Майкл Корда - Богатство

• Название: Богатство
• Автор: Майкл Корда
• Жанр: Современная проза

---

– За следующей дверью, – сказал он. – Идем. – Взяв ее за руку, он проводил ее в кабинет, одну из тех бессмысленных комнат, оформленных дизайнером исключительно ради того, чтобы глава предприятия мог сидеть за столом и подписывать официальные документы, не подходящую ни для каких иных узнаваемых целей. Мебель казалась слишком большой, слишком дорогой, и слишком неудобной для нормального пользования. Посреди комнаты стоял крупный предмет, покрытый пыльным чехлом. Для произведения искусства он вряд ли был подходящей формы, но с Артуром никогда нельзя быть уверенной – его страсть к модернизму была полна энтузиазма и не подлежала критике, чем более гротескным был объект, тем сильнее привлекал он к себе интерес.

Он рывком стащил чехол, открыв архитектурную модель странного, приземистого здания без окон. Оно было определенно "модернистским", но не в обычном стиле гладкой стеклянной коробки. В некоторых аспектах оно напоминало египетский храм или вавилонский зиккурат[27] с террасами, висячими садами, резными каменными стелами и диковинными балконами. Она ни в коей мере не претендовала на знание архитектуры, но не требовалось понять, что это было бы одно из самых замечательных и противоречивых зданий в мире, если бы когда-либо было построено.

– Ну, что ты думаешь? – спросил Артур с гордостью отца, демонстрирующего свое дитя.

– Изумительно. – Она надеялась, что подобрала правильное слово.

Она явно попала в точку.

– Правда? – прогремел он. – Разве в сравнении с ним проклятый Гуггенхеймовский центр не выглядит глупо? Фрэнк Ллойд Райт был очень хорош в свое время, но Гуггенхеймовский центр – это доказательство его маразма.

– Это музей?

– Конечно, Алекса. Не просто музей. М о й музей! Я просто забыл, как выглядит эта проклятая штука. Пришлось убрать модель в кладовую, когда Роберт пытался устроить переворот. Она стала – он поискал нужное определение, – яблоком раздора. Я собирался потратить кучу миллионов, способную истощить богатство Баннермэнов, на какую-то чепуху… Мне пришлось бороться за свою жизнь, поэтому я и забросил музей. И жалею, теперь, когда глянул на него снова.

– Сколько бы это стоило?

– Тогда? Около семидесяти пяти миллионов. Однако, это стоит того, до последнего пенни. Конечно, если включать сюда цену земли и коллекции, много больше, но я не брал их в расчет. Я уже владею землей и произведениями искусства. Чертовски стыдно не выставлять их, как подумаешь об этом.

– Разве сейчас построить его не обойдется гораздо дороже?

– В этом и дело. Такие вещи, если их откладывать, исполнить становится все труднее и труднее. По правде говоря, это не так разорительно, как ты можешь подумать. Большая часть денег не облагается налогом. И музей может перейти на самоокупаемость. Я планирую выпускать по лицензии репродукции, но большим тиражом, по подписке, как книжные клубы… внести современное искусство в дома людей, и за приемлемую цену. Если все сработает, то музей окупится.

– А что скажут художники?

– Они получат гонорар. Не думаю, чтоб они стали возражать.

– А твоя семья?

– Да… Они, к о н е ч н о, станут возражать. Но мне шестьдесят четыре года, дорогая моя. Если я хочу это сделать, то сейчас или никогда. – Он сел на софу, похлопал по сиденью. Она опустилась рядом с ним и обняла за плечи. – Дело в том, что я снова начал чувствовать себя живым. Как Рип ван Винкль, очнувшийся от векового сна, понимаешь? И обязан этим тебе. Я вел растительное существование, как гриб на пне – а нет кратчайшего пути к могиле. Не знаю, сколько времени мне потребуется, но я должен это сделать. С твоей помощью.

– М о е й?

– Не вижу, на кого еще я могу положиться. Вся семья в прошлый раз была против меня, и я не предполагаю, что они изменили свое мнение. И уж, конечно, не Роберт.

– Тебя это не беспокоит?

Он пожал плечами.

– Беспокоит, и очень сильно, но я не позволю себя остановить. Не сейчас. – Он взял ее за руку. – Я собираюсь произвести некоторые изменения. Их следовало бы сделать много лет назад. Я хочу, чтобы богатство использовалось для п о м о щ и людям, а не расточалось или раздавалось учреждениям. Если Роберт не примет мою точку зрения… – он сделал глубокий вздох и помолчал… – я лишу его наследства, раз и навсегда.

Она почувствовала, что его рукопожатие стало жестче. Ей хотелось сказать, что это не ее дело… что последнее, чего ей хочется – быть вовлеченной в схватку между Артуром и его семьей за богатство, никакого отношения к ней не имеющее, и новый музей в городе, где их и без того достаточно, а может, и сверх того. Но она не видела смысла в споре. Однако, против воли, она испытала некоторое чувство тревоги. Если до семьи дойдет хоть одно слово о том, что на уме у Артура, разразится настоящий ад, и всякий, кто попадет под перекрестный выстрел, жестоко пострадает.

– Ты действительно готов зайти так далеко?

– Если буду должен. Это значит – пойти против фамильных традиций., но пытаться вырвать контроль над состоянием у родного отца, когда он еще жив и дышит, тоже не вполне традиционный метод, однако Роберта это не остановило. – Взгляд его стал жестким. Когда бы он не говорил о Роберте, то превращался в другого человека, в чем-то более сухого и отстраненного. Он встряхнул головой. – Знаешь. он дошел даже до того, что подготовил план перестройки Кайавы! "Проект развития и переустройства Кайавы", если угодно. Нашел архитекторов, подрядчиков, политическую поддержку в Олбани. За всем этим стоял Барни Рот, известный архитектор, тот самый, который возвел на Пятой Авеню это кошмарное сооружение из черного стекла. И он никогда не простил меня. Они с Робертом превратили бы Кайаву в какую-то чертову корпорацию и понастроили бы там тысячи домов! – Он рассмеялся. – Я должен это остановить. Будь я проклят, если хочу увидеть, как он превращает Трест в какой-то конгломерат, и с советом директоров и общими акциями, продаваемыми га бирже, но именно это они собирался сотворить, или нечто, очень похожее.

– Кому же ты оставишь свое состояние?

– Не знаю. Точно я еще не решил. Если бы в семье был хоть кто-то, кому я мог бы по-настоящему доверить управление делами! Патнэм, к несчастью, не подлежит обсуждению. Одно время я думал о Сесилии, но она, в конечном счете, всегда поступает, как хочет Роберт. Может быть, придется оставить контроль больше, чем одному человеку, хоть мне и противна эта мысль…

– Но разве это не то же самое, что, по твоим словам, сделает Роберт? Учреждение совета директоров?

– Чепуха! – рявкнул Артур. – Это совсем другое. – Но он посмотрел на нее с явным уважением. Неужели потому, что она нашлась с ответом? – удивилась Алекса. Или потому, что попала в точку? Вид у него был задумчивый. – Конечно, в том, что ты сказала, что-то есть, – ворчливо согласился он.

– Это было просто предположение.

Он встал и потянулся, затем принялся неустанно расхаживать взад-вперед.

– Мне следовало бы чаще спрашивать твое мнение. Ты умеешь разглядеть суть, в отличие от моих юристов, будь они прокляты. Вот в чем недостаток постоянного одиночества. Не с кем обсудить свои замыслы. И начинаешь прокручивать и прокручивать их в голове, вместо того, чтобы что-то сделать. И откладываешь, а потом снова откладываешь. Все, хватит! Отныне я чувствую себя новым человеком!

– Мне и старый достаточно нравился.

– Новый понравится больше, я тебе обещаю. – Он остановился и взглянул на модель. – Полагаю, мы сможем превратить эту комнату в рабочий офис.

– Офис?

– Мы будем работать, ты и я. Если захочешь.

– Конечно, я захочу, но что мы будем делать?

Он рассмеялся, более счастливо, чем она когда-либо слышала раньше.

– Для начала мы должны заложить фундамент музея. Затем нам нужно решить, как использовать состояние – изменить филантропию в духе 80 годов, чтобы она затрагивала жизни людей, а не просто вбухивать миллионы долларов туда, где их и без того слишком много… – Он нагнулся и поднял ее на ноги. – Предстоит сделать очень много, но вместе мы сможем. Ты сомневаешься?

– Конечно, нет, – сказала она, и не солгала – его энтузиазм был не только заразителен, но также заставлял его казаться намного моложе.

– Нам нужно встряхнуться. – Затем он передумал и обнял ее. – Нет, мы отпразднуем это по-другому.– Он увлек ее на софу и стал раздевать. До этого они всегда занимались любовью в постели и раздевались сами, и, по правде говоря, секс в иных местах, помимо спальни, никогда не привлекал ее, заставлял испытывать неловкость.

Она сбросила туфли и стянула колготки, пока он расстегивал пуговицы ее блузки. В этой внезапной вспышке его желания было нечто столь спонтанное и естественное, что она была увлечена, как никогда раньше. Она не думала ни об его возрасте, ни о неудобствах софы, ни о том, что они лишь частично раздеты. Она обняла его так крепко, как могла, он овладел ею стремительно, без свойственных ему медленных, нежных приготовлений, и она услышала, как он хрипло шепчет ей на ухо: