париже внешний глянец и помпезность обеспечивались мощью денег, то императорский театр не испытывал никаких трудностей в этом отношении и даже превосходил тогдашнюю парижскую Оперу по богатству декораций и оформления. Нельзя не заметить, однако, французский esprit,[3] живость парижан, падких до развлечений, которые умели предать какую-то особенную пышность этим ночным праздникам. В нем принимали участие с одинаковым удовольствием и настоящим галльским весельем все слои населения, от самых высоких до самых низких. Праздник уравнивал всех. Это была республика свободного духа, в которой царили только юмор и смех.

В Петербурге было намного тише и манернее, и в оперных балах могли принимать участие только высшие слои общества. Однако и здесь не исключалось некоторое присутствие театрального мира и Demie monde,[4] видных представителей которого Париж шлет щедрым жителям Севера. Несмотря на это, в Петербурге сохранялся степенный и приличный тон, и знатные дамы, любившие маскарад ради маленьких интриг, не стеснялись там появляться. Полиция строго следила за порядком и слишком большие вольности пресекала в зародыше.

Сам царь со своими взрослыми сыновьями не пропускал оперных балов, с относительной свободой общался с масками и находил в этом развлечение. В свете поговаривали, что он не такой уж безупречный супруг, каким хочет казаться, и что многие из красивых верноподданных дам не были к нему жестоки. Они находили, что маскарадный бал очень удобен для завязывания новых связей.

Когда Беклешов со своими двумя «домино» вышел из кареты, а кучеру было приказано ждать в определенном месте, к Борису приблизился человек в маске и что-то сказал ему на ухо.

— Дуняша, — обратился Беклешов к горничной, — здесь мой друг, который готов тебе служить. Я советую тебе принять его предложение, ты хорошо проведешь с ним время.

Два раза повторять это горничной не пришлось. Она тут же повисла на руке неизвестного и исчезла с ним в толпе.

— Кто этот незнакомец, с которым ты отослал Дуняшу? — спросила беспокойно Любочка. — Она будет болтать без толку с ним, а если тот предложит ей еще и выпить, то она выдаст нашу тайну.

— Не беспокойся, дорогая. Это — Василий, мой слуга, мой раб. Ему Дуняша может сказать, что захочет, он не выдаст. Он молчалив как могила.

Сказав это, Борис стал пробираться через толпу масок.

Время между двенадцатью и часом ночи было лучшим временем праздника, когда бал привлекал наибольшее число посетителей. Городские театры и частные клубы закрывались, и элегантные молодые люди приходили на бал после выполнения своих общественных обязанностей. Борис предусмотрительно выбрал этот час, когда он рассчитывал быть менее заметным.

Убранство зала в высшей степени поражало своим великолепием. Море света слепило глаза. Экзотические деревья и цветы из царской зимней оранжереи создавали атмосферу тропического сада. Журчащие фонтаны распространяли свежесть и прохладу, а небольшие рощицы, расположившиеся в затемненных укромных местах, соблазнительно манили к доверительному диалогу. Сцена соединялась с театральным залом, отчего пространство зала казалось огромным, и Любочка, которая с Громовыми часто посещала Оперу, не ориентировалась в новой обстановке.

Музыка двух военных оркестров, многие тысячи человеческих голосов, шум водопадов и необычное зрелище мелькающих вокруг людей в масках привели Любочку в такое замешательство, что она от страха судорожно прижалась к руке своего спутника.

Бориса тотчас окружило много знакомых, возбужденных любопытством к его даме в маске. Они чуяли здесь что-то особенное, некую интригу, возможно, великосветскую, которая здесь ждала своего продолжения. Неудивительно поэтому, что его закидали вопросами в надежде получить ответ и открыть тайну его дамы в маске. Сама Любочка боялась выдать себя голосом. Ей было душно в этой толпе масок, и она благоразумно хранила молчание.

Говорил один Борис. Язык у него был проворный, и с помощью анекдотов и остроумных ответов ему удалось в конце концов отбиться от любопытных. Лишь только он собрался с Любочкой скрыться в пестром потоке масок, как встретил своего отца. Увидев его, Любочка испугалась. Это был первый знакомый, которого она встретила.

— А, Борис! — сказал генерал. — Я рад видеть, что ты хорошо проводишь время. Могу я в качестве третьего присоединиться к вам?

— Ты позволишь мне сегодня остаться наедине с моей спутницей, отец, — ответил Борис. — Она хочет побыть со мной наедине. Не правда ли, красивые маски? — обратился он к ней.

Любочка молча кивнула головой.

— О, это выглядит довольно загадочно, — ответил генерал. — Боишься раскрыть инкогнито. Тогда я, конечно, не буду мешать.

Он отошел от них, мигнув черному домино с желтым бантом на плече, стоявшему рядом с ним. Тот подошел к нему, и он прошептал ему несколько слов на ухо, указав на Бориса.

— Слушаюсь, — сказала маска и отошла от генерала.

Любочке вовсе не нужна была свобода, которую предоставляла ей маска, и она больше всего боялась быть узнанной.

После прогулки по залу ей захотелось вернуться с Борисом в маленькую рощицу, чтобы пошептаться с любимым. Там их окружали цветущие кусты камелий, гиацинты и фиалки наполняли воздух одуряющим ароматом. Кусты заглушали звуки музыки. В тот самый момент, когда они присели, черное домино с желтым бантом прошмыгнуло рядом. Оно незаметно следовало за ними за зеленой изгородью, отделявшей их укромное местечко от любопытных глаз.

Утомленная шумом и жарой, Любочка сняла маску, чтобы освежиться. Здесь она чувствовала себя в безопасности от нежелательных встреч и в первый раз за вечер в полной мере испытала блаженство быть наедине с Борисом. Без всякого стыда и отбросив предрассудки, она дала волю так долго скрываемым чувствам. Лицом к лицу, рука об руку с любимым она забыла об окружении и с бесконечным наслаждением слушала уверения в его любви. Она жадно впитывала каждое его слово, подобно тому, как раскаленная от засухи земля впитывает струи дождя. Для дела Борис не скупился на обещания и клятвы в вечной любви. У Любочки не должно было остаться ни малейшего сомнения в том, что их чувства взаимны.

О своих настоящих планах и намерениях он еще не сказал ни слова. Тайный визит на бал так легко и хорошо удался, что он предвидел его неоднократное повторение. Так как весь карнавал был еще впереди, он верил, что убедит Любочку в полной безопасности и лишь после этого сделает ее соучастницей своих планов.

Целый час пролетел за любовными разговорами. Борис посмотрел на часы.

— Дольше мы не можем задерживаться, дорогая Любочка, — сказал он. — Время идет, а мы должны вернуться домой, не подвергая себя опасности.

— Мы уже должны расстаться, мой ангел? — печально сказала Любочка. — Я неописуемо счастлива!

Вместо ответа Борис поцеловал ее. Потом он сказал:

— Мы встретимся снова на следующем балу, если ты не боишься. Ты видишь, однако, что никакой опасности нет.

Эти слова перед расставанием утешили Любочку. Она снова надела маску и об руку с Борисом пошла к выходу. Вряд ли они слышали шаги за собой. Скрытое оградой рощицы, черное домино с желтым бантом шло за ними и проводило их до самой кареты.

Без затруднений Любочка добралась до дома, где, не встретив ни одной живой души, пробралась в свою комнату.

Глава десятая

Теперь Любочка с Борисом посещали маскарадный бал каждую неделю. В большом танцевальном зале они не задерживались и тотчас направлялись в свою рощицу, где при первом посещении пережили такие счастливые часы. Любочка не уставала говорить о своей любви и выражала свое чувство по-разному, в разных тонах и формах. Подчас она высказывала надежду, что ей не придется долго скрывать свою любовь и скоро супружество навсегда соединит ее с любимым. Когда она заговаривала о свадьбе, Борис становился сдержан и молчалив. Он говорил ей тогда о терпении, о трудностях с отцом, которые он должен преодолеть, так как находится в зависимости от него, и о том, что чрезмерная спешка опасна для их будущего.

Не матримониальный, а совсем другой план был у него задуман. Он ломал голову над тем, как найти повод, как найти путь, чтобы, не возбуждая недоверия Любочки, открыть ей этот план. Но его всегда ловкая находчивость отказывала ему служить в этом деле.

Он хотел подготовить Любочку к будущему и часто говорил о Владимире Островском, подчеркивал антипатию, которую тот ему внушает, и все же никак не понимал, как произнести последнее, решающее слово. Ему было страшно посвятить Любочку в свою тайну, оказаться по доброй воле в ее руках.