Джордж Элиот - Миддлмарч

• Название: Миддлмарч
• Автор: Джордж Элиот
• Жанр: Проза

---

- Я гораздо хуже, чем вы считаете, и оправдываю ваше доброе мнение только в одном, - сказал Уилл, не утаивая своих чувств от Доротеи, после того как она обнаружила свои. - Я говорю о своей преданности вам. Когда я решил, что вы можете в ней усомниться, мне все стало постыло. Я решил, что между нами все кончено, что мне больше не для чего стараться и осталось лишь смириться с безрадостным будущим.

- Теперь я в вас не сомневаюсь, - сказала Доротея и протянула ему руку. Ей почему-то стало страшно за Уилла, и ее еще сильнее охватила нежность к нему.

Он поднес ее руку к губам и чуть не разрыдался. Но так как в это время он держал в другой руке перчатки и шляпу, с него можно было бы писать роялиста, свидетельствующего свою верность королеве. И все же Доротее не без труда удалось высвободить руку, причем бедняжка смутилась и торопливо отошла.

- Взгляните, тучи стали совсем черными и деревья так и гнутся на ветру, - сказала она, подходя к окну и весьма смутно сознавая, что делает и говорит.

Уилл последовал за нею и оперся о высокую спинку кожаного кресла, на которое отважился наконец-то положить перчатки и шляпу, почувствовав, как его перестала сковывать мучительная неловкость, до этих пор ни разу не омрачавшая его встреч с Доротеей. Признаемся, он испытал огромное удовольствие, опершись о спинку кресла. Он уже не опасался ее рассердить.

Они стояли молча, глядя не друг на друга, а на вечнозеленые деревья, ветви которых гнулись под ветром, мелькая светлою изнанкой листьев на фоне почерневшего неба. Уилла никогда еще так не радовала надвигающаяся гроза: ока избавляла его от необходимости немедленно уйти. Ветер срывал с деревьев листья и мелкие ветки, гром грохотал все ближе. С каждой минутой становилось темней и темней, как вдруг вспыхнула молния, и оба они вздрогнули, переглянулись и тут же улыбнулись друг другу. Доротея заговорила о том, что занимало в этот миг ее мысли:

- Вы были неправы, решив, будто вам не для чего больше стараться. Даже утратив самое дорогое, нельзя опускать руки, ведь стараться можно и для блага других людей. Пусть не мы, зато кто-то другой будет счастлив. Я ощутила это с особой силой в минуту наибольшей скорби. Я не могу себе представить, как бы я перенесла свое несчастье, если бы это чувство не пришло мне на помощь и не влило в меня новые силы.

- Мое несчастье несравнимо с вашим, - сказал Уилл, - как горько было сознавать, что вы меня презираете.

- Мне было тяжелее... нет ничего горше, как дурно думать... - порывисто заговорила Доротея и замолкла.

Уилл покраснел. Ему казалось, Доротея каждым словом подтверждает свою убежденность в том, что их разлука неизбежна. Он помолчал одно мгновение и с жаром произнес:

- Мы, по крайней мере, могли бы себе позволить разговаривать друг с другом без обиняков. Я ведь должен уехать... мы должны расстаться... так что вы можете смотреть на меня как на человека, находящегося на краю могилы.

Он не успел договорить, как ослепительно вспыхнула молния, и лица их, казалось, озарил трагичный свет обреченной любви. Доротея отпрянула от окна, Уилл метнулся следом и сжал ее руку, они застыли, глядя на грозу и держась за руки, словно двое детишек, как вдруг раздался страшный треск, затем глухой рокот и хлынул дождь. Тогда они опять, все так же держась за руки, повернулись лицом друг к другу.

- Мне не на что надеяться, - сказал Уилл. - Даже если бы вы любили меня так же сильно, как люблю вас я, даже если бы я был для вас всем, это ничего не изменило бы. Я, вероятие, на всю жизнь останусь бедняком. Не будем предаваться фантазиям: нас ожидала бы жалкая участь. Нет, быть вместе нам не суждено. Я, возможно, поступил неблагородно, добиваясь от вас этой встречи. Я хотел уйти без объяснений, но не смог осуществить свое намерение.

- Не огорчайтесь, - ясным нежным голосом сказала Доротея. - Я довольна, что сумею разделить с вами горечь нашей разлуки.

У нее дрожали губы, у него - тоже. Неизвестно - чьи потянулись первыми, но неожиданно их губы слились в трепетном недолгом поцелуе.

Дождь барабанил по оконным стеклам, словно разгневанный дух тьмы; неистовствовал, бесновался ветер; в такие минуты застывают в неподвижности и хлопотливый труженик, и бездельник.

Доротея опустилась на стоявшую в нескольких шагах от них длинную и низенькую оттоманку и, сложив руки на коленях, смотрела на бушующую за окном непогоду. Мгновение спустя рядом с ней сел Уилл и прикрыл ладонью ее руки, которые при первом же его прикосновении повернулись ему навстречу ладонями вверх. Так они сидели, не глядя друг на друга, пока дождь не начал стихать. В голове обоих роилось множество мыслей, но они не высказывали их вслух.

Когда шум дождя смолк, Доротея повернулась к Уиллу. Тот вскрикнул, словно перед ним внезапно возникло орудие пытки, торопливо вскочил и сказал:

- Нет, это невозможно!

Вновь подойдя к тому же высокому креслу, он оперся на его спинку и, казалось, пытался обуздать свой гнев. Она печально на него смотрела.

- Это безжалостно, как смерть... как любое из бедствий, насильственно разлучающих людей, - вновь вспыхнул он, - только еще невыносимее - из-за ничтожных пустяков искалечить всю жизнь.

- Нет... не говорите так... ваша жизнь не будет искалечена, - с глубокой нежностью проговорила Доротея.

- Будет, - сердито ответил Уилл. - И не нужно так говорить, это просто жестоко. Вы способны смириться с нашим несчастьем, для меня же оно заслонило весь свет. Невеликодушно говорить сейчас со мною так, словно моя любовь - безделица, которую вам ничего не стоит отбросить. Мы ведь никогда не будем мужем и женой.

- Когда-нибудь... возможно, будем, - дрожащим голосом сказала Доротея.

- Когда же? - с горечью воскликнул Уилл. - Можно ли рассчитывать на то, что я когда-то добьюсь успеха? Обеспечить себе скромное безбедное существование - предел моих надежд, а добиться большего я сумею лишь в том случае, если мне улыбнется фортуна или я решусь стать продажным писакой. В этом нет ни малейших сомнений. Я не имею права связывать свою судьбу с судьбою женщины, даже если она не пожертвует ради меня богатством и довольством.

Доротея молчала. Чувства, переполнявшие ее сердце, рвались наружу, но она была не в силах произнести ни слова. Спор в душе ее умолк, и было невыносимо тягостно молчать о том, о чем ей так хотелось сказать. Уилл сердито смотрел в окно. Если бы он смотрел на нее, если бы он не отошел от нее, ей, вероятно, было бы легче. Но вот, все еще опираясь на спинку кресла, он повернулся к Доротее, машинально протянул руку за шляпой и сердито сказал: - До свидания.

- Ах, я этого не вынесу... у меня разрывается сердце, - сказала Доротея и встала Ее чувства наконец прорвались и смели все препоны, принуждавшие ее молчать... бурно хлынули слезы: - Я согласна жить в бедности, я ненавижу свое богатство.

В то же мгновенье Уилл был рядом с ней и обнял ее, но она отстранилась и нежно отклонила его голову от своей, чтобы он не мешал ей говорить. Простодушно глядя на него большими, полными слез глазами, она говорила, всхлипывая как дитя:

- Нам будет вполне достаточно и моего состояния... так много денег... целых семьсот фунтов в год... мне ведь так мало нужно... я обойдусь без обновок... и запомню, что сколько стоит.

84

Пусть все твердят, и стар и млад,

Что виновата я,

Да только тех чернее грех.

Кто очернил меня.

"Смуглая девушка" (*176)

Это было вскоре после того, как палата лордов отклонила билль о реформе (*177), чем объясняется то обстоятельство, что мистер Кэдуолледер, держа в руке "Таймс", прохаживался по травянистому откосу близ оранжереи Фрешит-Холла и со свойственной завзятому рыболову бесстрастностью рассуждал с сэром Джеймсом Четтемом о будущем страны. Миссис Кэдуолледер, вдовствующая леди Четтем и Селия сидели в садовых креслах, время от времени поднимаясь, дабы взглянуть на Артура, которого возила в колясочке няня, причем юный Будда восседал, как и положено этому божеству, под сенью священного зонтика, украшенного шелковой бахромой.

Дамы тоже толковали о политике, но отклонялись от темы. Миссис Кэдуолледер полагала, что проект назначения новых пэров сыграл в событиях не последнюю роль. Ей было доподлинно известно от кузины, что Трабери переметнулся на другую сторону по наущению жены, которая давно учуяла, какие блага им сулит спор о реформе, и готова душу продать дьяволу, только бы стать рангом выше своей младшей сестры, жены баронета. Леди Четтем сочла такое поведение весьма предосудительным и припомнила, что матушка миссис Трабери - урожденная мисс Уолсингем из Мелспринга. Селия признала, что называться "леди" приятней, чем "миссис", и что Додо о рангах не думает, лишь бы ей позволили поступать по-своему. Миссис Кэдуолледер полагала, что в титуле не так уж много проку, если в твоих жилах нет ни капли благородной крови и это всем известно, а Селия, оторвав взгляд от Артура, сказала: