Юрий Крымов - Танкер «Дербент»

• Название: Танкер «Дербент»
• Автор: Юрий Крымов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1986

Однажды ночью на борт танкера «Дербент» радио приносит весть о загорании нефти на танкере «Агамали». Несмотря на пожар, грозящий перекинуться на их судно, команда «Дербента» спешит на помощь.

Юрий Крымов погиб в сентябре 1941 года в бою у села Богодуховка на Полтавщине. Ему было тридцать три года. Жизнь писателя оборвалась в самом начале его творческого пути. В памяти советских читателей Юрий Крымов остался как автор прекрасных повестей «Танкер „Дербент“ и „Инженеры“.

В 1939 году за повесть «Танкер „Дербент“ писатель был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

---

На собрании его уговорили идти проливом, и он согласился, потому что риск казался ему небольшим, а кругом рассуждали о смелой рационализации Стаханова. Но, поднявшись на мостик, он вспомнил аварийный случай с «Кавказом», севшим на мель у Бирючьей Косы, и уверенность его исчезла. По палубе тащили ржавые цепи и бухты тросов, из кладовых машинного отделения выносили тяжелые цилиндрические предметы, назначение которых было известно механику. Пока Басов стоял на палубе и торопил рабочих, Евгений Степанович спокойно прикидывал в уме, сколько может весить вся эта масса тяжестей. Но механик скрылся в машинном отделении, и тогда Евгений Степанович внезапно ощутил беспокойство, – все-таки никто так не делал до сих пор. А вдруг запасные части понадобятся в море или не хватит топлива во время шторма!

Евгений Степанович охотно поговорил бы с первым помощником, он даже заговаривал с ним несколько раз, но Касацкий отвечал односложно и, видимо, был чем-то удручен. Лицо его побледнело, явственно обозначилась старческая одутловатость щек, которой раньше не замечал Евгений Степанович. К тому же от Касацкого пахло водкой и глаза его мрачно, нехорошо блестели.

– Что с вами? – шепнул Евгений Степанович, когда они на минуту остались одни. – У вас больной вид. Случилось что-нибудь?

– Голова болит…

– Всё рюмочки. Бросили бы вы, ей-бегу!

– Отстаньте… В кино мне, что ли, бегать прикажете? Слушайте… Все они там очень молоды. Или мне это так кажется? Я говорю о тех, на палубе.

– Не так уж молоды. Басову лет тридцать. Вот он стоит.

– Нет, он мальчишка… Способный мальчишка, и только!

– Не понимаю.

– И не надо вам понимать. Вы – старик.

– Вам бы прилечь… Что с вами?

– Пустяки. Смотрите на Алявдина.

Второй помощник взбежал на мостик и остановился, переводя дух. Он посмотрел на часы и счастливо улыбнулся.

– Семь тысяч тонн взяли за три часа, – сообщил он, сияя. – Здорово, Евгений Степанович! Никогда так не работала пристань. Я сбегал в насосную, поблагодарить хотел, а они смеются. «Мы, – говорят, – на стахановцев сегодня работаем. Покажите себя в море, вот и вся благодарность». Однако нам пора оттянуться в глубину, эта пристань мелкая, Евгений Степанович.

– Что же, давайте оттянемся, – согласился капитан, – как вы думаете, Олег Сергеевич?

– Не знаю… Вам видней.

– Оттягиваться, – решил капитан, внезапно повеселев, – подите, голубчик, оттянитесь шпилем метров на десять. Так вы. говорите, все идет хорошо?

– Отменно хорошо, Евгений Степанович!

На пристани рабочие поднимали шланги. Оттянутые в сторону, они повисли над причалом, роняя черные струйки мазута. Загремели шпилевые электромоторы «Дербента». Судно медленно скользило вдоль пристани в глубину и остановилось. Теперь поставили только один шланг для налива последней тысячи тонн груза. Стемнело. На палубу вылез Гусейн и присел на ступеньку трапа. Он мурлыкал тихонько, вытирая тряпкой лицо и голую грудь, ловя ноздрями свежий морской ветер. По сходням прошли матросы, вернувшиеся из города. Среди них был Володя Макаров. Он подошел к Гусейну, откозырял и щелкнул каблуками.

– Задание выполнено, – сказал он шутливо, – приказали кланяться. С большой любовью изволили отзываться о вашей особе. Я даже прослезился.

– Брось паясничать, – нахмурился Гусейн. – Что она сказала?

– Нет, правда. Видно, она крепко ждала тебя, потому что, когда я сказал, что ты занят, у нее голосок оборвался. Интересно, какая она?

– Не твоего ума дело… Ах, черт… Вот горе, Володька!

– Какое же горе? Я ей сказал, что мы выходим в стахановский рейс, она стала расспрашивать и будто повеселела. Кажется, ей понравился мой голос, между прочим. В конце концов меня выгнали из телефонной будки. Славная девчонка!

– Много ты понимаешь…

Рабочие на пристани закрыли задвижку трубопровода и взялись за цепи подъемного механизма шланга. Погрузка кончилась. Оглушительно грянул металлический голос «Дербента», и в нем мгновенно утонули все звуки. Потом рев оборвался, и издалека откликнулось эхо коротким басистым лаем.

– Погрузку закончили за три часа семнадцать минут, – сказал Володя, взглянув на ручные часы. – Молодцы пристанские! Так быстро мы еще никогда не наливались. Теперь только давайте узлы, товарищи мотористы.

Гусейн вскочил и потянулся, весело улыбаясь:.

– Сейчас исправили топливный насос. Дадим в пути узлов тринадцать, не меньше. Довольно тебе? Эх, и побежим мы сегодня, Володька! Славно побежим!

4

Около полуночи штурман Касацкий вышел из каюты. Преувеличенно твердо ступая по влажному настилу, он прошелся вдоль спардека и прислонился к шлюпбалке, подняв вверх острый подбородок.

На краю неба, в сизых облаках, блестел язычок молодого месяца. Дрожащее зарево портовых огней утопало в море.

Касацкий ахнул, позевывая, передернул плечами и пошел, четко выбивая каблуками, мимо вахтенного, посторонившегося при его приближении, по трапу на мостик, мимо рубки, вниз, – и вот опять та же шлюп-балка, изогнутая в виде вопросительного знака, с блоком на конце, мокрый брезент, осыпанный блестками месяца, огни на клотиках мачт, огни на краю моря.

– Домзак! – громко сказал Касацкий, вздрагивая от звука собственного голоса. – Прогулка окончена. Не угодно ли обратно в каюту, Олег Сергеевич?

В коридоре под потолком горели матово-пыльные лампы, белели дощечки на дверях. Внизу звякнуло. Из каюты Алявдина сладко в тишине заныл патефон. Штурман качнулся на каблуках и загремел связкой ключей.

– Танцуете? – пробормотал он сквозь зубы. – Танцуйте, кретины! А все-таки вы в домзаке…

Он вернулся к вахтенному.

– Хрулев?

Матрос вытянулся, смутно вырисовываясь в темноте.

– Подойди ближе. Ну, как у вас там дела? – спросил Касацкий, зевая. – Скучно, брат.

– Оно конечно. Ночная вахта – собака.

Хрулев переминался с ноги на ногу, стараясь разглядеть лицо штурмана.

– Ну, как, ты доволен работой? – небрежно спрашивал Касацкий. – У нас перемены большие – премиальные получаем. Ты рад?

– Конечно рад, а то как же…

– Значит, доволен?..

– Да ведь как сказать…

В темноте лица их неопределенно белели, и голоса нащупывали друг друга осторожно.

– У нас ведь завелись знатные люди. Как это тебе нравится? Почитать газеты, так можно подумать, что один татарин Гусейн выполняет план, а другие – так себе, мусор.

– Это что и говорить. Страсть обидно…

– Уж тебе-то, брат, никогда не быть знатным. Фигура не та. Вот мальчишка-радист – другое дело.

– Ну, это еще посмотрим! Вчера у них двигатель зашалил. Освещение погасло… Я все замечаю.

– Молодец, у тебя голова на плечах. Ты должен знать обо всем, что делается на танкере. Сегодня двигатель, а завтра еще что-нибудь зашалит. Тогда мы сумеем поставить все на место.

– Кабы в открытом море авария…

– Ч-ш-ш!.. Что ты такое говоришь? Кто там стоит внизу?

– Боцман; он плохо слышит.

– Хорошо. Тебя учить – только портить. Ты понимаешь, что на мне теперь все держится? Капитан у нас – пустое место.

– Старичок, – хихикнул Хрулев, пододвигаясь. – Я все замечаю. Так что не сомневайтесь, Олег Сергеевич.

– Молодец. Я буду разговаривать с тобой, когда найду нужным, – говорил Касацкий, поглядывая на далекие огоньки в море.

Он повернулся и снова проделал весь уже пройденный путь.

Одна из дверей приоткрылась, в нее просунулась круглая голова, покрытая редкой серебряной щетинкой. Голова замерла неподвижно, поблескивая стеклами очков.

– Евгений Степанович! – радостно воскликнул Касацкий. – Неужели вы не спите еще? А я мучаюсь, родной мой! Болит вот здесь, – он приложил ладонь к груди, – огромный злой червяк, червячище… Он меня съест когда-нибудь, вот штука! Но как же вы не спите?

Капитан протиснулся сквозь дверную щель и погладил череп.

– Я перечитывал «Песнь о Соколе», – сказал он, размягченно улыбаясь, – помните ее, голубчик?.. «Рожденный ползать летать не может»… Сколько в этом гордости для крылатых и сколько горечи… для тех, кто не может летать!

Касацкий захохотал.

– Дуся мой, все это вздор… Но я рад, что вы не спите. – Он качнулся на каблуках и с пьяной нежностью вытянул губы.

Капитан отодвинулся и пошевелил ноздрями.

– Вы пьяны, Олег Сергеевич, – сказал он печально. – Когда же это кончится у вас? Поправьте фуражку.

– Пьян, конечно, пьян! Чем же еще прикажете заниматься в домзаке! Остается глушить водку и изучать классиков. Зайдите ко мне в каюту. Евгений Степанович, зайдите хоть на минуту! Такие страшные сны… Вы не откажете мне в этой услуге, в этой маленькой, крошечной любезности? Такая тоска… Сейчас я отопру мою камеру… Именно – камеру. Ведь мы в домзаке. Да не оглядывайтесь, никого нет, мы одни! Вот и по вашему лицу видно, что вы находитесь в домзаке. Вы добродетельны, несчастны и не можете отсюда уйти. Разве в воду?